— Какая я неловкая, — натянуто улыбнулась мама. Кажется, откровенная нелюбезность мужа и ею не осталась не замеченной. — От всех этих треволнений даже познакомиться забыла. Меня зовут Ольга Васильевна, я, как вы догадались, Светочкина мама. — И протянула мне через стол тонкую белую руку.

Я опять отклеился от сидения, на мгновенье сверкнула безумная мысль — знай наших! — поцеловать эту руку, но, конечно же, стушевался, лишь осторожно ее пожал и пробормотал свое известное уже ей от Светки имя. Не Валька, понятно, — Валентин Извеков. Она сказала, что ей очень приятно, я сказал, что мне тоже очень приятно. Оба мы, точно тяжелую работу исполнили и нуждались в передышке, замолчали. Я не знал, в силе ли осталась ее просьба поведать о себе, и заговорил о том, что больше всего волновало:

— А можно мне к ней? — кивнул на дверь в соседнюю комнату.

— Разумеется, — ответила Ольга Васильевна, — только…

— Только, — подхватил вошедший в комнату отец, — недолго. И не заставляйте ее разговаривать. Ей покой нужен.

Радуйся, наше подполье! Вот он соизволил заговорить со мной, милостиво разрешил повидаться с дочкой! Но несомненный спиртовой запах я снова уловил. Может быть, на этот раз оттого, что протирал Светке кожу перед инъекцией? Он, надо думать, врач — не медбрат же. Странно, что второй месяц мы со Светкой общаемся, о чем только ни переговорили, а так мало знаем друг о друге, даже то, чем занимаются родители. Случайно это произошло или время такое настало? Но я уже открывал дверь, за которой ждала меня Светка, все остальное сделалось несущественным…

В ногах у нее, бархатисто-черный, без единого пятнышка, на белом пододеяльнике, спал кот. В тот раз я его не видел. Второе черное пятно — Светкина голова на белой подушке…

Я стоял, смотрел на нее. Когда-нибудь — когда? — вот так же будет лежать она в постели, улыбаться мне, и постель эта будет наша общая, ее и моя… Мы не виделись несколько часов, но Светка изменилась, какой-то другой стала — и немыслимо, неправдоподобно красивой. Я подозревал, что и яркий, малиновый румянец, осветивший ее лицо, и феерически заполыхавшие глазищи — следствие высокой температуры, а не восторга, вызванного моим появлением, но на какое-то время буквально остолбенел. Потом, как последний идиот, — нашел о чем! — спросил:

— У тебя… кот?

— Да, — осторожно прокашлялась Светка, — Дива…

— Дива… — все еще находясь в прострации, повторил я вслед за ней. — Имя у него, однако…

— Полное — Дивуар. Кот Дивуар.

— Дивуа-ар… — протянул я, совсем сбитый с толку. Подошел — непостижимо! — не к ней, а к нему, провел по теплой мягкой шерстке. — Надо же, Дивуар… — Кот приоткрыл зеленые глаза, презрительно посмотрел на меня и снова сомкнул веки.

— Так одну африканскую страну переименовали, — сочла нужным пояснить Светка. — Да оставь ты его в покое, иди сюда. — Высвободила из-под одеяла, протянула ко мне оголенную до плеча руку.

Лишь коснувшись ее, я пришел в себя. Встал на колени, прижался к ней лицом:

— Как же так, Светка? Зачем ты заболела? Когда успела? Вчера ведь только…

— Сама удивляюсь. — Голос у Светки был жалобно-приглушенный, хрипловатый, от сострадания к ней у меня даже сердце заныло. — Вчера немного горло побаливало, я внимания не обращала, а ночью проснулась — как на сковородке меня поджаривали, глотнуть не могу… — Забрала у меня руку. — Сядь на стул, Валька, не хватало еще, чтобы ты заразился. И не переживай, скоро все пройдет. Папа американский антибиотик раздобыл, через пару дней на ногах буду.

Я поднялся с колен — занятно бы выглядел, войди сейчас в комнату кто-нибудь из ее родителей! — снова завладел Светкиной ладонью:

— Я же не целую тебя, руку-то хоть оставь! — Придвинул ногой стул, сел, тоскливо уставился на нее: — Ты сегодня такая красивая…

— Только сегодня? — у Светки хватило сил кокетливо улыбнуться.

— Ну что ты! — Я легонько потянул ее руку на себя, губы мои снова нашли горячую гладкую кожу.

— Ты как маленький! — Рука ее исчезла под одеялом. — Расскажи лучше что-нибудь, а то лежу весь день бревном, читать даже не могу. Что ты делал сегодня?

Я покорно вздохнул, начал рассказывать, как охотился за будущими героями моей статьи, но вошел отец, сказал, не глядя на меня:

— Света, тебе скоро принимать лекарство. — Красноречиво зыркнул на часы и вышел.

— Он у тебя, однако, не очень-то любезен, — не удержался я. — Не то что мама.

Светка нахмурилась:

— Я же тебя просила не делать скоропалительных выводов. И почему он должен быть любезным? Он тебя совсем не знает.

— Но понимает ведь, что не с улицы человек пришел, — не сдавался я, — к его дочери… — В упор посмотрел на нее: — В конце концов, будущий его зять! И вообще он, по-моему…

— Что — пьянчуга? — Светкины глаза — две холодные черные щели.

Я вовсе не это имел в виду, но под настроение буркнул:

— Впечатления трезвенника, во всяком случае, не производит. Насколько я понимаю, врач он…

— Да, врач! — опасливо покосившись на дверь, сказала Светка. — Хирург! И прекрасный хирург, многим поучиться!

Я видел, что она занервничала, и нисколько не хотел с ней ссориться, тем более сейчас. Поднял руки вверх:

— Сдаюсь. Не надо, Светка, я ничего такого не имел в виду. Соображаю ведь, что хирург не подойдет к операционному столу навеселе!

— Он теперь к операционному столу не подходит, — неохотно буркнула Светка. — В поликлинике принимает.

Выяснять, почему он предпочел поликлинику, я не стал. Уходить мне ужасно не хотелось, но опасался нового его появления. И обижаться не было оснований — не каприз ведь, Светка в самом деле больна, лекарства принимать нужно. Подался всем телом вперед, словно намереваясь встать:

— Ну, так я пойду?

Смуглая Светкина рука опять явилась мне, легла на мою:

— Посиди еще немного. И не заводись, все нормально. Расскажи еще что-нибудь. Ты уже детектива много написал?

— Написал мало, придумал много. — Я благодарно потерся об ее руку щекой.

— И убийство будет?

— И убийство будет.

— А кого убьют? За что?

— Молодую девушку, лаборантку. Из-за человека одного пострадает. Могла опознать и выдать преступников.

— Много знала? — по-детски округлила глаза Светка.

— Много! — рассмеялся я. Вернулось хорошее настроение. — Забыла великую народную мудрость: меньше знаешь — крепче спишь.

— А тот, из-за которого ее убили, куда потом делся? — не отставала Светка.

— Представляешь, исчез! Растворился! И никто, даже сам он, не знает, где находится.

— Но ты же знаешь!

— И я не знаю. И не выпытывай, читать неинтересно будет, потому что… — Вдруг замолчал на полуфразе, озаренно посмотрел на Светку.

— Ты чего? — поразилась она.

Я вспомнил. Вспомнил, о чем подумалось перед тем, как заснул. Теперь — спасибо Светке! — я знал, куда запропастился Линевский.

Снова скрипнула дверь, но вошла Ольга Васильевна.

— Вы, наверное, прямо с работы. Может быть, покормить вас?

На какое-то мгновение я заколебался. Не оттого, что действительно, когда напомнила она о пище, захотелось есть. Но давно известно — лучше всего сходятся люди за столом, а мне это очень не повредило бы. Не исключался, правда, вариант, что компанию составит Светкин отец — этого мне хотелось много меньше, — но потерпеть можно было бы, и никакой натяжки — будущий родственник ужинает после работы в кругу будущей семьи. Разговоры, шуточки… Увидели бы, в конце концов, что кандидат в зятья кое-чего стоит. Но если бы Светка сидела рядом со мной… Без нее, боялся, все может получиться непредсказуемо, мне же во вред. Да и, если откровенно, опасался я рассиживаться с папашей, послужить — можно не сомневаться — подопытным кроликом. Придется отложить до лучших времен, по крайней мере до Светкиного выздоровления.

— Спасибо, Ольга Васильевна, — выражая предельную благодарность и признательность, приложил я руку к сердцу. — Как-нибудь в другой раз, у меня еще, к сожалению, дела сегодня…