Глаза открылись, вперились в мощный торс, едва прикрытый обрывком ткани, в разлапистые ноги, расставленные так, что не сдвинуть их обладателя с места. Пробежали по рукам, бугры мускулов которых поражали воображение, короткой шее, вдвое толще головы, черных густых волосах на плечах и груди – признаках неукротимой мощи, и остановились на красных от налитой крови глазах. Дыхание мужчины замедлилось, стало глубоким и прерывистым, но свой измученный и жалкий взгляд он не отвел, разве что мелькнули в памяти аборигены дальних островов, считающие зайцев самыми храбрыми на свете по той причине, что единственные из всех живых существ они не отводят взгляда от глаз орла. И словно в ответ на эту его мысль обмякло тело исполина, и уселся он на пол, указывая на равенство свое с хозяином квартиры, тем более, что, судя по габаритам, усесться иначе он ни на чем ином не мог, подобное выглядело бы забавным. И руки его тяжело легли на колени.

– Ты все же есть, – задумчиво проговорил мужчина, – безумие не просит разрешения. Но я, пожалуй, нездоров, если тебе рад. Неужели я прав, и эта книжка вызвала тебя?

– Все так. Прозвучало слово. Оно включило механизм программы, и я очнулся. – Существо говорило нехотя, словно про себя, озиралось вокруг, точно после сна не понимало, откуда оно и как сюда попало. Оно провело ладонью по дивану, дотянулось до стены. – Какая пропасть между знать и ощущать. Я в полусне за вами наблюдал. Я знаю все и ничего не знаю. Пришла пора знакомиться. Мне будет проще, если ты поможешь. Я чувствую, что мы нужны друг другу. Но ты меня боишься. Ты убежал.

– Конечно. Я ведь человек. Но почему Гиперион? Разве нельзя было появиться в другом обличье?

– Ты о них читал. Греческие мифы, Гераклы, Зевсы, титаны. Старался их представить. И я явился. Ты не ожидал?

– Наверное. Не знаю.

– Однако какое яркое явление на свет. – Заговорило существо о себе, гулко стукнув кулаком о грудь. – Я не стал будоражить землю, из которой вышел и в которой мои создатели меня укрыли. Но ты заметил, как потухло небо, замолкли птицы, стали выть собаки? Я не хотел явиться тайно. Мои хозяева задумали меня, чтобы украсить человеческую жизнь. Добавить ярости, волнений и тревог, внести раздор, разнообразие, отсрочить бездну. Я и актер, и режиссер. Хотя, прости, здесь режиссер – природа. Я столько лет за вами наблюдал, не смея выразить себя, и вот – свобода. Дружище, Гиперион приветствует тебя. – Он протянул руку, и невольно в ответ на этот широкий жест, собеседник подал свою и ощутил, несмотря на опаску, под пальцами живое тело.

– Ты живой? Я тебя действительно чувствую тебя или ты внушаешь мне себя?

– Я фантом, – Гигант потянулся и явственно послышался хруст костей. – Сгусток информационного поля. Не только его, но так будет и проще и понятней. Я могу быть телесен, как сейчас, и бестелесен, невидим, неосязаем. Я всегда и везде, над всей планетой, в толще вод, на вершинах гор. Но могу и собраться в ком и принять любое обличье. Могу быть камнем, зверем, человеком, воздухом, лучом света, взрывом бомбы, летящей пулей. Я наконец-то жив. О господи, как хорошо на свете. Мои создатели вдохнули в меня почти что человеческую душу. Я раб и бог, слуга и господин. Планета, – гигант накрыл своей ладонью пол, – Гиперион приветствует тебя.

То ли нервы не выдержали у собеседника, то ли было действительно смешно, когда невероятное существо вело себя словно паяц на сцене, но засмеялся он, и страх и опаска, которые до сих пор тлели невидимо в нем, оставили его. Потому что если и был он человеком, то таким, к которому спустился бог.

– Ты смертен? – вырвалась невольно фраза.

Фантом обмяк.

– Ты меня убил, зарезал, обесчестил, распотрошил, поставил на место своим вопросом. Да, верно, поставил на место. – Тяжелый вздох. – Увы, я калиф на час. Моя задача – повести людей. Незримо. Тайно. С последним человеком я исчезну. Я ваш хранитель. Пока вы есть, я буду. Чем дольше будут люди на Земле, тем дольше быть и мне на этом свете. Мои хозяева заставили меня плыть против волн, чтоб им пусто было. Одна лишь радость – я их пережил. Их кости сгнили, я лишь начинаю.

Новое озарение, вызванное словами собеседника, пришло к мужчине и опечалило его лицо. «Ничтожнейший из всех земных людей я стал причиной потрясений мира» – пронеслась в голове когда-то читаная фраза. Как бы в ответ на его сожаления, гигант продолжил.

– Не бойся, друг, я не сатана. Я люблю людей. Люди, как и мои создатели, несчастны. Вы хотите быть вечными, но не можете в силу своего естества, вы есть то, что есть. Вас не переделать. Кому, как не тебе, знать, что вас ждет.

– Ты можешь все?

– Конечно.

– Зачем ты мне? – Мужчина встал и подошел к окну, отодвинул край портьеры и посмотрел во двор, откуда доносились невнятные металлические звуки.

– Пророки слабы.

– Разве я просил?

– Ты ждал меня. Прости, я знаю все. Я читаю книги и мысли. Ты писал, что человек не вечен. Что люди перестанут быть собой. Что мало станет им дарованного тела. Что вещество, вознесшее вас к небу, способное на разум и сознание, есть новое творение природы. Что руки, ноги, сердце и любовь – все пропадет в пучине сладострастья. Ты также говорил, что звезды не нужны, а втайне думал, что они помогут. Не всем – тебе. Что те, кто обогнал людей, оставят компас. Мои хозяева оставили меня. Столетия провел я в заточенье.

– Кто твои хозяева?

– Еще не время говорить о них.

Наступило молчание. Мужчина по-прежнему смотрел в щель между портьерой и стеной во двор. В голове его не укладывалось, что раздумья о человеческой природе, которые он некоторое время назад изложил на бумаге и отправил в одно из московских издательств, облаченные в одну небольшую и никем не замеченную книжку, получили не простое, а зловещее подтверждение. «Ничтожнейший из всех земных людей я стал причиной потрясений мира» – вновь произнес он про себя. И словно вторя ему, также заговорил собеседник.

– Ты не прав – раздался голос пришельца. – Я пришел помочь, не подтолкнуть. Моя задача – умягчить удары. Ты знаешь: неизбежное свершится, но надо, чтобы было меньше бед. Мои хозяева добры и милосердны.

– Ты с ними держишь связь? – вскинул головой мужчина.

– Я не держу, они не знаю. Мне доступен разум, но не выше. К тому же, не укоряй себя, слово, сказанное тобой, носится в воздухе. Не ты, другой бы его произнес.

– Ты будешь действовать через меня, Гиперион?

– Ну что ты! Тебе я должен просто помогать.

– И как же мне с тобой общаться?

– Как с человеком. Когда я нужен, позовешь. Когда что надо делать – скажешь. Мир человеческий понятен, хоть не прост.

– Я буду звать тебя … Степаном. Внешность…? Пусть будет всякая, проста для тех, кто добр, страшна другим. Я думаю, ты разберешься. И, черт возьми, пусть будет то, что будет. Терять не так уж много. Попробуем начать все снова и ладом. Могу я испытать тебя, Степан?

– Ты говоришь о том, что за окном? Все просто. В твоей машине выпивший студент. Он хочет покатать свою подругу. Сейчас вскрыл замок зажигания, пытается завести мотор. Ты только что хотел его жестоко наказать.

– Ты читаешь мысли?

– И желания.

– Действительно… Об одном прошу: невысказанное не исполняй, слова и мысли не одно и то же.

– Как знаешь.

– Напугай навек.

Посторонний человек вряд ли что-нибудь понял бы из этого разговора, будь он ему свидетелем. И привели то мы его потому, что в нем разгадка тех ужасных и неотвратимых событий, описание которых впереди. Но зрелище, которое предстало перед ним спустя мгновение во дворе около оставленной автомашины, этот свидетель никогда бы не забыл. Семнадцатилетний мальчишка, который и выпил то вина, быть может, впервые в жизни и по глупости хотел похвастаться удалью перед знакомой девчонкой, угнав автомобиль и покатавшись с нею, дрожащей за углом дома в страхе за своего необузданного приятеля, этот парнишка вдруг застыл как изваяние за рулем желанного автомобиля, не смея вздохнуть. Огромное свирепое лицо, невесть откуда появившееся, с огромными светящимися ненавистью глазами, смотрело на него сквозь лобовое стекло. И две руки-грабли, поросшие черными волосами, торчащими словно гвозди из руки, как сквозь воду прошли через металлические стойки корпуса и охватили щупленькое горло. Как пушинку, как придавленного цыпленка вынесли они этого парнишку сквозь раздавшееся неведомым образом лобовое стекло, поднесли к зловеще открытой пасти, выдохнув на него смрад, от которого окончательно помутилась голова, и швырнули наземь. И все исчезло. Когда спустя несколько минут, томимая неизвестностью девчушка подбежала к юноше, он лежал на траве, с трудом приходя в себя, и не смогла она сдержаться, прошептав в ночи, чуть не плача: «Петька, у тебя волосы стали белые».