Движение последователей Камня подтолкнула вера, широко распространившаяся с весны, хотя и не подтвержденная фактами, — вера в то, что пришел Крот Камня. Существовал ли такой крот в действительности, было спорным вопросом: отчеты, полученные Люцерном, были весьма противоречивыми. В целом преобладало мнение, что этот крот живет или родился в беспокойной системе Данктонского Леса.
Однако если события в этих областях давали повод для беспокойства, то все, происходившее к западу от них, было уже прямым нарушением закона. По-видимому, Люцерну известно было имя Алдера, бывшего гвардейца, который взял на себя военное командование в Шибоде. В июле они с Клаудером узнали еще об одном великом кроте из тех мест — Тредфахе из Тин-и-Бедва. Ни в одном отчете последователей Слова не говорилось, что они его видели, но, судя по случайным фразам захваченных сторонников Камня, было очевидно, что у мятежников Пограничья Тредфах пользуется влиянием.
Даже кое-где к северу от Верна открыто отвергали Слово и отклоняли попытки направить их на путь истинный.
— Они упорствуют в своей привязанности к Камню, поскольку их система была основана задолго до прихода Слова, — докладывал один из новых сидимов Люцерну.
— Ты знаешь эти системы? — спросил Люцерн Терца.
— Их обсуждали Хранители в прежние времена, — осторожно ответил Двенадцатый Хранитель, — но сочли, что они недостойны особого внимания. Мы не можем контролировать каждую систему. Когда Рибблсдейл отошел к Слову, посчитали, что эти немногочисленные системы к западу от него не нужны для нас.
— Ну так как? — повернулся Люцерн к молодому сидиму. — А сейчас они достойны внимания?
Крот в замешательстве переводил взгляд с будущего Господина на Терца, не желая оказаться между двумя огнями.
— Говори правду, крот, — мягко произнес Люцерн, улыбаясь. — Я все равно узнаю, если ты покривишь душой.
— Возможно, когда-то они и не были достойны, — ответил сидим, — но, кажется, зараза их веры распространяется сейчас в системе самого Рибблсдейла.
— Разве элдрены не послали гвардейцев, чтобы предостеречь заблудших и наставить их на путь истинный?
— Послали, но безрезультатно. Я тоже их посетил.
— Хорошо, очень хорошо, — одобрил Люцерн. — Никто из этих кротов не причинил тебе вреда?
— Мне не угрожали, но…
— Они не хотели внимать Слову?
— Они вежливо выслушали меня и сказали, что я «заблуждаюсь». Я спросил, какова их вера, и вот все, что они сказали: «Слова не тронут твое сердце. Поживи с нами, и тогда узнаешь». Я пригрозил им местью Слова, если они будут ходить в Рибблсдейл с разговорами о Камне. Они сказали, что не ходят туда. Сказали, что ни один крот не должен распространять веру, включая веру в Слово. Я сказал, что Слово есть. Они ответили: «Может быть». Эти кроты ни разу мне не угрожали, хотя я слышал от гвардейца, побывавшего там, что применять против них силу не рекомендуется. Я спросил их об этом, и…
Терц бросил на Люцерна довольный взгляд — отчет положительно ему нравился.
— …и они сказали, что никогда намеренно никого бы не убили и не позволили бы другому. По этой причине они и сопротивляются атакам. Вначале гвардейцы попробовали применить против них силу, поэтому одному из кротов пришлось их остановить.
— Одному из этих кротов? — переспросил Люцерн.
— Да, — невозмутимо произнес сидим. — Он один остановил восьмерых гвардейцев.
— Убил их?
Сидим отрицательно покачал головой:
— Вывел их из строя.
После такого исключительного отчета воцарилась тишина.
— Это случалось уже раз, — продолжал сидим. — Насколько я понимаю, первое, что делают новые элдрены в Рибблсдейле, — пытаются заставить этих кротов пройти Искупление, но это еще ни разу никому не удалось.
— Как название этой непокорной системы? — спросил Люцерн.
— Маллерстанг, — ответил сидим.
— Ты мне еще расскажешь о ней, — сказал Люцерн. — Но не сейчас… Ты молодец. Мы еще побеседуем об этом Маллерстанге.
Но вероятно, самым известным примером успешного сопротивления был Биченхилл, который никак не удавалось подавить. Ставший легендарным мятежник Сквизбелли возглавлял там борьбу с грайками, гвардейцами и сидимами, которые отваживались сунуть нос в его земли. Несомненно, это была система Камня. В отличие от кротов Маллерстанга, обитатели Биченхилла готовы были убивать, чтобы защитить свои ошибочные убеждения.
Таково было в общих чертах положение дел с оппозицией Слову, с которым Люцерн ознакомился к разгару лета, в августе. Одновременно он собрал много сведений об отдельных сидимах и элдренах и начал планировать, кому брать разболтанные системы, а кому отправляться на поддержку туда, где не хватало своих сторонников.
— «Разболтанные» — вот подходящее слово, Терц. Разболтанные, — сказал как-то Люцерн. — Большинство систем принадлежит Слову, над ними не нависла физическая угроза Камня. Те же, где господствует Камень, всего лишь пограничные области, такие как запад и Биченхилл, где мы их сдерживаем. Но… Зараза легко распространяется. Победа моей матери в этой кампании не была завершена. Обучение юного сидима завершает строгий Хранитель-Наставник, и мы будем таким Хранителем-Наставником для кротовьего мира и очистим его от вредных идей! Я не потерплю вседозволенности и расхлябанности… Мы вольем свежие силы в гвардию главных систем и дадим элдренам власть, чтобы принудить мятежников к Искуплению.
Но пожалуй, больше всего его тревожил Вайр в Бакленде, все еще остававшемся твердыней на юге. Вайр получил власть при Хенбейн, но отчеты о нем были теперь весьма противоречивы. В свое время он, несомненно, был сильным и решительным кротом, но с весны подхватил какую-то заразу и утратил доверие некоторых кротов в Бакленде. Поступали сообщения о возрастающем беспокойстве в системах к югу от Данктонского Леса. Однако сведения эти были отрывочными и слишком неопределенными, а потому Люцерн не мог решить, что именно следует там предпринять.
— Ясно одно, — заявил он Терцу. — Мы знаем достаточно, чтобы не сомневаться — пришла пора начать поход против Камня, но в то же время нам известно слишком мало деталей, поэтому можно планировать лишь общую стратегию… Я должен знать больше. Мне нужны факты. Я должен знать, где атаковать в первую очередь, куда нанести самый сильный удар и где слабое место у веры последователей Камня.
Терц согласился.
— Наши сидимы научатся собирать информацию, — сказал он.
— И квалифицированнее излагать ее! — перебил Люцерн. — Но для этого нам нужно перенести свой центр на юг.
— Именно это всегда говорил Господин Рун, — подхватил Терц. — Причем в такую систему, до которой легко добраться и с севера, и с юга.
— И расположенную так, чтобы удобно было начать кампанию против западной части кротовьего мира, — добавил Клаудер. — Мне не нравятся отчеты с Пограничья, а также то, что мы опять потеряли свои позиции и Шибоде. Однако… прошло много времени с тех пор, как мы провели кампанию, и придется кое-чему поучиться. Что случилось с Рекином, командующим при Хенбейн?
— В отставке, — ответил Терц. — Возможно, умер. Он родился к северу от этих мест.
— А Гиннелл? — спросил Клаудер.
— Заместитель Рекина? Он все еще на севере. Я никогда его не встречал, но слышал о нем только хорошее. Он регулярно посылал отчеты, но никогда не использовал сидимов. Как и Рекин, он сомневается в сидимах. — Терц позволил себе холодно улыбнуться.
— Думаю, нам следует с ним побеседовать, — повернулся Клаудер к Люцерну.
— Согласен, — ответил Люцерн.
— Мне вызвать его? — спросил Клаудер.
— Это не такой крот, с которым можно обойтись небрежно, — предостерег Терц. — Он может расценить простой вызов как оскорбление.
— Я это знаю, Хранитель-Наставник, прекрасно знаю, — огрызнулся Клаудер. — Хоть он и заслуживает уважения, боюсь, от него нам будет мало проку.
Люцерн улыбнулся. Он вспомнил слова своей матери о том, что ум военного и ум сидима не имеют ничего общего. Клаудер, по крайней мере, прошел обряд посвящения, и никто не смог бы усомниться в его преданности Слову. Если он станет для Люцерна тем, чем был Рекин для Хенбейн, именно такая прямота и резкость — то, что нужно. Ничего страшного, если между Терцем и Клаудером возникнет конфликт, при условии, что ни один не будет считать, будто другой — правая лапа Люцерна.