— Сликит, — смело сказала Сликит, — из Данктонского Леса.

Это также вызвало шумок в зале. Сликит часто задумывалась и на эту тему и пришла к мысли, что поскольку она впервые обнаружила свои истинные чувства к Камню в Данктоне во времена Хенбейн, то на законном основании может заявить, что родилась — заново родилась! — именно там.

Сидим никак не прореагировал на ответ Сликит; даже если он знал, что при Госпоже Хенбейн состояла сидим Сликит, то не подумал, что это она и есть.

— А ты, значит, Бичен, или, как говорят в этих краях, Каменный придурок.

— Крот, — холодно сказал Бичен, которого ничуть не смягчила притворная вежливость Тенора, — что, по-твоему, должны делать последователи Камня в системе, залитой кровью? Как нам жить в тоннелях, где еще слышатся крики умирающих кротов?

Если бы сидим Тенор не сжал губы, было бы совсем незаметно, что эти слова рассердили его. В глазах у него сохранилась любезная, хотя и фальшивая улыбка.

— Крот, — решительно сказал он, — мы никуда не продвинемся…

— Да, не продвинемся! — твердо заявил Бичен, отвернувшись от Тенора, чтобы его могли видеть собравшиеся. И что же они увидели? Не жалкого последователя Камня, каким его всегда изображали элдрены и сидимы, и не обезумевшего Каменного придурка — из тех, над которыми они насмехались. Нет, перед ними стоял крот, в котором чувствовалась подлинная сила, и смотрел на них так, что они не могли оторвать от него глаз, ожидая, что он скажет.

— Нет, мы никуда не продвинемся по этому пути.

Тенор снова попытался овладеть собранием и сказал:

— Но, крот, я…

— И по этому пути тоже! — воскликнул Бичен, отворачиваясь и от Тенора, и от собравшихся кротов и указывая правой лапой на троих последователей Камня, которые безмолвно наблюдали за происходящим. Да и все остальные хранили молчание, потому что никогда в своей жизни не видели, чтобы сидим, грайки и гвардейцы смутились под взглядом какого-то крота, к тому же еще и камнепоклонника.

— Кто эти кроты? — загремел Бичен. Затем он приблизился к ним, и обескураженные гвардейцы отступили. Глаза его блестели, как солнечные лучи, отразившиеся в лужице между корнями дерева. Затем Бичен повернулся к трем последователям и сказал уже гораздо тише, с любовью в голосе: — Кто эти кроты?

Потом он протянул к ним лапы, и они дотронулись до него и удивленно прошептали:

— Кто ты такой? Кто?

Улыбнувшись, Бичен сказал:

— Уходите отсюда, не бойтесь. Никто вас не тронет, пока я здесь. Уходите сейчас и расскажите об этом. Скажите, что вы пришли в пораженный Файфилд в страхе, а когда уходили, страх вытеснила гордость за себя.

Было тихо, никто не осмеливался произнести ни слова. Три последователя Камня посмотрели сначала на гвардейцев, приставленных к ним, потом на тройку, возглавляемую Тенором, потом еще раз на Бичена, и взгляд их был полон благоговения.

— Разве они не свободны и не могут уйти? — воскликнул Бичен, внезапно снова поворачиваясь и глядя прямо в глаза Тенору. — Свободный вход, свободный выход — так сказали и нам, и им. Это было сказано самим Словом! Итак, Тенор из Нидда, прошедший обряд посвящения перед самой Скалой, посмотрим-ка, насколько правдиво твое Слово. Пусть они уйдут отсюда, они тут ни при чем!

Тенор, у которого теперь был яростный вид, кивнул, и три последователя повернулись и бегом кинулись из грота.

— Нет, кроты, ступайте не как преступники и изгнанники, а как кроты, рожденные свободными, которые могут идти, куда их направляет Камень. Идите спокойно и горделиво.

— Что нам сказать последователям Камня, которых мы встретим? — спросил один из них Бичена, когда они беспрепятственно дошли до выхода.

— Скажи им, что Крот Камня пришел в кротовий мир, пусть готовятся. Скажи, чтобы они жили мирно и любили всех кротов, независимо от того, верят ли те в Слово или в Камень. Пусть они протянут всем лапу, как я сейчас протяну этому кроту!

И с этими словами Бичен быстро вышел вперед и сделал то, на что не осмелился бы даже последователь Слова: дотронулся до плеча Тенора.

— Идите! — повторил Бичен, и они пошли, медленно и с достоинством, и, уже находясь в тоннеле, оглянулись, чтобы бросить прощальный взгляд на Бичена.

Они шли так медленно, словно им не хотелось покидать его. Бичен отступил от Тенора и двух его коллег, которые были совершенно ошарашены внезапным ходом встречи. Несколько гвардейцев, судя по всему, уже пришли в себя и подались вперед, так что Бичен со своими спутниками оказался со всех сторон окруженным кротами, жаждавшими их крови.

Все это произошло в считанные минуты. Толпа начала угрюмо ворчать, и это напоминало опасный и зловещий звук, который издает стена града, надвигаясь на крота в голом лесу.

— Мы просили тебя рассказать нам о Камне! — сказал Тенор, изо всех сил стараясь восстановить свое достоинство. — Нам неинтересно наблюдать, как ты показываешь когти, орешь и стараешься выставить на посмешище кротов, которые хотят… хотят послушать тебя и побеседовать с тобой.

Генор говорил все тише и медленнее, и улыбка вернулась на его лицо, правда несколько натянутая.

— Мы хотели послушать тех кротов, которых ты отослал, мы…

Тяжело дыша, Бичен уткнулся носом в землю. Казалось, он совсем не слышит Тенора. Бока его блестели от пота и дрожали, и вдруг показалось, что он сейчас даже более жалок, чем самый несчастный, загнанный крот.

— Здесь есть крот, который во мне сомневается, — сказал он, снова отворачиваясь от Тенора, который смотрел на Бичена так, словно тот был сумасшедшим. Другие тоже могли бы так подумать, если бы к ним не был обращен завораживающий взгляд Бичена, который не мог видеть Генор.

— Она делает мне больно, — сказал Бичен, произнеся слово «больно» так, словно ему действительно было больно. Во взгляде его было страдание. Но трудно было сказать, куда он смотрит, так как голова его тряслась. — Она сомневается во мне и делает мне больно, и она сейчас здесь, среди вас. Она ненавидит то, что больше всего любит. Камень, исцели ее сейчас, покажи ей свою любовь! Она делает мне больно….

Слезы текли из глаз Бичена, а у него за спиной Смок настойчиво шептала Тенору:

— Это надо прекратить! Сидим Генор, так не может продолжаться…

И тут Бичен внезапно освободился от страданий, которые испытывал. К нему подошли Сликит и Букрам; Букрам положил ему на плечо свою большую лапу, и измученный Бичен прислонился к нему.

— Ты будешь мне нужен, Букрам, очень нужен. Не оставляй меня.

— Ни за что, никогда, — прошептал Букрам. — Покажи мне крота, который делает тебе больно.

— Ее больше нет, она ушла, однако, когда ты будешь готов, ты ее увидишь.

Повернувшись к Тенору, Бичен сказал:

— Сидим, я честно пришел сюда, чтобы рассказать тебе о Камне. Я увидел крота с холодным взглядом, произносившего слова, в которых не было ни любви, ни правды, и Камень подсказал мне, что делать. Я говорил с тремя кротами, боявшимися тебя, и дал им мужество. Я говорил с кротом, сделавшим мне больно, и направил ее на путь, ведущий к Камню. Меня утешила Сликит, присутствовавшая при моем рождении, и поддержал Букрам — крот, который меня любит. Во всем этом ты мог видеть Камень.

— Крот, ты ничего нам не рассказал о Камне, совсем ничего, — заметил тот, что стоял рядом с Тенором.

— Все это просто фокусы и предрассудки прошлого, — проворчал другой.

— В чем заключается суть твой веры? — спросила Смок. — Скажи нам.

— Вы называете меня и кротов, подобных мне, Каменными придурками. Вы без конца насмехаетесь над последователями Камня, и они приходят ко мне за утешением из кротовьего мира, который вы держите в рабстве. Возможно, я глуп, но разве я говорил бы с ними, если бы они были глухи? Улыбался бы им, если бы они были слепы? А главное, слушал бы их, если бы они были немы? Нет, я не смог бы этого сделать. Я честно пришел сюда, чтобы встретиться с вами, но я безмолвен перед вашей глухотой, бессилен перед вашей слепотой и не могу услышать ваши пустые речи.