В другом документе, датированном 15 марта 1832 года, они утверждали: «…постоянное жительство наше с предков, как опытностью от старших известно, более 150 лет» [Зензинов, 1914а, с. 12]. Следовательно, предки русскоустьинцев появились на Индигирке не позже 1682 года.
В результате всех этих усилий мещанам удалось добиться своего. Они остались на своем месте и в прежнем, то есть мещанском, звании. По всей видимости, было принято компромиссное решение. Часть охотничьих угодий по Средней протоке в дельте Индигирки была передана якутам. Многие местности по правой стороне Средней протоки и по сей день носят якутские названия: мыс Омуллях, селение Хатыстах, заимка Якутское жилье. Участок тундры между протоками Средней и Уларовской до сих пор называется Якутским морем, на котором вплоть до 1945 года находились песцовые ловушки аллаиховских якутов.
Два слова о русскоустьинском архиве. Еще В. М. Зензинов с большим сожалением отмечал, что в Русском Устье и в других северных местечках Сибири гибнут цепные архивы. Так, в некоторых архивах Колымского округа были документы XVII века, запечатленные на бересте. Эта береста ушла на растопку печей.
Что же произошло? В середине 20-х годов пришло головотяпское указание об уничтожении архива. Заставили людей выдолбить прорубь и спустить туда кипы ценных бумаг. Затем поступила новая команда: был допущен перегиб — надо спасти документы. Снова стали рубить лед и вымораживать их со дна. Несколько глыб льда вместе с вмерзшими в них папками вытащили и положили на крышу амбара. Больше к ним никто не подходил. Со временем дождь и ветер окончательно уничтожили бесценные сведения о далеком прошлом. (Записано со слов И. Л. Киселева, 57 лет, 1962 г.)
Итак, факты позволяют утверждать: на Индигирке издавна обитает небольшая группа русских людей. Живя в окружении местных народностей и отчасти смешиваясь с ними, они тем не менее, в отличие от объякутившихся вилюйских, амгинских, устъянских и других русских крестьян Якутии, сохранили почти в неприкосновенности родной язык, устное народное творчество и русское самосознание. И даже часть их соседей — якутов, юкагиров и эвенов — забыли свой язык и переняли русский. Видимо, поэтому многих путешественников удивляла одна странная особенность: чем дальше едешь на север по Якутии, тем больше распространен среди аборигенов русский язык.
Основными факторами, обусловившими удивительную национальную устойчивость индигирских русских, самобытность их языка, на наш взгляд, являются:
во-первых, компактность расселения как следствие оседания «промышленных» людей в дельте Индигирки, богатой рыбой и белым песцом;
во-вторых, полунатуральный характер хозяйства. Единственной товарной отраслью были песцовый промысел да заготовки мамонтовой кости. Все это приводило к замкнутости быта и хозяйства;
в-третьих, определенная территориальная обособленность и отдаленность от окружающих их коренных народов Севера ввиду сравнительно редких браков с якутами и юкагирами;
в-четвертых, то обстоятельство, что сравнительно многочисленное мещанское общество время от времени пополнялось новыми поселенцами — русскими людьми.
Браки совершались в основном внутри общества, часто женились (пли выходили замуж) на колымских русских, реже — на устьянских. Местная традиция разделяет все русскоустьинские фамилии на четыре вида:
а) «корневые» (коренные, то есть старожильческие) русские фамилии — Чихачевы, Киселевы, Струковы, Антоновы, Щелкановы, Голыженские, Рожины, Шкулевы, Шелоховские, Черемкины, Суздаловы;
б) «некорневые» (то есть пришлые), принадлежавшие поздним поселенцам: Скопины, Гуськовы, Каратаевы, Журавлевы, Поневы, Шаховы, Котевщиковы, Шульговатые;
в) «некорневые», принадлежавшие поселенцам из крестьянского сословия: Портнягины;
г) фамилии обрусевших юкагиров и якутов — Варакины, Щербачковы, Новгородовы, Клемовские.
Эти факторы способствовали тому, что, принеся с собой более высокую культуру, русские переселенцы не подвергались ассимилирующему влиянию соседей. Восприняв у них все необходимое для жизни и ведения хозяйства в условиях Севера и героически сопротивляясь полярной стихии, они не утратили своего этнического облика.
Как известно, регулярные плавания на восток от Лены с начала XVIII века прекратились. Иидигирщики оказались в особых условиях существования, лишенные самых важных предметов первой необходимости, оторванные от всего русского. Тем не менее они с удивительным упорством, на протяжении веков любовно хранили и передавали из поколения в поколение лучшие образцы народного поэтического наследия — древние песни, сказки и обряды, давно забытые в других местах России.
Первые сведения об их устном народном творчестве сообщил И. А. Худяков, записавший в 1868 году в Верхоянске от уроженца Русского Устья восемь сказок и две былины.
В 1912 году В. М. Зензинов услышал в Русском Устье вариант песни о Стеньке Разине, который, как это ни удивительно, полностью совпадает с записью А. С. Пушкина:
Во городе то было во Астрахани:
Появился детина, незнакомый человек…
Экспедиция под руководством Т. А. Шуба в 1946 году записала 62 сказки, 11 былин и свыше 100 песен, в том числе много исторических: «Скопин», «Ермак», «Сынок Стеньки Разина», «Милославский» и другие.
Характерной особенностью русскоустьинцев является то, что они до последнего времени с особым старанием хранили памятники русской старины, находя большое духовное удовлетворение в сказывании сказок и исполнении песен. Автору этих строк довелось не раз слушать известных в Русском Устье знатоков народной поэтической традиции Н. Г. Чихачева (Гавриленка), Н. Н. Шкулева (Микушошку) и С. П. Киселева (Хупая).
На память приходят картины, навеянные далеким детством. Зима. Полярная ночь. За степами избушки воет пурга. Ярко горит камелек. Звучит напевная русская речь. Все мы, и взрослые и дети, с замиранием сердца слушаем сказочника о далекой прародине, недосягаемой «мудрой» Руси: «…и призывает царь князей, бояр, думных сенаторов, приближенных министров. Придумайте, говорит, пригадайте, присоветуйте — как достать в Вавилонском городе, где Вавилонские змеи, скипетр и венец…» или «…и не было у них детей, и стали они бога просить, молебен служить, приклады прикладывать: «Дай нам, боже, не то сына, не то дочь, при младости — на утеху, при старости — на замену, при смертном часе — на помин души…»
Вспоминаются песни, которые певали деды. Вот две из них:
* * *
Туча с громом прогремела,
Три дня ровно дождик лил,
К нам приехал гость нежданный,
Знаменитый господин.
Он, родимый, пред полками
Сизым соколом летал,
Сам ружьем солдатским правил,
Сам он пушку заряжал.
Тут одна злодейка-пуля
В шляпу царскую впилась.
Знать, убить его хотела,
Да на землю улеглась.
Видно, шведы промахнулись,
Император усидел,
Шляпу снял, перекрестился,
Снова в битву полетел.
* * *
Стихни ты, ветер, с полуночи,
С подвосточной дальней стороны.