Чем ориентируется каюр? В ясную погоду — по звездам да по ему одному известным приметам на голой тундре. Если нет звезд, каюр обычно свою правую ногу волочит по снегу. Он знает, какой ветер дул накануне и в каком направлении образовались снежные барханчики. Ногой он определяет угол их скоса и тем самым держит заданное направление. Ориентировались также по ветру, по наклону травы под снегом, по корягам на речных отмелях и т. п. Компасом русскоустьинцы не пользовались, целиком полагаясь на свой опыт и интуицию.
Случалось, что пурга вынуждала ночевать прямо в снегу. Единственное спасение в таком случае — собаки. Остановив нарту, каюр обкладывал себя собаками и, согреваясь их теплом, пережидал пургу.
Собачьи нарты имеют несколько ограниченное значение как грузовой транспорт, так как берут сравнительно мало полезного груза, особенно при поездках на большие расстояния, когда значительную часть его составляет корм для собак. Однако в освоении северо-востока Сибири собачий транспорт сыграл исключительно большую роль. Все северные экспедиции, начиная с экспедиции В. Беринга вплоть до наших дней, успешно пользовались этим транспортом.
С 1911 года начались ежегодные пароходные торговые рейсы из Владивостока к устью Колымы. Товары для колымо-индигирского края разгружались в порту Амбарчик, а оттуда развозились по тундре. Русско-устьинцы ездили в Амбарчик вплоть до 1935 года — до начала регулярных морских рейсов к устью Индигирки. Каждому хозяйству давалось твердое задание: за зиму из Амбарчика доставить для общественных нужд не менее 20 пудов грузов. С учетом того, что с собой надо было брать корм для собак, груз на одну нарту достигал 500–600 килограммов. И его надо было доставить за 700–750 килограммов.
Известны случаи, когда одна упряжка без смены проходила с Яны на Индигирку или с Индигирки на Колыму за трое суток, то есть — более 700 километров. При этом следует отметить одну из ценнейших особенностей собачьего транспорта, отличающих его от конного и оленьего. Собаки обычно идут до тех пор, пока у них есть силы, и в случае хорошего корма и относительно благоприятной погоды способны работать изо дня в день очень продолжительное время.
Индигирская лайка всегда была предметом купли на Яне и Колыме, и к умению езды на собаках индигирщики относились очень ревниво. Искусство езды на собаках подразделялось на три вида. Первое — это умение натренировать собак на скорость, второе — возможность перевозки наибольшего количества груза и на наибольшее расстояние. Третье, самое главное, — умение ориентироваться на местности при любой погоде. Ежегодно мещане отправлялись в Нижнеколымск пли в Усть-Янск. Каждый запрягал по 12–15 собак, половину из них он там продавал.
«Собачий вопрос» в жизни русскоустьинца, как и в жизни походчанина, занимал большое место. Собак называли скотом или скотинкой, а конуру — стаей, стайкой (очевидно, в память о домашнем животноводстве, которым занимались предки в «мудреной» Руси). При встречах, за чашкой чая зимними вечерами заводились бесконечные разговоры о собаках, об их повадках, о лучших ездоках и т. д. и т. п. Тут же совершалась купля-продажа или обмен собаками. Были некоторые заядлые собачники, которые знали «в лицо» чуть ли не каждую собаку на Нижней Индигирке.
Такой повышенный интерес местных жителей к собакам объясним, ибо от хорошего состояния собачьего транспорта зависело благополучие не только отдельных семей, но и большинства жителей тундры.
Все изложенное выше дает нам основание отнести индигирское упряжное собаководство к восточно-сибирскому типу, носителем которого является в основном русское старожильческое население. Русские еще в XVII веке сталкивались с юкагирами на Индигирке и Колыме, но «юкагиры ездили на собаках в санях своеобразной формы» [Шренк, 1883, с. 71]. И только с приходом русских на Индигирку этот тип упряжного собаководства получил широкое распространение, вытеснив в ряде районов другие, устаревшие типы, что является одним из свидетельств благотворного влияния передовой хозяйственной культуры русского народа на Сыт и культуры народностей Крайнего Севера.
Другие средства передвижения
Для передвижения летом старожилы использовали два типа лодок: «карбас» и «ветку». Карбас — большая двухвесельная лодка, предназначенная для неводного лова рыбы или перекочевок. Строилась она из лиственничных досок внахлестку. Доски между собой сшивались распаренными прутьями тальника, щели и пазы конопатились мхом. Длина карбаса достигала 4–4,25 м, грузоподъемность — до 500 кг [Биркенгоф, 1972, с. 131].
Ветка — лодка для постоянных разъездов: на охоту и рыбную ловлю на дальние расстояния, на ней осуществлялась в летнее время связь. На ветках ходили «но гуси», переплывая морские заливы шириной около 20 км, и преодолевали тяжелые волока с одной протоки на другую. Ветка изготовлялась из пяти досок: одна шла на изготовление днища, а четыре — бортов. Размеры досок выдерживались такие: для дна — длина 4,3 м, ширина 0,25 м, толщина 2,5 см. Нижние бортовые («набой») имели длину 4,5 м, ширину 18–20 см и толщину около 1 см; верхние бортовые доски («наводка») — такой же длины и толщины.
Доске, предназначенной для днища лодки, придавалась заостренная форма. К ней пришивались борта лодки. Но предварительно набой и наводка сшивались между собой тонким канатиком, скрученным из конского волоса (но не из оленьих жил, как ошибочно указывает А. Л. Биркенгоф).
После того как набой и наводка были сшиты между собой и пришиты к днищу, ветка при помощи распорок («пангилов») получала соответствующую форму. После этого лодка по швам шпаклюется («серится») лиственничной серой.
Серу добывали следующим способом. Весной выезжали в лес, где собирали натеки лиственничной смолы, обрубая их вместе с кусками коры. Набрав достаточное количество коры, ее клали в котел, закрывали плотно решеткой, заливали водой и разжигали костер. Когда вода в котле закипала, сера в виде красной пены всплывала над решеткой. Время от времени пену снимали деревянной ложкой, охлаждали и сминали в комок. Получившийся комок серы вновь опускали в кипящую воду. Сера становилась тягучей массой, в нее добавляли оленью или заячью шерсть. Сера, постепенно смешиваясь с шерстью, густела, тогда ее с помощью деревянных вилок вытаскивали, клали на стол, предварительно облитый холодной водой, и раскатывали в лист толщиной 0,5 см. Когда серный лист затвердевал, его разрезали ножом на отдельные ленты («прутья»).
Прут прикладывали к шву ветки, размягчали его при помощи тлеющей головешки и большим пальцем правой руки, смоченным слюной, плотно прижимали к швам. Всего при постройке ветки необходимо было 2,5–3 килограмма серы, а для того, чтобы получить такое количество, нужно было собрать и выварить 20–22 килограмма коры.
Управляли веткой, сидя в ней и вытянув ноги, поясницей упираясь в задний пангил и доставая носком левой ноги до переднего. Правая нога согнута. Гребли двухлопастным веслом, уперев его в колено правой ноги.
При летних перекочевках русскоустьинцы практиковали иногда буксировку карбаса упряжкой собак, ни парусом, ни другими типами лодок здесь не пользовались.
Жилые и хозяйственные постройки
Жили индигирщики в небольших селениях-заимках, которых к началу XX века насчитывалось около 30. Многие поселения исчезали, затем появлялись вновь, некоторые существуют и в наши дни.
Причины этих исчезновений и появлений вполне объяснимы. Так как все поселения находились по берегам Индигирки, а река часто меняет свое русло и размывает берега, то с течением времени одни заимки оказывались в стороне от основного русла, другие — смытыми водой. Но названия мест остались: Хубулино, Орехино, Липино, Марково и т. д.
Русский человек на Севере, не связанный с земледелием, довольно легко менял место жительства, стараясь построить жилище поближе к местам, богатым рыбой и зверем. Известно, что в Лобазном жили Чихачевы, в Федоровском — Шкулевы, в Осколково — Рожины, Киселевы, в Косухино — Голыженские, Плавшевские, в Косово — Портнягины, Черемкины, в Шанском — Струковы… Некоторых людей называли по месту их проживания. Так появились лица с двойными фамилиями: Косовский Петруша (Портнягин), Лундинский Тихон (Новгородов), Кузьмичевский Егор (Чикачев), Горлышкин Семен (Чикачев) и т. п. И это создавало даже некоторое удобство, так как было много однофамильцев.
