В словах пса была своя доля истины. Дождь хлестал все сильнее, и я уже начала дрожать. Шляпа и платье промокли. Соблазн был слишком велик. Я совсем не знала его, зато точно понимала, чего именно он от меня хочет. Поэтому снова покачала головой и бросилась прочь по улице под проливным дождем, молясь, чтобы зверь не кинулся за мной.
Он не стал этого делать, только засмеялся мне в спину и крикнул: «Как хочешь! Так даже интереснее, Эва».
Я не помню, как добралась до дома — измученная, промокшая и дрожащая от холода. Скинула вещи прямо в коридоре маленькой квартирки, которая находилась под самой крышей, завернулась в теплый и уютный халат до пят и открыла в ванной горячую воду. Меня трясло до сих пор.
Я включила на полную мощность отопление и провела рукой над светильниками, чтобы они зажглись. На небольшой квадратной плитке уже начинал пыхтеть чайник, а я тихонечко стала согреваться.
В этот момент раздался стук в дверь.
У меня было не много друзей. Иногда заходила соседка или квартирная хозяйка. Вот, собственно, и все мои посетители. Район у нас был тихий, и я не боялась. Открывала всегда сразу же, но не сегодня. Сегодня меня прошиб холодный пот. Я была почти на сто процентов уверена, что за дверью он — темноволосый оникс, который не привык сдаваться.
Я пару минут посидела испуганной мышью на кухне, но настойчивый стук повторился, и любопытство победило. Осторожно подошла к двери и провела дрожащей ладонью по ее поверхности. Место, которого я коснулась, стало прозрачным, позволив увидеть, кто стоит снаружи.
Там переминался с ноги на ногу совершенно незнакомый парень. Судя по форменной одежде, посыльный. Я ничего не заказывала, но все же осторожно приоткрыла дверь, не торопясь распахивать полностью.
— Глинтвейн для Эвы Соунсон, — произнес он, сверяя имя с бумажкой.
— Но я ничего не заказывала…
— Адрес ваш, имя ваше, уже оплачено. — Парень пожал плечами и протянул мне коробку. — Будете брать?
Я растерянно протянула руки. Курьер поставил заказ и тут же развернулся на лестничной клетке и сбежал вниз.
На кухне я осторожно вскрыла упаковку. Внутри, заключенный в плотный куб из специального, удерживающего температуру вещества, стоял огромный кубок, в котором плескалась алая жидкость. К заказу прилагался маленький пакетик с зельем. Его я высыпала на куб, и он растаял. По комнате поплыл аромат горячего вина, апельсиновой цедры и корицы. Еще в упаковке лежала записка. Там было всего несколько слов: «Я не хочу, чтобы ты заболела».
Не нужно было гадать, от кого этот подарочек. Первым порывом было выкинуть его в окно, но потом я подумала, что и сама не хочу свалиться с простудой, в которой, пусть и косвенно, виноват оникс, поэтому все же взяла кубок в руки. Предварительно внимательно принюхалась, но вроде бы пах напиток так, как ему и положено. Я уловила только слабый букет лекарственных трав и осторожно сделала глоток.
Глинтвейн был обжигающе горячим. При упаковке не поскупились на магию — стоила такая доставка недешево. Да и сам глинтвейн, терпкий, с ярко выраженным медовым привкусом, был хорош. Я даже про ванну забыла, а когда вспомнила, принимать ее передумала. Меня начало клонить в сон. Я завернулась в теплый плед и задремала. Горячий алкоголь заставил расслабиться и забыть обо всех неприятностях этого дня.
Да, в моей жизни снова возникли проблемы, но я пообещала себе, что подумаю о них завтра. Причем не с самого утра. На утро у меня был запланирован один визит. Собственно, только ради этих визитов я и брала выходные.
Ехать надо было в пригород Собирона, поэтому я встала рано утром. К счастью, без малейших признаков простуды. То ли не подвело мое отменное здоровье, то ли глинтвейн, присланный ониксом. Мне хотелось верить в первое. Но в любом случае, что бы ни послужило причиной, с утра я была свежа и даже могла не реветь. У меня имелись небольшие накопления. Первое время я продержусь, а дальше будет видно. Жаль только, придется уехать отсюда. Если будет необходимость, то далеко-далеко. А там пройдет укус, забудется история и, возможно, получится найти работу. Ту, к которой я привыкла и которая обеспечит мне нормальный доход. В Собироне лучшее, на что я могла рассчитывать, — это помощница в какой-нибудь лавочке. А это, даже при хорошем раскладе, лишь треть моей зарплаты.
В этом городе меня держало только одно. Мне предстояло решить эту проблему, и пока я не знала как.
Я заплела волосы в тугую косу и уложила ее вокруг головы. Надела горчичного цвета платье с воротником-стойкой и чуть расклешенным книзу подолом, а также прихватила из шкафа короткий жакет из мягкой кожи. Сегодня погода радовала. Дождя не было, и из-под низких туч иногда даже выглядывало солнце. Но осенью в Собироне без зонта нельзя, поэтому я повесила свой на сгиб локтя и отправилась на остановку кебов. Ветер все равно был холодным, и, смотря на пасмурное небо, можно было предположить, что день снова закончится дождем.
Но там, куда я собралась ехать, всегда стояла хорошая погода. Странно: место не располагало к уюту и теплу, но я всегда ощущала там покой. Возможно, из-за пропитавшей все вокруг магии. Только в таком месте могли жить все эти люди. Те, в ком война оставила слишком глубокий след.
Подошел кеб, и я устроилась у окна, предвкушая длинный неторопливый путь, когда можно посмотреть в окно и помечтать или, как сегодня, поразмышлять о проблемах. Я позволила себе этот час. Когда кеб остановится у ворот, я сумею взять себя в руки. Иначе нельзя.
Так и вышло. И к тому времени, когда я прошла через кованые ворота на хорошо охраняемую территорию, я знала, что буду делать. Решение далось нелегко, но оставаться в Собироне было опасно, а значит, придется уехать как можно быстрее.
— Мисс Соунсон? — обратилась ко мне немолодая женщина в темно-коричневой униформе. — Мы не ждали вас так рано. Пойдемте, я провожу вас.
— Я знаю дорогу. — Я улыбнулась, но послушно отправилась за провожатой.
— В этот раз я хочу сопроводить вас сама. Мне есть что показать.
— Правда? — В душе вспыхнула надежда, но спутница умерила мой пыл.
— Пока радоваться рано, но некоторые подвижки есть.
Я пришла в знакомый коридор и остановилась перед огромной стеклянной стеной, отгораживающей меня от самого родного человека, который остался на этой земле. С некоторых пор мы с лекарем поняли, что так лучше: не видя меня, маленькая пациентка вела себя спокойнее. Я напоминала ей мать. И это, видимо, слишком сильно ее волновало. Оживали ужасные воспоминания пятилетней давности.
Сегодня все было иначе — никаких мрачных тонов в палате. За стеклом была большая комната, наполненная иллюзиями: внутри находился мир, в котором жила маленькая пациентка, и сегодня он был прекрасен. Я как завороженная смотрела на зеленый луг, по которому бегала за бабочками хорошенькая рыжеволосая девочка. Янина — моя сестра.
Когда на нас напали и сожгли дом, ей было всего пять. Я чудом спасла ее из пылающей спальни родителей, но, увы, потрясение оказалось слишком сильным. С тех пор Янина ушла в себя. Она жила в своем собственном мире, и до этого дня он был страшным. Она раз за разом переживала страшную ночь и гибель родителей. Какое-то время я пыталась справиться сама, но малышке становилась все хуже. А потом я нашла клинику, и состояние Янины если не стало лучше, то хотя бы стабилизировалось.
— Собираюсь забрать ее отсюда, — тихо сказала я, чувствуя, как сжимается сердце. — У меня изменились обстоятельства. Осталась без работы и вынуждена уехать. Ей будет плохо без меня. Да и лечение теперь будет мне не по карману. Я протяну еще сколько-то… Но недолго…
— Вы хорошо подумали, мисс Соунсон? — обратилась ко мне Линда Эдванс — лекарь, которая уже три года наблюдала за состоянием Янины. — Вы действительно хотите ее забрать сейчас, когда наметился пусть и небольшой, но сдвиг? Вы понимаете, что это повлечет за собой?
— Какой сдвиг? — горько усмехнулась я, наблюдая за тем, как явно счастливая девочка с хохотом бежит за стайкой разноцветных птичек. — Она все так же в своем мире. И не видит ничего вокруг.