Наступила зима. Алексей с товарищем несколько раз пытались перейти линию фронта, но все их попытки терпели неудачу. Плохо одетые, в рваной обуви, замерзающие Борисов и Подоляко ползли по глубокому снегу, стараясь незаметно уйти от фашистов. Однажды при очередной попытке перейти к своим они были вынуждены долго лежать в сугробе, пока гитлеровцы не прекратили стрельбу. Местные крестьяне спрятали полузамерзших беглецов. Пришлось им задержаться — на лечение надо время, — мороз надолго оставляет свои метки.

«Что делать? — размышлял Борисов. — Линия фронта отходит все дальше и дальше. Своих мы теперь не догоним. Но так жить тоже нельзя. Значит, надо искать партизан или самим создавать отряд».

То же думал и Валентин. Поэтому, когда в селе Гахов, где скрывались товарищи, начала формироваться небольшая группа, которую возглавил Карп Онопченко (секретарь подпольного Кролевецкого райкома партии), Борисов и Подоляко вошли в нее. Снова Борисов в пути. Но теперь он идет не один, а с группой, и двигаются они совсем в другом направлении — не к линии фронта, а в тыл врага, к партизанам.

Здесь действовал отряд Ковпака, это их листовки вселяли бодрость и надежду в тех, кто находился на временно оккупированной врагами территории. Наконец-то Борисов и Подоляко добились своего: они снова будут бить врагов — они в партизанском отряде!

Встреча с Ковпаком произошла в селе Ворголе Путивльского района.

…Борисов много слышал от Онопченко о Сидоре Артемьевиче Ковпаке, о том, как он сражался в гражданскую войну вместе с Чапаевым, как хорошо он знал Пархоменко и как воевал в первую империалистическую. И сейчас, глядя на этого штатского человека — худощавого старика с седоватой бородкой, как-то очень по-домашнему расположившегося за столом, — Алексей не мог даже сразу поверить, что это и есть знаменитый Ковпак.

Разговор был недолгим.

Сидор Артемьевич задал несколько вопросов вновь прибывшим, по-видимому, остался доволен их ответами, и Борисов и Подоляко стали полноправными членами партизанской семьи.

Теперь Алексей снова воевал, но уже не в небе, а на украинской земле.

Много сот километров прошли партизаны по оккупированной врагом земле. Не раз приходилось им вступать с гитлеровцами в неравные бои, пускать под откос поезда, взрывать мосты, уничтожать фашистов. Вместе с другими воевал и летчик Борисов.

Это ему поручил командир пробраться в штаб за помощью Ковпака, когда гитлеровцы окружили отряд. А было это так. Небольшая группа партизан вступила в неравный бой с врагом. Бились до последнего патрона, потом вступили в рукопашную. Не ожидавшие такого сопротивления гитлеровцы окончательно озверели.

— Рус, сдавайся! — кричали они, в то же время теснее сжимая кольцо вокруг партизан.

Положение у группы было сложное: боеприпасы на исходе, кругом болото, единственный путь тщательно просматривается врагом. Командир вызвал к себе Борисова.

— Вся надежда на тебя, Алексей. — сказал он, — надо прорваться к своим. Обязательно. Понимаешь, очень надо!

Алексей понял: надо пройти во что бы то не стало, даже ценою собственной жизни.

Алексей бросил гранату. Несколько гитлеровцев упали. Борисов прорвался через цепь противника.

Дальше он пошел, вернее пополз. Иногда приподнимался, бежал, снова падал и снова полз. Он не мог идти иначе — за каждым его шагом следил гитлеровский снайпер.

Борисов дошел и выполнил задание…

Однажды роте, которой командовал Борисов, пришлось прикрывать отход партизанского соединения. Почти 30 часов сдерживали они натиск гитлеровцев, а потом сами ушли от врагов. Так проходили партизанские будни, и наравне со всеми сражался Алексей Борисов.

Но вот в Брянском лесу приземлился долгожданный самолет с Большой земли. Борисов, как и другие партизаны, отправил письма родным и в свой полк. А в середине лета 1942 года с другим прибывшим самолетом Алексей Борисов уже улетел в Москву, его вызвали в штаб Военно-Воздушных Сил.

И вот Алексей снова в столице. Вот Марьина роща, где он родился. Он идет по знакомим улицам. Вот и его дом. Алексей взбежал по ступенькам, привычно позвонил.

За дверью послышались шаркающие шаги, вот они все ближе и ближе. На пороге мать… Она даже не заплакала, увидев сына, только замерла на его плече!.. Значит, права была Татьяна Корнеевна, когда не верила, что сына нет в живых. Вот и дождалась его возвращения, а может быть, ему помогла вернуться сила материнской любви…

Борисов снова в авиации. Перегоняет боевые машины с завода на фронт. Вот и сейчас он здесь, на заводе, по этому делу.

Степанян внимательно слушал рассказ. Как хорошо он понимал Алексея! Вместе с ним он мысленно проделал весь его путь. Полз по снегу, сидел, притаясь, в сугробе, пытался оттереть замерзшие руки. Вместе с ним шел по болотам и продирался через лесную чащу. Бросал гранаты и закладывал взрывчатку под железнодорожные рельсы…

«Молодец, Алексей! — думал Нельсон. — Не случайно он мне всегда нравился. Боевой мужик!»

А вслух он сказал:

— Я бы тоже, наверное, так же, как и ты, действовал, если бы меня сразу партизаны не нашли. Без своих нельзя…

И Нельсон рассказал Алексею о том, как его, раненного, встретили партизаны и переправили в госпиталь.

Еще не все было рассказано, не о всем было переговорено, но уже пора расставаться — время не ждет. Война!

«Увидимся ли еще?» — подумали оба.

— До следующего свидания, — сказали вслух.

Больше такого свидания не было. Война развела их в разные стороны. Борисов перегонял самолеты туда, где их не хватало, а Нельсона Степаняна, несмотря на осе его просьбы об отправке на фронт, временно откомандировали на переподготовку.

16

В училище летчики проходили так называемое «боевое применение». Сюда прибывали летчики из разных фронтовых частей и изучали теорию, осваивали новую технику. Обычно срок обучения был около полугода. Сначала шла теория, а последний месяц уже «боевое применение» — практика. Степанян руководил полетами и отвечал за них, но неоднократно просил командование отправить его на фронт. Ему отказывали — его мастерство и опыт нужны были и здесь. Если на фронте Нельсон не замечал времени, то здесь, казалось, минуты превращались в часы. Еще день прошел! Еще! И все похожие один на другой.

Единственно, что порадовало Нельсона, это приезд жены с сыном. И эта радость совпала с тем, что он наконец-то добился своего и его должны были отправить в 47-й штурмовой полк, действовавший в Крыму.

…Фира никак не предполагала, что ей так мало придется побить с мужем. Но спасибо судьбе и за три дня, проведенные вместе, другим не выпадает и такой удачи. Конечно, днем Нельсон занят, хотя вырывает каждую свободную минуту, чтобы забежать и поиграть с сыном. Мальчишку не узнать, ведь он растет не так, как взрослые. Здесь каждая неделя имеет значение, а отец не видел его несколько месяцев!

И когда наступил день отъезда в Баку и когда поняли они, что ничего еще не решено и не сказано, уже пора было ехать на вокзал.

Степанян проводил своих и, как мог, удобно устроил их в вагоне. Затем как-то быстро попрощался и ушел. Поезд медленно набирал скорость, тяжело вздыхал и все норовил остановиться, потом разошелся и побежал, мерно отстукивая километры на стыках рельсов.

— Самолет летит! Смотрите, да как низко! — удивился кто-то из пассажиров.

Действительно, низко, почти рядом с крышей вагонов, летел тяжелый, знакомый Фире самолет. Это штурмовик, его горбатый силуэт ни с чем никогда не спутаешь.

— Папа летит! Это мой папа! — раздался звонкий детский голос.

У Фиры замерло сердце. Она бросилась к окну. Так и есть! Нельсон!

Она почувствовала, как в горле мгновенно вырос комок, а глаза наполнились слезами. Ей было невыносимо тяжело расставаться с мужем. Может быть, бывают на свете и лучшие мужья, бог с ними, но только Нельсон мог догнать поезд на самолете и промчаться почти у самого окна.