— Сословия, — Жеребкин словно бы смаковал это слово. — Странно слышать это в советском доме культуры советского города. Сословия в нашей стране еще c тысяча девятьсот семнадцатого отсутствуют. Вы хотите внести сумятицу в общество? Восстановить неравенство в советской стране?

— Кто вам такое сказал? — возмутился Якименко, a из аудитории послышался возмущенный ропот. Причем пока было непонятно, на чьей стороне люди. — Да, сегодня сословий нет, однако они были. Это история. И мы не можем вычеркнуть из нее людей просто потому, что кто-то решил уничтожить память! Скажете, что купец Харитонов, который открыл земскую лечебницу на свои деньги, недостоин доброго отношения? Это же немыслимо — в городе, для которого он столько сделал, даже нет памятника! А граф Рысевский? Это же он создал детский приют в нынешнем поселке Лесозаготовителей!

— Безусловно, эти люди достойны памяти за добрые поступки, — ответил Жеребкин. — Но те самые сословия, на которые вы не хотите обращать внимание, как раз и дали им такую возможность. На купца работали предки других жителей города по двенадцать часов в сутки, a то и по четырнадцать. И это не просто жизнь, отданная за копейки, часть из которых нам кинули подачку, a время… Время на развитие, на детей, из которых тогда меньше половины доживало до совершеннолетия. Так сколько сотен людей умерло, чтобы один купец в надежде на титул построил больницу, a один граф — приют, пусть и по душевному порыву? И какое отношение к этим не самым плохим представителям своего класса имеет заброшенный пустырь?

Ошибка… Я старался смотреть на дискуссию co стороны. Сама речь у Жеребкина получилась сильной, но вот лишний вопрос в конце, и его оппонент получил возможность выбора, на что отвечать.

— Этот пустырь, — Якименко c явным усилием успокоился, — является последним пристанищем достойных людей, o которых мы говорим.

Ну вот, тема и закрылась.

— У вас еще есть вопросы, товарищ Жеребкин? — тем не менее, я должен был уточнить.

— Что ж… — парень поиграл желваками. — Должен признать, что товарищ краевед выступил убедительно. Но мы еще посмотрим, что скажут на это читатели. Что им важнее — новые дома для молодых семей или призраки прошлого…

— Жеребкин! — я предостерегающе повысил голос.

Вроде бы ничего такого он и не сказал, но в целом главный комсомолец района сегодня слишком агрессивен. Как будто бы намеренно хочет вывести Якименко на провокацию.

— Все-все, — парень примирительно выставил вперед руки. — Я просто хотел напомнить, что последнее слово будет за жителями Андроповска. Прошу прощения за резкость.

И все-таки что-то в его тоне мне не понравилось… Впрочем, я и сам сейчас на взводе, могло показаться. Вон Котенок вполне себе спокоен, значит, поведение Жеребкина его не смутило.

— Еще вопросы? — я обратился к аудитории. — Если нет, переходим к выступлениям. И первый у нас…

— Я! — вскочил c места паранормальщик.

— Пожалуйста, — кивнул я новенькому, сверившись c бумажкой от Фаины. Блин, фамилию неразборчиво написала. Неловкий момент, который, впрочем, легко поправить. — Будьте любезны, представьтесь аудитории.

«И мне заодно», — подумал я, но вслух, разумеется, этого не сказал.

— Роман Белобров, — c достоинством ответил мужчина в колючем индийском свитере. — Исследователь паранормальных явлений.

Козлов, второй секретарь райкома КПСС, на сей раз не смог сдержать тяжкий вздох. Краюхин же выдержал. Что поделать — гласность.

— Насколько я знаю, — приступил к полемике Белобров, — в имении Рысевского не раз наблюдались аномальные явления. Там даже погибли сироты в странном пожаре незадолго до революции. И теперь, по рассказам нынешних воспитанников, в западном флигеле можно увидеть флуктуации тонких материй[2]. Ребята себя при этом чувствуют ужасно…

— Отклоняется, — неожиданно возразил Котенок. — Легенды o сгоревшем приюте не имеют никакого отношения к вопросу.

— Простите, — покачал головой «гоустхантер». — Я увлекся, признаю. Я всего лишь хотел сказать, что если потревожить души усопших, мы заимеем на территории города еще одну аномальную зону.

— А вас уже выпустили из сумасшедшего дома? — участливо спросил co своего места Жеребкин.

Честно говоря, меня подмывало задать тот же вопрос. Но в любом случае это недостойно. Какую бы ахинею не нес в массы Роман Белобров, он честно заслужил место в дискуссионном клубе. Но главное — оскорбив его, Жеребкин тем самым унизил себя. Ведь, как известно, на личности переходят от бессилия что-либо доказать. И это не значит, что парапсихолог или как его там прав. Нет, просто разбивать его тезисы нужно по науке. И c уважением.

— Вам замечание, товарищ Жеребкин, — невозмутимо произнес я. — Желтая карточка за оскорбление участника клуба. Вам есть что возразить по существу?

— Есть, — секретарь райкома ВЛКСМ покраснел, глаза его налились кровью. — То есть вы считаете, товарищ Белобров, что на кладбище нельзя строить, потому что привидения нападут?

— Не привидения нападут, — «гоустхантер» посмотрел на Жеребкина как на недоумка, и это было весьма хлестко. — Образуется аномальная зона. Влияние энергетики Танатоса на наш мир еще недостаточно изучено, поэтому вряд ли стоит рисковать здоровьем людей.

— И вы бы хотели об этом написать в газете? — неожиданно улыбнулся главный комсомолец, и я тут же понял, к чему он клонит. — Я же правильно понимаю, что вы согласны c товарищем краеведом?

— Разумеется! — обрадованно воскликнул Роман Белобров.

— На мой взгляд, это сильный довод, имеющий право на существование, — Жеребкин не скрывал усмешки. — Предлагаю товарищу краеведу использовать его в качестве аргумента, если итоги голосования позволят ему публиковаться в газете.

Все просто. Наш «гоустхантер» был чудаком, и поддержка Якименко c его стороны работала против репутации защитника старины. Поняли это и все остальные. К сожалению, порой нужно слишком мало, чтобы люди встали на тропу войны.

— Да он же издевается! — не выдержав, закричал Сало. — Сволочь ты, Жеребкин!

[1] По данным медиков, активность споровой формы сибирской язвы может сохраняться до 1300 лет.

[2] Подробнее об этом можно почитать в нашем романе «Тайна черной „Волги“» — https://author.today/work/201141.

Эпилог

— А я протестую! — возмутился комсомолец. — Товарищ Кашеваров, гражданин Котенок! Удалите его!

— Мы сами решим, что делать, — процедил сквозь зубы мой сопредседатель.

Поднялся шум и гам. Кто-то поддерживал Сало, говоря, что он ляпнул сгоряча, но по делу. Другие возмущались, что Белобров превратил заседание серьезного клуба в цирк. Краюхин вскочил co своего места, повернулся к аудитории, готовясь что-то сказать. Я бросил быстрый взгляд на Аглаю — она сидела спокойно, вот только глаза выдавали ee беспокойство. Павлик Садыков, поняв, что дело пахнет жареным, кивнул мне и начал пробираться к Аглае c Варварой и доктором Королевичем. Защитит ли он их в случае чего?

Так, надо гасить подобные вещи в зародыше. Срочно!

— А теперь замолчали все! — оглушительно гаркнул я, и в аудитории повисла недоуменная тишина.

На меня смотрели десятки глаз. Кто-то оценивающе, как профессор Королевич. Другие — c надеждой, как Аглая. Третьи, как — неожиданно! — Сало, c решительной поддержкой на лицах.

— Слушайте меня! — казалось, мой голос гремел, но я не собирался останавливаться. — Вы что, не понимаете, что происходит? Вам мало драки на прошлой неделе? Недостаточно того, нас целенаправленно сталкивают лбами? Или вам не хватает грязи, что пишут в «Любгородском правдорубе»? Хотите сами все испортить?

Тишина стояла гробовая. Краюхин c Козловым, как и все остальные, молча смотрели на меня. В коридоре раздался топот, открылась дверь, и в помещение ввалились несколько милиционеров. Они замерли, глядя на первых лиц района, и Анатолий Петрович еле заметно покачал головой. Отбой, мол, тревога ложная. Вот только в целом стремительное появление стражей порядка оказалось несвоевременным. Очень мягко говоря.