— Переведите ему, — Брехт покачал головой, товарища прилично по дороге помяли. Правильно — это ведь он отдал приказ по парламентёрам стрелять. Нужно бы повесить в назидание остальным, но сей товарищ нужен был Ивану Яковлевичу живым. — Переведите, что его сейчас отпустят, пусть едет в Азов и главному там скажет, что если все турки голыми выйдут из крепости и сдадутся, то я их прикажу пороть, а потом отпущу на все четыре стороны, а если не выйдут голыми, то все помрут.

— Зачем это, Ваше Высокопревосходительство? — выпучился на него Бредаль. — Что за дикие условия капитуляции, на такое никто не пойдёт.

— В этом и задумка. Чем больше убьём, тем лучше. Нужно чтобы не сдавались. И нужно, чтобы эти «дикие» условия капитуляции дошли до Стамбула. Там должны икать начинать при приближении русских. Удивил врага — считай половина победы в кармане. Заставил его себя бояться — ещё половина. Опять же, их там тысяч шесть в крепости, нам куда девать столько пленных?

— Мустафа-Ага — комендант крепости Азык, не пойдёт на такие условия! — и глазами зыркает пленный турок на гяуров.

— А ты ему передай, что следующие ещё хуже будут, — Брехт махнул рукой, казаки развязали руки офицеру и подвели ему коня, что достался в виде трофеев при избиении конницы. Конь был цел, хозяина видно убило, и пока запорожцы собирали оружие у убитых, сам пришёл к людям.

— Когда к Азову пойдём? — отвлёк Брехт от созерцания удаляющегося турка адмирал.

— Скоро обед. Прикажи высаживаться на берег, Пётр Петрович. Только колючую проволоку натяните со стороны Азова. Уверен на все сто, что сейчас все оставшиеся конные турки, охваченные праведным гневом, прискачут. И щиты деревянные с барж снимите, поставьте. Встретим янычар, или кто там у них пожалует.

Дон в этом месте делает поворот чуть ли на девяносто градусов к югу, и не распорядись Иван Яковлевич выставить дозорных на захваченных каланчах, и не отправь по обоим берегам разъезды из калмыков и башкир, то неожиданная атака турецкого флота могла бы довольно плачевно закончиться. Но предупредить, о том, что к ним идут три большие галеры на вёслах и Бредаля наблюдатели на вышках, и Брехта башкиры, успели, и потому два корабля были поставлены поперёк реки и орудия заряжены. Решили бить сразу, как турецкие корабли вынырнут из-за поворота, у турецкоподданных там на палубах на носу всего по паре пушек малокалиберных, но вдруг какой золотой выстрел удастся. Надеяться на удачу никогда не стоит.

— Огонь, книппелями по вёслам, поочерёдно! — гаркнул Пётр Петрович, едва из-за холмика на берегу показались турецкие корабли.

Глава 24

Событие шестьдесят восьмое

Опыт поражений научил меня тому, что нападать стоит, только если уверен, что не придётся отступать.

Джесси Ливермор

Это что — клуб самоубийц? Галеры были метров тридцать в длину и около шести в ширину, гребцы находились под палубой, а на палубе стояли по обоим бортам примерно 6-ти фунтовые пушки на невысоких деревянных лафетах. По пять штук на борт. А на носу, как и у кораблей Брехта, были на вертлюгах расположены два фальконета. И с таким вооружением эти «храбрецы» на трёх корабликах вышли воевать против двадцати двудечных кораблей. Ладно, про Единороги они не знала, про шрапнель даже не слышали, но втроём на двадцать. Так двадцать это не всё, там следом чего только нет, при этом многие мелкотравчатые судёнышки у русских лучше этих галер вооружены.

Пока Иван Яковлевич удивлялся отваге османов и «Святой Иоанн» и «Святой Павел» начали книппелями поливать галеры.

Бабах. Бабах. И так каждые две — три секунды. Вместе орудия не стреляли, чтобы не наломать дров и не завалить корабль. Всё же выстрел из огромного орудия с калибром в 245 мм — даёт чудовищную отдачу. Лафеты закреплены верёвками за борт и препятствуют откату орудий вплоть до противоположного борта, но если несколько пушек выстрелят одновременно, то канаты вырвут просто борт.

Не все книппеля попали по вёслам. Чего с парней лишнее требовать, эти артиллеристы в боевых действиях не участвовали, волновались. Но и пяти попаданий хватило. Особенно показателен был второй выстрел. Два полушария, скрепленные цепью, угодили точно по вёслам правого борта идущей первой галеры и переломали шесть, намотавшись и вырвав весло из рук гребца на седьмом. Всего у галеры было десять пар вёсел. Гребцы левого борта успели сделать ещё два гребка и развернули кораблик поперёк реки. В подставленный борт тут же врезались два книппеля, сломав по паре вёсел и проломив борт. А следующий удар пришёлся неудачно с точки зрения того, что приказ был стрелять по вёслам, но крайне удачным по последствиям. Два пудовых полушария проломили фальшборт и снесли одну из пушек. А та, уже выстрелив в это время, при отдаче сломала противоположный фальшборт и ухнула на оставшиеся целыми вёсла противоположного борта.

Плохо было то, что ветра не было вообще. Два Святоши окутались вскоре дымом так, что собственной руки не видно. Брехт успевший сойти до галерной атаки на берег со стороны видел, что бомбардиры явно потеряли цель. Галеры все три потихоньку сносило назад и вправо течением, а книппеля летели теперь по большей части мимо.

Видимо это понял или как-то сумел разглядеть и Пётр Петрович, так как грохот выстрелов умолк. А нет, всё же небольшой ветерок есть. С запада. Он за пару минут согнал клубы дыма к тому месту, где за боем Иван Яковлевич и наблюдал в подзорную трубу.

Но, видимо, Бредалю теперь стало видно куда стрелять, и Единороги зарявкали вновь.

Только досмотреть эту драму герцогу Бирону не дали. Сверху с каланчи надтреснуто запел тревогу горн и почти сразу стали трещать ружейные выстрелы от щитов.

Турки оказались предсказуемы. Весна ранняя на дворе, не захотели голыми из крепости выходить, зябко. Потому, паши их выпустили в атаку на гяуров всадников. Много. Не менее полутысячи. Одетых. Не будь колючей проволоки и что-то османам удалось бы. Но проволока была. Добирались до неё на полном скаку джигиты и валились вместе с лошадью в траву. Проволоки намотали прилично — в три ряда на разной высоте. Наверное, одну бы порвали вскоре, а так заграждение выдержало больше минуты, пока образовавшаяся куча-мала не придавила все три проволоки шипастые к земле. За это время два батальона преображенцев успели из штуцеров сделать по одному выстрелу и разрядить оба двуствольных пистолета.

Бах. Бах. И от вражеской кавалерии и трети не осталось. Осознав, что впереди смерть, турки повернули. Поздно, им во фланг уже выезжали башкиры. Небо чёрным от стрел не стало, и на скаку точность не велика, но ведь тысячи стрел. Пару минут и всё, ни одного скачущего османа. Лишь несколько раненых, должно быть, лошадей без седоков удирают в сторону Азыка.

А всё поле перед щитами завалено трупами и ранеными людьми и лошадьми, и вой стоит над степью, хоть уши затыкай.

— Всего лишь предложил заголиться на пару минут, — брату — Густаву Бирону сообщил Брехт, — Вот так всегда, хочешь как лучше, а получается гора трупов. Отправляй, братец, народ добивать раненых. Ну и лошадей тоже. На нервы действует это ржание.

Отвлекшись на избиение конницы Иван Яковлевич краем уха всё же слышал грохот пушек за спиной, но тут было горячей и пока конница турецкая не кончилась, пришлось стоять к реке спиной. Повернувшись, наконец, к Дону-батюшке передом, а к горе трупов задом, Брехт только присвистнул. Тут тоже побоище подходило к концу. Адмирал Бредаль, лишив галеры подвижности и согнав их в одно место, принялся с дистанции в полверсты обстреливать их шрапнельными гранатами. Свинцовые шарики быстро очистили верхнюю палубу от басурман и теперь на галерах никто в морской бой больше не играл.

Злой норвежец может быть и дальше бы тратил драгоценные шрапнельные гранаты, но над одним из кораблей османы подняли чью-то рубаху за рукава привязанную и, следуя правилам войны, адмирал бойню прекратил.