Барабаны смолкли. Только один, самый большой, отбивает ритм сердца и не даёт успокоиться. Ну? Выдох, заставляющий разжать сведённые челюсти…

– Братья и сёстры! Друзья! Спасибо вам и поклон до самой земли. Встаньте, ибо не вы, а я должен стоять на коленях. – Невнятный шёпот, то ли удивлённый, то ли испуганный. – Не могу прийти к каждому, кто потерял родного отца, сына, мужа, павшего от руки подлого захватчика. Но ещё раз говорю спасибо пришедшим разделить нашу скорбь. Разделим, мы всё разделим! От веку на Руси делили не только радости, но и беду – на всех, не считаясь с титулами и чинами! И вот явилась новая… Жадные английские лорды тянут свои грязные лапы к нашей земле. Нет, уже не грязные – они омыли их в крови наших детей! Это орда, это Британская орда, и теперь встаёт вопрос о выживании нашем не только как великой державы, но и о самом существовании русского народа. Вы хотите жить? Вы хотите, чтобы ваши дети жили на вашей земле?

Молчание в ответ. Странный государь задаёт странные вопросы? Ничего, ужо и ответы на них получите.

– Сказал когда-то апостол Павел: нет перед лицом Господа ни эллина, ни иудея. Лорды, упившись допьяна кровью, возражают учению святоотеческому – нет людей на свете, кроме как в Англии. Кому собрались нести они иудино слово? Нам? Уже несут, так несут, что горят православные храмы и бросаемы в огонь невинные младенцы. Этого хотите, люди?

Где-то вдалеке раздался женский истерический плач, туда сразу же бросается один из дежурных лекарей с небольшим кожаным сундучком и белой повязкой на рукаве. Перевести бы дух, но нельзя упускать эту тишину, это напряжённое внимание – пока они податливы и поддаются воздействию… бери руками и делай свой клинок, гвардеец!

– Мерзавцы и богоотступники называют своё змеиное кубло империей, над которой никогда не заходит солнце. Забудьте! Я обещаю, что отныне оно будет светить только там, где укажет русский солдат. Раздавим английскую гадину! Сколько раз встретишь, столько и убей. Не получилось пулей – коли штыком, нет оружия – порви глотку зубами… Не можешь и этого – крепи карающий меч справедливого возмездия честным трудом! Всё для фронта, всё для победы!

Я закашлялся, потирая саднящее горло. Тут же из-за спины чья-то рука протянула стакан с водой. Некогда…

– Да, сказано когда-то: будет хлеб наш горек. Но ещё горше, когда вырастет он на костях наших, и сыто рыгающий супостат будет со смехом пинать лежащие в меже черепа. Этого хотите, люди?

Слитный возмущённый рёв волной прокатился по площади, ударил в стены и отхлынул обратно. Вижу открытые в крике рты, поднятые руки со сжатыми кулаками…

Аракчеев склонился к моему уху:

– Это не опасно, Ваше Императорское Величество?

– Для меня?

– Ни в коем случае не для Вас, государь. Просто народ так воодушевлён, что я боюсь… и ощущаю петлю на шее. Так сказать, в подтверждение древней сказки о хорошем царе и плохих боярах.

– Тебе-то чего бояться, Алексей Андреевич?

– Да на всякий случай. Вы, Ваше Императорское Величество, конечно, являетесь сосредоточием всяческих добродетелей, нашим знаменем, по сути. А ну как решат, что знаменосцы никудышные?

– Не говори ерунды, граф! Народ и Величество едины, да… но ты ведь тоже народ?

– Имею честь быть им.

– Ну вот! – Назидательно выставляю указательный палец. – Указан враг внешний, а не внутренний. Нет, будут и они, но несколько позже. А сейчас не мешай.

Сбил с мысли. Ладно, начнём с главной, она не забывается. Шум стихает, едва только поднимаю руку – смотрят с надеждой и выжиданием.

– С сегодняшнего дня я объявляю в Российской империи осадное положение. Да, держава наша в кольце врагов… пусть так! Можно атаковать в любую сторону. Везде, куда ни глянь, мы видим английские флаги. Доколе? Доколе эти пауки будут жиреть на нашей крови? Их липкие жадные лапы протянулись и сюда, в самое сердце России! Мерзкие ублюдки ударили по самому святому – по праву человека защищать свою Родину. Именно на их кровавое золото у дворян отнято великое служение – воевать за веру, царя и Отечество! Да, я говорю об «Указе о вольностях дворянских», фальшивке, написанной в Лондоне и нанёсшей ущерб единственным союзникам нашим – армии и флоту.

Недовольный ропот за спиной: немногим понравится бомба, брошенная в тарелку с паштетом из трюфелей. Впрочем, ропот недолгий – он быстро сменился чёткими негромкими командами Аракчеева, звуками плюх и зуботычин, хрустом выворачиваемых рук… Трудовые будни императорского дворца.

– Повелеваю! – Зарокотали барабаны. – Нет, прошу! Братья и сёстры, Отечество в опасности! Прошу – защитим!

Хм… Что-то я отвлёкся от основной темы – про защиту и опасность нужно было сказать в самом конце. Ладно, повторюсь, невелика забота. Так, недовольных отменой «Указа о вольностях дворянских» уже увели? Вроде увели, но военный министр, временно исполняющий обязанности наркома внутренних дел, всё ещё настороже – он-то хорошо знает, что именно будет объявлено далее.

– Братья и сёстры! Обливается кровью сердце моё. Скорбь и удивление поселились в нём от взгляда на Отечество. Что вижу я? Нарушаются законы Божьи и человеческие! Невозможно одновременно служить Богу и мамоне, невозможно служить Родине, пользуясь ею, как свинья пользуется своим корытом. Дворяне, соль земли русской и плоть от плоти её, по наущению злокозненных врагов наших забыли заветы прадедов – служить, беречь, приумножать. На радость супостату земля наша раздёргана на тысячи кусочков, разорвана по живому… Тому более не бывать! Отныне и навеки – у земли есть только один хозяин!

Опять сзади шум. Если так дальше пойдёт, то на балконе останемся вдвоём с Марией Фёдоровной. И ещё Ростопчин, в прошлом месяце объявивший свои деревеньки государственной собственностью, а крестьян – вольными хлебопашцами. Правда, говорят, при заключении договоров на аренду пашен, покосов и пастбищ между желающими произошёл грандиозный мордобой.

Вот, зараза, а ведь и до топоров дойдёт у самых нетерпеливых. Что-то упустил этот момент.

– Да, только один хозяин – император! Но! Но только после победы и только тогда! Светлое будущее наступит, обязательно наступит. Потому что наше дело правое, враг будет разбит, и победа будет за нами!

Ещё один условленный знак, и оркестр внизу грянул «Марш авиаторов». Ну… почти его. Конные драгуны с палашами наголо оттесняли людей от дворца, освобождая место для прохода войск. Поначалу просто хотели разделить толпу надвое, оставив середину площади, но этому категорически воспротивился отец Николай. Мол, не по православному обычаю – поворачивать народ жопою к самодержцу. К стоящей спиной Красной гвардии сие не относится, так как военная надобность предполагает некоторые послабления.

Парад открывает гвардейская дивизия полковника Бенкендорфа – они единственные, кто успел пошить обмундирование нового образца. Зелёный цвет формы разбавлен медным блеском пуговиц и золотом погон, на ногах – сапоги с коротким, чуть ниже колена, голенищем, на головах – суконные шлемы, знакомые до боли исключительно мне одному.

Печатают шаг так, что, кажется, чугунные фонарные столбы вот-вот выпрыгнут из мостовой и убегут в испуге.

Полковник командует, перекрикивая хор:

– Р-р-равнение на… лева-а-а!

Поднимаю руку в приветствии – соболья опушка мономаховой шапки щекочет приложенные к виску пальцы. Орлы! Не всё по кабакам шпорами звенеть, когда-то и повоевать надобно.

А уже гремит новая мелодия, и мощные басы дьяконов подхватывают: