Однако Гербовое отделение не смогло полностью выполнить все распоряжения — началась первая мировая война, герботворчество в центре приостановилось, чего нельзя сказать, однако, о деятельности подобного плана на местах: проекты гербов составлялись и в 1916 г.
О чем свидетельствовала бурная герботворческая деятельность правительственных органов России середины и второй половины XIX в.? Какую пользу извлекал город из многочисленных постановлений, утверждений, беско-печных изменений формы гербов? Развивала ли внешняя мишура, вычурность атрибутики городского знака гражданские чувства, как это было на заре российского городского герботворчества?
Если в начальный период официального введения в России в XVIII в. городских гербов они как знаки муниципальной автономии заслуживали внимания русского общества (вспомним: как много писали о гербе, «удревняли» его, изображали на флагах, вывешенных в общественных городских местах!), то в течение XIX в. интерес к гербу тускнеет. Прямое доказательство — отрицательные ответы многих представителей городской администрации на вопросы центральных учреждений о местных гербах. В ответ на требования Герольдии о присылке ей копий с городских гербов и их описаний в середине XIX в. орловское дворянское собрание сообщило, что гербов городов Орловской губернии и их описаний пи дворянское собрание, ни губернское правление не имеют. «Отозвались неимением» гербов Тверская, Весьегонская, Зубцовская городские думы. Многие же губернские правления, если получали какой-либо запрос из центра по поводу герба, поручали составить его проект землемеру, не зная, что герб у города имелся. О гербах уже мало упоминают и в исторической и в краеведческой («отчизноведческой» — термин XIX в.) литературе: необязательность сообщения данных о гербе города, если речь идет в целом о губернии, епархии и прочих регионах, незнание и неточность описания эмблем в том случае, если о гербе все-таки идет речь… Равнодушие, безразличие, второстепенность сюжетики — все это становится понятным, если налицо невосприятие герба как символа города.
Почему же в общественном сознании произошла такая метаморфоза? Думается, что идея городского герба как символа самоуправления, самостоятельности города потеряла в глазах общества свою привлекательность из-за отношения последнего к несостоявшемуся городскому управлению, надежды на которое давало Городовое положение 1785 г. Посулы его не осуществились на практике. «Общее равнодушие к делам общественным» — вот как охарактеризовал крупнейший дореволюционный исследователь правового положения русского города И. И. Дитятин реакцию городского общества на несбывшиеся посулы правительства в отношении общественной автономии. Дитятин прямо пишет, что такие правительственные приманки, как награждение служащих по общественным выборам чинами, орденами, различными привилегиями, облачение их в мундиры, не имели успеха в преодолении «равнодушия» русского общества к делам городского устройства. Царские посулы вылились в XIX в. в усиление правительственной опеки, которая поглотила зародыши самоуправления и автономии. Естественно, что и символ фиктивного самоуправления отныне воспринимался как фикция. В глазах российских горожан герб, может быть, потерял «авторитет» и в результате скептического отношения к различным знакам, титулам, гербам, званиям, которое возникло в общественной среде после Французской буржуазной революции, и, конечно же, волна отрицания атрибутов феодального общества докатилась к XIX в. и до России.
Итак, в XIX в. город, можно сказать, игнорировал герб, а правительство его насаждало. Герботворчество и использование гербов целиком обретает характер государственного мероприятия, проводимого сверху, а герб становится знаком, выражающим деятельность правительства, основные принципы царской политики. Гербы превращаются в средство пропаганды. Но что выбрать носителем этой пропаганды? То, что прежде всего бросается в глаза, то, с чем имеют дело каждый день.
Территориальные (городские, губернские, областные) гербы находят пристанище на всякого рода знаках, прежде всего на печатях. До специального разъяснения в «Своде законов Российской империи» (изд. 1857 г.) в вопросе о форме печатей присутственных мест не было определенности. Поэтому возникали всевозможные спорные ситуации, в частности когда речь шла о прикладывании печатей судебными органами. В «Своде законов», казалось бы, четко сформулировали правило: «Каждое присутственное место имеет свою печать с изображением губернского, уездного или другого герба по принадлежности того места». Однако в Герольдию, Министерство юстиции продолжали поступать запросы из различных ведомств и учреждений о надписях на печатях, деталях рисунков и пр. Тогда Департамент герольдии подготовил рисунки печатей присутственных мест, и в 1883 г. они в конце концов были утверждены.
XIX век дает нам множество печатей с изображением городских и губернских гербов. Это печати должностных лиц и учреждений. Печати с губернским гербом имели административные присутственные места, мировой посредник, уездный мировой съезд, губернское по крестьянским делам присутствие.
Губернские и городские гербы мы видим на печатях банков, благотворительных обществ, больниц, исправительных домов, попечительных советов, карантинных правлений, сельскохозяйственных, экономических обществ и на других.
С печатями по количеству могут конкурировать должностные знаки.
Согласно Городовому положению 1870 г., официально узаконены знаки с городским гербом для городского головы, членов городских управ, исполнительных комиссий, торговых депутаций, чинов торговой и хозяйственной полиции. Выглядел знак следующим образом: «на середине лицевой стороны знака был изображен герб подлежащего городского поселения с наименованием по краям оного должности лица, которое будет носить оный при отправлении служебных обязанностей, а на оборотной стороне знака было означено время утверждения Городового положения». Когда вошло в силу Городовое положение 1892 г., специальные знаки с гербом города получили: агент оценочной комиссии, городской контролер по канализации и другие «второстепенные» представители городской администрации.
Губернский герб, увенчанный короной, поместили также после реформы 1861 г. на знаках выборных от крестьян должностных лиц: волостного старшины и его помощника, сельского старосты, а также сельского судьи, волостного судьи, волостного заседателя (см. вклейку). Подобные знаки использовались в волостном и сельском управлении нерусского населения.
Кроме знака, который носился, как правило, на цепи на груди, должностные лица, чиновники носили мундиры, отличающиеся пуговицами с гербом каждой губернии. С соответствующими гербами губерний на пуговицах носили мундиры учащиеся. Мундиры градоначальников украшали пуговицы с гербом подведомственного им города.
Дальше — больше. К форменной одежде гражданских чиновников и чинов городской полиции добавили еще один атрибут: на шапке, сверху над козырьком, прикреплялась металлическая бляха с выштампованным городским гербом. В конце XIX — начале XX в. форменные мундиры городских полицейских чинов украсились городской эмблемой в виде шитья. Она помещалась на воротнике и обшлагах. Мундиры чиновников рыболовного и зверового надзора несли городскую пли губернскую эмблему в качестве наплечного знака и т. д.
…Но пуговицы, кокарды со временем и от долгого употребления стираются, тускнеют. Куда бы еще поместить городской герб, чтобы долгие годы изображение напоминало о чем-то важном, значительном?
На памятные медали и жетоны — они широко распространены в Росспп во второй половине XIX в. Их выпускали в честь юбилеев городов, различных учреждений. На медали, помимо герба, чеканили вензель имени императора и основателя учреждения-юбиляра. Сохранилась медали с подобными изображениями в память 100-летнего юбилея 1-й Казанской гимназии, в честь основания Томского университета, 100-летия Тверской мужской гимназии, жетон к 75-летию учреждения дома призрения в Санкт-Петербурге. 800-летие Рязани, 250-летие Симбирска, 100-летие Крестцов и 200-летие Санкт-Петербурга также запечатлены на памятных медалях и жетонах с гербами этих городов.
