– Сам так поступить? Ты хотел прыгнуть на скалы?
– Да, хотел, но не будем об этом. Это не твое дело.
– Хорошо, но чем я еще могу помочь?
– Помощник, есть хочешь?
– Да, очень.
– Ну, тогда иди погуляй и не мешай мне.
Слышать это было обидно, но, поразмыслив, я понял, что обижаться в данном случае я могу только сам на себя. Поэтому, тяжело вздохнув, я встал и решил прогуляться. Отойдя недалеко от теплолета, я услышал явный шум ручья. Во рту сразу же пересохло, а в желудке заурчало. Кроме того, что я хотел есть, я сильно хотел пить. Идея напиться из ручья показалась мне очень правильной, и я двинулся в сторону шума. Пройдя метров десять-пятнадцать, я увидел искомый ручей, который с шумом переливался среди камней. С радостью встав на колени, я засунул голову в самый ручей настолько, насколько мог, и жадно начал глотать воду. Сделав два огромных глотка, которые приятно охладили язык, горло и гортань, я хотел поднять голову. Но вдруг почувствовал, что какая-то сила держит мою голову и не дает мне оторваться от воды. Напрягшись всеми силами, я пытался оторвать голову и не мог. Моя голова как будто примерзла в ледяном ручье. Я чувствовал, что это не лед, вода огибала мою голову нежными струями, продолжая бежать, как она бежала, но при этом эта же самая вода не давала мне оторвать голову, чтобы начать дышать. Меня охватили ужас и паника. Несколько секунд борьбы с этой непонятной ловушкой – и кислород (проклятая периодическая таблица выдала значение еще одного элемента), который несчастно утекал из моей крови, заставил меня вдохнуть воду этого самого ручья. Вода, оказавшись в легких, резанула их как будто острым ножом, и я потерял сознание.
Где-то на краю вселенной, в самом темном ее уголке, мое сознание решило протоптать слабенькую дорожку к свету. Где-то на другом краю вселенной я вдруг услышал голоса. Значение слов, которые шли из другой окраины, очень тяжело входило в сознание, но тем не менее смысл в них был, я это точно знал.
– Как смел ты напасть на моего ученика?
– Откуда я знал, что он твой ученик? Он не спросил разрешения и начал пить из моего ручья.
– Ты смеешь мне указывать, где мне пить?
– Тебе нет, великий мастер, но этот же совсем дикий. Попался в мой водяной капкан, любой начальный всегда спросит разрешения у ручья, чтобы напиться, а он, как животное дикое, попался.
– Он только после ритуала Ванги, еще не помнит ничего.
– Ритуал Ванги в таком возрасте? Зачем?
– Не твое дело, водяной. Не суй свой поганый нос.
Я открыл глаза и увидел мастера Трина, который разговаривал с самым настоящим водяным. Точней, это был человек, но который проводил в воде явно существенно больше времени, чем на суше. Он был весь в тине, которая служила ему одеждой, головным убором и обувью. Он явно был напуган, но пытался держать себя в руках и даже отвечать мастеру Трину. Что, в свою очередь, злило мастера, который, в отличие от водяного, явно не боялся этого зеленого чудо-человека.
Я обнаружил себя лежащим на берегу того самого ручья, в желудке у меня было столько воды, что он мог лопнуть в любой момент. Я повернулся на бок, и меня вырвало чистой родниковой водой, которая даже не успела еще нагреться в моем желудке до температуры человеческого тела и, выходя, опять охладила пищевод, рот и язык, но уже не доставила былого удовольствия.
– Живой! Тебе повезло, водяной, что он жив. Если бы с ним что-то случилось, тебе бы не сносить головы.
Водяного явно затрясло от страха, он затараторил, пытаясь оправдаться:
– Я тут на вполне законных основаниях, это мои охотничьи угодья, я тут живу уже десять лет, плачу все налоги исправно. Рыбой плачу, да какой рыбой? Золото, а не рыба, лучшая форель в стране.
– Ладно тебе хвастать, лучшая. Ручей-то у тебя гнилой.
Трин явно подтрунивал над водяным, а того это явно цепляло. Теперь страх его начал отпускать, а взяла , профессиональная гордость.
– Да как ты смеешь сомневаться в моей рыбе? Я сейчас принесу тебе свежесоленую, только утром снимал урожай, и если ты скажешь, что ел рыбу лучше, я вызову тебя на водяную дуэль.
– Свежесоленая? Ну, давай, неси и на меня, и на ученика моего, попробуем, что у тебя за рыба.
Водяной прыгнул в ручей и исчез, а мастер Трин, взглянув на меня, сказал:
– Вот ты охламон, только на десять метров от меня отошел – и чуть не погиб, тебя что, не учили просить разрешения у незнакомых источников?
– Нет.
– Ну да, я сам виноват, мог бы и догадаться, что ты пить побежишь. А куда побежал? Я бы воды, что ли, тебе не дал?
– А что это за водяной?
– Ну, обычный водяной, озеро тут недалеко, он в нем живет. Маг одной стихии, ему в городе дискомфортно, вот они озера арендуют и живут промыслом. Одной рыбой питаться им надоедает, вот ловушки водяные на ручьях и ставят, чтобы мяса раздобыть, вот ты чуть ему на обед не угодил.
– А он что, меня съел бы?
– Ну а чем ты хуже оленя? Съел бы, конечно, этот, похоже, одиночка, женщины у него нет, озверел совсем, вон весь тиной зарос.
Тут из ручья выпрыгнул водяной, держа в руках палку, на которой было насажено четыре крупные рыбины.
– Вот садитесь тут и пробуйте прямо передо мной. Чтобы я ваши лица видел.
Мастер Трин с чувством явной брезгливости взял палку с рыбами у водяного и аккуратно понюхал каждую рыбину по очереди. Он делал все это неторопливо и с видом знатока, чем приводил водяного в ярость. Он аж подпрыгивал от каждого движения Трина на месте, всем своим видом стараясь поторопить. А мастер Трин, сев на корточки, отломил плавник у крайней рыбы, надкусил его. Рыба явно была наивысшего качества. Мой желудок, который только что избавился от излишней жидкости, опять напомнил о себе, явно недовольный тем, что его пытались накормить только одной водой.
– А можно мне тоже рыбу, мастер?
– Не торопись, ученик, сейчас я проверю, не решил ли отравить нас водяной. Но, похоже, нет, он все-таки помнит правила гостеприимства.
– Я – отравить? Да за кого вы меня принимаете? Я честный маг воды, честно работаю много лет.
– Ну, спокойно, спокойно. Я вижу, рыба у тебя действительно отменная.
Мастер снял рыбу с противоположного конца палки и протянул ее мне. Я, стараясь не показывать, насколько я голоден, тоже присел рядом с мастером и, повторяя его движения по разделке рыбы, начал ее есть. Мне, конечно, было очень тяжело сравнивать эту еду с какой-то другой пищей, потому что эта рыба была первой нормальная еда в моей новой жизни. Не считая той похлебки, которой кормил меня Трим. Но она была верхом наслаждения, которое я испытал от еды. Она была нежно-розового цвета и такого же вкуса, Она просто растеклась у меня во рту на нежные вкусные волокна. Когда я отправил в рот первый кусок, мои железы во рту решили выдать такую порцию слюны, что мне пришлось поднять голову кверху, чтобы она не потекла у меня изо рта. Я чуть не захлебнулся, когда пытался положить в рот второй кусочек.
– Это не рыба, это райский пирог! – не выдержав, восторженно произнес я. Мои слова явно пришлись по душе водяному, он заулыбался во весь рот и начал расхваливать свою рыбу так, как будто это его родные дети.
– Конечно, я своих деточек кормлю отборными рачками, которых выращиваю сам в запруде. Рачков мне этих привезли с Семиречья, я тут им специальную среду создал и поддерживаю ее круглый год. Так что рыба моя по качеству если и не выше, то на уровне с семиреченской.
– Ну, это ты уж загнул, та рыба идет по семнадцать золотых за вес, твоя, конечно, хороша, но больше пяти не потянет.
Цифра, названная Трином, явно была высокой по местным меркам, потому как не обидела, а обрадовала водяного.
– Да, так и есть, я по пять и отдаю, и берут охотно. Но качество у меня все же не ниже семиреченского. Правда, король-рыбы я развести не смог, весь малек погиб. А по семнадцать ведь она идет. А жулич – он и у семиреченцев по шесть или семь.
– Да, ты молодец, водяной, я обязательно замолвлю в Мазурите за тебя словечко, так что жди закупщиков.
