Другой важный элемент блокады — запрещение всем остальным государствам торговать с РСФСР — также не был устранен в полной мере. Конечно, договор с Эстонией позволил пробить брешь в экономическом окружении. Но если у союзников нашлось в 1918–1919 гг. время сначала фактически, а затем и юридически (нота 10 октября) позаботиться о привлечении к политике военно-экономической блокады нейтральных государств, то после решения Верховного совета Антанты 16 января никаких официальных документов, освобождающих эти страны от навязанных им обязательств, не последовало. Политическим деятелям Скандинавских государств, например, оставалось лишь догадываться, можно торговать с Советской Россией или нет, и согласовывать любой шаг в этой области с мнением лидеров великих держав, сложившейся общей политической обстановкой и т. д.

Больше того, обострение положения в Европе в августе 1920 г. в связи с наступлением белополяков против Советской России грозило рецидивом экономической блокады в полном ее объеме. На совещаниях английского и французского премьеров и военных представителей обеих стран в Хейте 8–9 августа 1920 г. обсуждались и были приняты резолюции, по существу означавшие возобновление — наряду с военными мерами — политики полной экономической блокады, в случае если Советское государство не согласится на предложенные союзниками условия мира с Польшей.^{399} Министерство торговли Великобритании в это время обратилось к правительству с предложением возобновить блокаду Советской России и разрабатывало практические меры запрета торговли «с врагом» на случай военного конфликта.^{400}

Л. Б. Красин, который в это время был в Лондоне в связи с переговорами о заключении торгового договора между двумя странами, сообщал в Москву 17 августа 1920 г., что «сейчас весь узел положения в политике» и что английское правительство фактически отказывается возобновить торговые переговоры.^{401}С другой стороны, правительство Ллойд Джорджа опасалось, что возврат к политике полной военно-экономической блокады приведет к острейшему внутриполитическому кризису. В июле — августе 1920 г. в стране царила атмосфера массового возмущения действиями правительства. Сначала конгресс тред-юнионов, а затем созванная «Советом действия» Национальная рабочая конференция потребовали от кабинета прекращения военных приготовлений, отказа от прямого или косвенного участия в блокаде Советской России, установления действительных торговых отношений с нею.^{402}

Все эти обстоятельства, а также начавшиеся вскоре советско-польские переговоры о перемирии предотвратили полное восстановление блокады, но хейтские решения показали, насколько непрочно еще утвердилось в сознании лидеров западного мира понимание необходимости навсегда покончить со старой политикой. Следовательно, говорить о ликвидации военно-экономической блокады в полном объеме на протяжении значительной части 1920 г. нет никаких оснований.

Весь 1920 и начало 1921 г. Советское государство было вынуждено шаг за шагом противодействовать политике экономической блокады в ее скрытой, половинчатой форме. Эти усилия приводили к определенным результатам, позволяя в ряде случаев сокращать зону ее применения, добиваясь ее прорыва на некоторых направлениях.

Первым таким успехом было завершение переговоров и заключение соглашения с Эстонией. Как уже говорилось, известие о решении Верховного совета Антанты 16 января 1920 г. позволило подписать 2 февраля 1920 г. мирный договор между Советской Россией и Эстонией. Договор этот содержал политические, территориальные и экономические условия у регулирования отношений двух сторон. Благодаря этому перед Советским государством открывалась реальная возможность установления первых легальных торговых связей и с этой страной, и с некоторыми деловыми кругами других капиталистических стран. Значение договора с Эстонией для Советской России, более года пребывавшей в состоянии полной политической и экономической блокады, было велико. В. И. Ленин считал, что благодаря миру с Эстонией Советское государство пробило «окно» или «окошко в Европу», которое позволяет начать торговые отношения с Западом и получать оттуда основные продукты, необходимую техническую помощь и т. д.^{403} Подписание мирного договора дало возможность уже 18 февраля 1920 г. направить в Эстонию довольно многочисленную советскую экономическую делегацию во главе с И. Гуковским, которая через три дня прибыла в Ревель и тотчас же приступила К закупкам товаров для Советской России.

До Октябрьской революции И. Э. Гуковский был активным участником рабочего движения в России. Его революционная деятельность началась в Петербурге в 1898 г. Отбыв пятилетнюю ссылку за агитацию среди ижорских рабочих и принадлежность к социал-демократической партии, Гуковский продолжал партийную работу в Баку, Одессе, Москве. После победы Февральской революции он был назначен казначеем ЦК РСДРП (б). Коммерческий опыт, приобретенный им в этой должности, пригодился в 1918–1919 гг., когда он был заместителем наркома финансов РСФСР, и позднее, после назначения полпредом в Эстонию, где ему пришлось заняться организацией внешнеторговых операций молодой республики Советов. На этом посту он и скончался в 1921 г. в возрасте 50 лет.^{404}

Конечно, Эстония не могла стать сколько-нибудь значительным партнером Советского государства в хозяйственной области. Однако она явилась той первой брешью, той отдушиной, через которую впервые со времени установления блокады удалось наладить ввоз товаров, отчасти местного производства, а главным образом изделий промышленности из других европейских стран. Перечень товаров, закупленных в Эстонии за первые четыре месяца работы советской делегации, показывает, насколько велики были потребности Советской России буквально во всем самом необходимом и насколько разнообразны были сделки и закупки этого периода. «Нам удалось, — говорилось в отчете Гуковского в НКВТ от 6 июля 1920 г., — закупить здесь за это время следующее: сельдей 5442 бочки, пил поперечных 249 000 штук, цементу 33 420 бочек, гвоздей 180 000 пудов, рельсовых скреплений 70 000 пудов, кожи подошвенной около 1000 тонн, сетей рыболовных 293 шт., колунов 5000 штук». Далее перечислялись многочисленные виды других товаров.^{405}

Благодаря миру с Эстонией 18 апреля 1920 г. легально по железной дороге поступили закупленные советской делегацией товары. Договор с Эстонией, как говорил Г. В. Чичерин на пленарном заседании ВЦИК 4 февраля 1920 г., «превратился, так сказать, в генеральную репетицию соглашения с Антантой, превратился в первый опыт прорыва блокады и в первый эксперимент мирного сожительства с буржуазными государствами».^{406}

Вторым направлением, которое избрало Советское правительство, для того чтобы добиться действительной ликвидации блокады и установить торговые отношения с капиталистическими странами, было использование «кооперативной схемы». Поскольку иных возможностей вступить в экономические связи с внешним миром не имелось, оно волей-неволей должно было вступить в «кооперативную игру», начатую союзниками. В этой игре большинство козырей оказалось в его руках. Расчеты лидеров западных держав на антисоветски настроенных русских заграничных кооператоров типа А. М. Беркенгейма и К. Р. Кровопускова довольно скоро потерпели полный провал. Подлинный хозяин кооперации — Центросоюз — после Октябрьской революции в России уже стоял на советской платформе.

С июля 1919 г. заместителем председателя Центросоюза был избран Андрей Матвеевич Лежава, член партии с 1904 г., активный участник революционного движения в Тифлисе, Воронеже, Нижнем Новгороде, Саратове, Москве. Он возглавил созданное по решению ЦК РКП (б) коммунистическое большинство в правлении Центросоюза, и постепенно буржуазные элементы были отстранены от руководства этим всероссийским кооперативным объединением.^{407}

Управление же заграничными конторами Центросоюза («Иноцентр»), возглавляемое А. М. Беркенгеймом, находилось в Лондоне. Оно утратило чувство реальности, ослепленное ненавистью к советскому строю, рассматривало себя как «наиболее здоровое организационное ядро русского народного хозяйства» и требовало полной независимости от Советской власти в выполнении «самых широких общественно-хозяйственных и государственно-хозяйственных функций».^{408} Советское правительство, учитывая, что в сложившихся условиях иначе как под флагом кооперации вступить в торговые отношения с капиталистическими странами и ликвидировать блокаду РСФСР невозможно, приняло решение направить для переговоров с представителями западных держав формально «кооперативную», а фактически — правительственную делегацию, наделенную самыми широкими полномочиями. Вместе с тем оно прекрасно понимало, что лидеры государств Антанты вынуждены будут делать хорошую мину при плохой игре и согласятся в конечном итоге на тот состав делегации русских кооперативов, который утвердит Центросоюз. Как отмечал американский историк и журналист Л. Фишер, «кооперативная схема» Верховного совета Антанты «была в Москве одним из хороших поводов для острот в течение продолжительного времени, и годы спустя Чичерин не мог удержать усмешки, говоря со мной об этом».^{409}