Приведем примеры прямо-таки массового герботворчества, которое осуществляли местные власти. Двадцать проектов гербов Грузино-Имеретинской губернии, Каспийской области, их уездов и городов представил Сенату министр внутренних дел. Он доложил, что эти гербы «начертаны по проектам совета Главного управления Закавказским краем». Гербы всех городов Енисейской губернии составило Енисейское губернское правление, гербы городов Семиреченской области — местные городские управления и т. д.
Требования, предъявляемые к создателям гербов, в XIX в. оставались традиционными: отразить в рисунке герба исторические, экономические и территориальные особенности города. Когда речь зашла о гербе Семипалатинска, «члены ратуши по совещании с почетнейшими купцами и мещанами» предложили такой проект герба: в одной части гербового щита помещен верблюд «с навьюченными на нем тюками в знак торговли на караванах с соседними азиатами», а в другой — соха «се всем прибором в знак хлебопашества населения, в результате которого разведена там китайская многоплодная пшеница и английская ярица».
Не все губернии могли дать четкие сведения о гербах подчиненных им городов. В курской чертежной найдены копии с гербов Белгорода и Путивля; как они туда попали — непонятно. Эмблемы Белгорода и Рыльска известны с первой трети XVIII в., а курский губернатор заявил, что эти города утвержденных гербов не имеют. Полтавский губернатор не сумел найти достойных внимания фактов и событий, на основании которых можно было бы нарисовать гербы городов Константинограда и Кобеляк.
Министерство внутренних дел, занимаясь территориальными гербами, с возложенной задачей справлялось, но работа невольно сопровождалась «межведомственными» сложностями, ведь часть гербов (копии, а возможно, и подлинники) оставалась в Герольдии, из-за этого на многие запросы министерство не могло ответить. Трудно было в середине XIX в. вести строгий учет всех прежних и вновь создаваемых гербов — возникали «накладки»: некоторые города (Кострома, Красноярск, Таганрог) стали обладателями сразу нескольких гербов; другие города (Самара, Белгород, Путивль, Рыльск, Царицын), имевшие «старые» эмблемы, оказались без официально утвержденных гербов. Не было единого центра, руководившего герботворчеством. Случалось, что проекты гербов одних и тех же городов составлялись в двух «конкурирующих» организациях: в Министерстве внутренних дел и в Герольдии.
Постепенно создание гербов возвращается «на круги своя» — в Герольдию. Опять (в который уж раз!) начинает здесь складываться штат живописцев. Найти их оказалось не так-то просто. В 1846 г. вакантные должности художников в Герольдии не были заполнены. В конце концов их заняли иностранцы, не имеющие права в обычном порядке вступать в гражданскую службу. В специальном правительственном постановлении по поводу отступления от закона делалась ссылка на то, что крайне затруднительно отыскание «опытных по этой части художников». От «некомплекта» же художников остановилась работа по изготовлению гербов.
..Многие годы во славу российской геральдики трудились живописцы А. Беземан (ганноверский подданный) и уроженец Финляндии О, Альтдорф. Они, «занимаясь неоднократно отделкою гербов… приобрели навык, необходимый для сего рода живописи». Печальна судьба художников. Им приходилось трудиться над рисунками дворянских и городских гербов, однако вместо обещанных 400 рублей в год они получали лишь 280 рублей. По этому поводу художники ежегодно отправляли рапорты, на которые ответа не получали. В документах Герольдии содержится слезное прошение вдовы Альтдорфа о помощи, так как после смерти мужа она осталась без средств к существованию. Ей выделили на похороны художника 25 рублей. В 1867 г. старший художник Беземан, прося о назначении пенсии, писал, что, проработав в Герольдии более 20 лет, потерял зрение и здоровье, а в результате не имеет никаких средств к существованию и сил для работы.
Кроме этих двух художников, хотелось бы отметить еще одного живописца, который в середине XIX в. преданно служил делу создания гербов. Губернский секретарь Н. Фадеев в 1857 г. выдержал конкурс на место живописца Герольдии. Спустя несколько лет он уже получал оклад 600 рублей в год. Современники отмечали, что трудно было в Европе найти живописца, который бы имел такой хороший геральдический вкус и так тонко и искусно исполнял рисунки гербов.
Сосредоточение городского герботворчества в середине XIX в. в Герольдмейстерской конторе происходило под личным наблюдением царя. Он предложил, в частности, усилить пропагандистский характер городских гербов как знаков, отражающих правительственную политику. В 1851 г. Николай I дал указание «принять на будущее время за правило на гербах губерний, областей и губернских городов, кои впредь будут представляемы на высочайшее утверждение, изображать всегда императорскую корону; на гербах же городов уездных ставить ныне употребляемую подобными городами городскую корону. По усмотрению министра внутренних дел императорскую корону употреблять только тем уездным городам; кои отличаются от прочих обширностью населения и вообще своею значительностью в административном, торговом и историческом отношениях».
Волю монарха по преобразованию российских территориальных (городских, губернских, областных) гербов выполнил «ученый геральдик», известная в XIX в. личность, барон Б. В. Кёне. Он очень угодил правительству своей деятельностью на поприще герботворчества: разработанная им система украшений не только унифицировала существующие гербы, делала их носителями определенных, строго установленных сведений об обозначаемых территориальных пунктах, но и привносила в каждый герб обязательный символ царской власти в виде различной формы короны.
За несколько лет до назначения в Герольдию Кёне она была преобразована в департамент Сената. Департамент герольдии в 1848 г. получил права, равные с другими департаментами Сената. Встал вопрос ц о создании при нем особого отделения, где бы составлялись гербовники и рисовались гербы — словом, проводилась вся художественная работа. Специальное отделение по изготовлению гербов — Гербовое отделение — учредили 10 июня 1857 г. Отделение состояло из управляющего, секретаря, художника (художников) и чиновников для письма. Ответственность за составление гербов нес сам управляющий, поэтому придавалось особое значение кандидатуре на должность управляющего. В обязательном порядке требовалось: на эту должность надо найти «лицо, имеющее все необходимые познания для того, чтобы давать в случае официальных запросов надлежащие сведения по предмету сего отделения».
На, управляющего возлагались и другие специфические обязанности. Надо было составить библиотеку «геральдических сочинений, в особенности до России касающихся, архив родословных и других документов, имеющих связь с его занятиями… коллекции слепков с древних российских и иностранных государственных печатей и предметов, до геральдики относящихся, и быть редактором геральдических сочинений…».
Круг обязанностей управляющего, как видим, — был не только обширен, но и специален. «Квалифицированный и достойный» этого места человек наконец нашелся.
По рекомендации министра императорского двора В. Ф. Адлерберга выбор пал на «знатока геральдики» (он только что принимал участие в исправлении согласно западноевропейской моде государственного герба и создании гербов членам императорской фамилии) барона Бернгарда (Бориса Васильевича) Кёне.
Работая сотрудником Эрмитажа, Кёне занимался античной и западноевропейской нумизматикой, медалистикой, сфрагистикой. Правда, петербургские ученые Кёне не особо жаловали: он был заносчивым и строптивым человеком. В его адрес даже сочинили злую стихотворную сатиру, несколько строк из которой мы приведем:
«Берлинский партикулярист,
Шпион по иностранной части,
Как самозванный геральдист
Добился он на службе власти».
