В нем предусматривалось урегулирование политических отношений между двумя странами, провозглашался отказ от блокады и любых ее проявлений, подчеркивалось, что восстановление торговли и коммерческих отношений между Советской Россией и Англией является «желательным» и «отвечает их интересам». Весьма важными были пункты об обмене официальными представителями, наделенными дипломатическими привилегиями, об условиях возобновления торгового мореплавания, а также статьи, содержащие обязательства британского правительства не предпринимать мер по наложению ареста на ценности и товары, ввозимые Советской Россией в Англию. В случае решения суда в пользу бывших собственников и кредиторов в связи с такими ценностями или товарами имелось в виду прекращение действия договора.

Соглашение 16 марта 1921 г. означало первое признание Советского государства де-факто со стороны одной из великих держав Запада.^{530} В тот же день Л. Б. Красин писал заместителю наркома внешней торговли А» М. Лежаве: «Торговый договор РСФСР с Британской империей подписан сегодня в редакции, доложенною мною Москве… Мы боролись почти целый год за заключение этого договора; теперь нам предстоит новая упорная и трудная борьба за фактическое осуществление возможности снабжать Республику — крестьян и рабочих — произведениями заграничной промышленности и сбывать наши сырые продукты западным странам… Новые пути, новые задачи и новые опасности открываются перед Республикой Советов».^{531}

Англо-советский договор создал благоприятные возможности для развития торговых отношений между двумя странами. Уже через несколько дней после подписания договора Л. Б. Красин в телеграмме Г. В. Чичерину отмечал, что «настроение деловых кругов явно меняется, и более солидные фирмы, воздерживавшиеся до сих пор от сношений, начинают к нам заявляться», и выражал уверенность, что «в течение ближайших месяцев» можно добиться беспрепятственной торговли с Англией.^{532} По приезде в Москву в начале мая 1921 г. Л. Б. Красин в одном из своих интервью констатировал, что с момента заключения соглашения «наша торговая работа стала протекать в более здоровой атмосфере».^{533}

Однако нормализация торговых отношений между двумя странами во многом зависела от окончательного решения вопроса о неприкосновенности советских ценностей (в первую очередь золота как платежного средства) и товаров, ввозимых в Великобританию. Еще в ходе переговоров о торговом соглашении в декабре 1920 г. Ллойд Джордж и министр торговли Великобритании Роберт Хорн ссылались на роль судебного прецедента в английской традиции. Они отмечали, что после подписания договора Советское правительство будет признано Англией де-факто и суд, считаясь с этим обстоятельством, вынесет благоприятное для него решение по иску бывших собственников. Этим самым будет создан судебный прецедент, который и узаконит неприкосновенность имущества и ценностей, принадлежащих РСФСР. На возражения Красина, что суд может принять и неблагоприятное решение, Ллойд Джордж ответил, что можно очень быстро устроить пробный процесс, который сразу же прояснит ситуацию.^{534} 22 декабря 1920 г. Роберт Хорн сделал аналогичное заявление по этому вопросу в палате депутатов. Он разъяснил, что в случае признания Российского правительства Англией де-факто английские кредиторы лишаются права налагать секвестр на его имущество, и потребуется лишь решение суда в пользу России, чтобы обеспечить свободную торговлю. Хорн добавил, что этим же способом можно решить и вопрос о ввозе советского золота.^{535}

Однако у советских представителей были все основания для беспокойства относительно возможности ввозить в Англию товары и ценности. Ведь даже на заключительном этапе переговоров, когда в ноте от 4 февраля 1921 г. Советское правительство согласилось на использование судебного прецедента, поставив условием расторжение договора, если иск каких-либо бывших собственников в отношении грузов и золота будет удовлетворен, консервативная печать начала яростную кампанию против любых гарантий «красным». В газете «Таймс» появилась статья, озаглавленная «Торговля с Красной Россией. Наглые требования Чичерина». К «наглым требованиям» причислялось и предложение соответствующим образом обеспечить безопасность ввозимых в Англию советских товаров и золота.^{536}

Уже само заключение договора с Великобританией 16 марта 1921 г. нанесло ощутимый удар по «золотой блокаде», и она стала постепенно изживаться. Если до этого времени потери при продаже золота составляли 15–20 % его стоимости, то после подписания договора они снизились до 6 %.^{537} Но чтобы полностью исключить возможность наложения ареста на советское золото в Англии и свободно продавать его по мировым ценам, нужен был судебный прецедент. И Л. Б. Красин, отличавшийся деловыми способностями и большим коммерческим опытом, принял меры для его скорейшей организации. Как писал он позднее, «мы привезли около 2 пудов российской золотой монеты и поместили ее в Английском банке, а вслед за тем один из знакомых нам англичан, ссылаясь на то, что он является владельцем русских бумажных кредитных билетов и облигаций русских займов, предъявил в суде иск, требуя наложения запрещения на это золото как обеспечение его интересов. Английский суд отказал ему в этом иске, ссылаясь на неподсудность этого дола ему именно вследствие принадлежности золота Советскому правительству как признанному правительству». Этот «пробный процесс» был выигран в июле 1921 г., и в результате судебный прецедент был создан, благодаря чему потери при продаже золота на западных рынках упали до 1–2 %. Золотая блокада постепенно свелась на нет.^{538}

Тем же способом была решена и проблема безопасности ввоза различных товаров в Англию из Советской России. Английский апелляционный суд второй инстанции, базировавшийся на признании Советского правительства де-факто, в результате подписания англо-советского договора 16 марта 1921 г. отменил решение об аресте груза фанеры, закупленной фирмой «Д. Сэгор», и тем самым легализовал советский лесоэкспорт. «Я не нахожу для себя возможности, — заявил судья, прийти к заключению, что законодательство государства, признанного моим королем в качестве независимого и суверенного, противно принципам нравственности и что судьи не должны его признавать».^{539} Весьма показательна реакция на решение судов первой и второй инстанции по делу Лютер — Сэгор со стороны консервативных кругов Великобритании. 22 декабря 1920 г. в связи с тем, что суд первой инстанции признал продажу фанеры недействительной, газета «Таймс» восторженно писала: «Мы надеемся, что уроки этого дела не пройдут даром для тех дураков в Англии, которые, как говорят, ведут торговые переговоры с Красиным». Постановлению суда второй инстанции от 12 мая 1921 г. на следующий день была посвящена раздраженная и негодующая заметка в консервативной газете «Морнинг пост» под весьма красноречивым заголовком: «Мистер Красин выигрывает, Английский суд признает советский декрет. Узаконенный грабеж».

Однако недовольство антисоветских кругов не мешало теперь свободной продаже леса и других советских товаров в Великобритании. 6 июня 1921 г, Л. Б. Красин направил В. И. Ленину и в Наркомвнешторг телеграмму, где сообщалось: «… я считаю возможным начать немедленную отправку наших пароходов с лесом и другим сырьем в Англию в адрес, Аркоса»».^{540} И действительно, после решения суда в мае 1921 г, лесоматериалы, на которые был наложен арест по иску общества «Бр. Вальневы», выигранному им в суде первой инстанции, но проигранному после заключения англо-советского договора, закупила брокерская фирма «Черчилль и Сим», которая с этого времени стала постоянным партнером советских лесоэкспортных организаций. Вдохновители же лесной блокады — фирмы «Фой Морган», «Пирс и Прайс» и ряд других — вплоть до 1925 г. занимали самое непримиримое отношение к советскому лесоэкспорту.^{541} Однако они уже не могли помешать его развитию. «Лесная блокада» также была ликвидирована.