– Пока.

Ночь коротка. Ложимся под рассвет. В девять мне вставать, бодрыми телефонными трелями зарабатывать зыбкую уверенность в сегодняшнем дне. Встаю несвежим – тягостно, муторно.

Где Света?! Нет рядом её родного тельца, как всегда, беспробудного, посапывающего до часу с жалобно полуоткрытыми губками. Нет его нигде, ни на кухне, ни в туалете, и в холодильнике тоже нету.

Света на балконе. Голая и заплаканная, забилась в угол. В красных глазах неподдельное горе. Её трясёт. Я никогда не видел её такой.

Хватаюсь за сердце. Что случилось? Господи, что?!.

– Сколько ещё мне терпеть всё это?! Фиса, Фиса… А вот Фиса… Мы с Фисой… А вот у Фисы… Ты всё равно будешь любить свою Фису!! (Тихо, обречённо.) Что нужно было этой с-с-суке?..

Я долго гладил, успокаивал её на кроватке, говорил, что давно ничего не чувствую, что она – маленький Стулик! – сумела затмить великолепную мою мучительницу, а когда она уснула, вытащил ту Фисину фотографию – с порочным ртом и огромными глазами – обсмотрел всю её и сжёг на балконе.

В воскресенье брусчатый Столешников пуст, а пешеход редок. Витрины бутиков туповато отражаются друг в друге. А продавщицам делать нечего, вот и выглядывают на нас, подзывают коллег, провожают улыбками. Конечно – Света в совсем короткой розовой юбчонке – сама купила, «для меня», да ещё и поправляет её всё время, подтягивает, чтоб только-только на попку хватало. Вошла во вкус девчонка. (Вот приятно как Роминому вкусу потакать – а заодно и другим нравиться!..)

Они, продавщицы, наверно, думают – ну пара. Небось, снял её да водит теперь по магазинам – спонсирует. Теперь ведь модно, чтоб мужчина при деньгах – да с совсем молоденькой. Вон их сколько развелось, пятнашек. (Нервным подсознанием женским чуют, стало быть, потенциальную угрозу.)

И невдомёк им, продавщицам, что блузочка и брючки, так очаровательно легшие на озорную фигурку, куплены на предпоследние деньги, от души, по самому что ни на есть внутреннему призванию и, что вообще интересно, против воли маленькой хищницы.

А хищница всего-то хотела кожаный амулетик.

Зачем он ей – какой в нём прок?!

Негодующий румянец на щеке. Слеза!.. Ну просто – маленькая смерть!

– Что ты, Светик, бог с тобой! Ну давай вернёмся быстрее!..

– Теперь уже не надо. Другие купят.

Я не верю. Какие, кто другие?!

– Другие. Желающие сделать приятное!...

Всё когда-нибудь кончается, учит нас жизнь. Надо везти обратно рыжего кота. Я выношу его за шкирку, чтоб не вырвался, другой рукой держу у уха телефон – веду беседу с мамой, получаю наставления по уходу при транспортировке.

– ...и ни в коем случае не клади его в багажник.

– Хорошо, мама, – говорю я, захлопывая багажник с погребённым в нём котом.

Когда я забыл о его стонах, переключившись на тревожные мысли о каких-то ещё других, он, наверно, как-то продрался в салон, потому что очутился вдруг рядом, на Светином сиденье – и очумело, безмолвно глядел на ночную Москву.

15

– Ну что, Ромео великовозрастный, – хихикает мой Перец, повесившись на люстре, выставив красный зад. – Как я нарисовался-то в вашем «Цеппелине», а? Класс?!

– Но ты был зелёный, – изумляюсь я, пытаюсь ущипнуть его за ягодицу. (Руки ватные, и не выходит.)

– Красный, зелёный, – какая разница. Ты больше вглубь смотри, трубадур… Вот давай. (Подставляет мне задницу.) Разбор твоих полётов. Что ты видишь там, в глубине-то?

– Ну что. Жопа.

– Аб-солютно, my dear! Причём твоя. Я вообще – это ты. Что, ещё не понял?!

Вот те на.

– ...только в негативе как бы. Типа ты у нас такой мягкий, податливый, влюблённый, а я, видишь, жёсткий, да ещё и разноцветный бываю…

– Ты – светофор?! – озаряюсь я.

– Я – проводник, – парирует Перец, раскачиваясь на люстре. – Твоего могучего, но совершенно бесполезного эфирного тела.

– Куда проводник?.. – (Что-то я запутался.)

– Куда! – в тонкий мир!

(Ой, ой, сколько информации!)

– Так вот, значит, жопа. Мы всё время, всё время с тобой в этом самом месте оказываемся. И не надоело тебе, дарлинг?.. Ты думаешь, это я всё подстроил – ну, в клубе, с виртуальными-то делами? Ошибаешься, мон ами. Ты пойми. Вот подсознание твоё посылает импульс. Назойливая такая мыслеформа – хуже осы: вот, мальчики, любуйтесь – какая красавица, да ещё моя!.. И всё вьётся, вьётся над лысиной, а поле моё торсионное – оно же не камень, оно же в обратную сторону начинает раскручиваться… Больно ведь!! Приходится всё вокруг так разрулить, так на ситуацию воздействовать, что желание твоё выходит изнанкою, во как! – и прямо тебе же по лбу. Понял?!

– Ой-ой, но кто мог предположить, что всё так сложно?..

– Во-от, жизнь сложна. Но это не вдаваясь. Я с тобой вообще верчусь, как уж… Ну что, больше не будешь?

– Не буду, – искренне прозрев, отвечаю я. – Жалко ведь тебя.

– Да ты себя жалей. Ты думаешь, ты принц?.. Ни кола, ни двора, одни романтические позывы вне времени и пространства. Она что, думаешь, по определению должна была в тебя втюриться? Дали тебе её, такую, как ты хотел, не для того, чтоб в штаны наложить от счастья… Ты помнишь хоть, что обещал кому-то?.. Быть на высоте?! Так будь! А то принцессу сделал из обыкновенной девчонки, пискли, она же тебе на голову села!

– А я всё знаю, – защищаюсь я уже не на шутку, поражённый изыску самозванца. Поднявшись с постели, кидаю искренние фразы в зависшее передо мною глумливое дупло. – Я… я многое заранее как бы ей прощаю, потому что встаю на её место, потому что чувствую её неуловимое… нутро. Потому что знаю, что любить её надо, как она есть, со всеми её… лошадками. Да, я плыву по течению. Я уже почти поверил в её слова. Слова могут расходиться с делом, она вообще вся несовместимая! Но она искренна!! Какой-то бред…

– Бред. И в глазах большей части здравомыслящего человечества сюжет ваш яйца выеденного не стоит.

– Большая часть здравомыслящего человечества для меня нерепрезентативна, потому что циники да обыватели. Ты с люстры слезешь когда-нибудь?....

Люстра качнулась и обдала снопом светиков. Никого на ней, конечно, нет – почему же она покачивается?.. Подумав об этом без удивления, я повернулся набок, чтобы послушать продолжение, но в надвигающийся обратно сон влез вопрос: откуда, где, почему я сплю?! Темно – но ещё не ночь. Да, помню, прилёг на минутку часов в девять… и, сражённый недосыпом, выключился до одиннадцати?!. Да, помню ещё – сегодня вторник, я же обещал сводить Светку в «Кабану», показать ей наконец-то настоящий мужской стриптиз… А сама она не звонит?! Ох, хуже нет так просыпаться.

...но сколько же во мне патетики, даже во сне!

– Давай сегодня отдохнём, Светик – ведь середина недели, – говорю с тяжёлой головой.

– В принципе, ничего страшного – я погуляю с одноклассницей, – холодно отвечает она. Подойдёт ещё мальчик, как раз Фомичёв… Но вообще-то ты обещал.

Ладно, ладно. Обещал. (Помню откуда-то, с особой остротой переживается невыполнение обещаний в отроческом возрасте.) Но Фомичёв… – это, не иначе, чтоб вызвать во мне муки ревности, сожаление от неприсутствия, чувство неуверенности в моменте.

Ну, смешная.

В час, заряженный холодным душем и кофе, я у её подъезда. Что-то изменилось?.. Да нет, всё так же вроде щебечет, улыбается… Ага, на ней просвечивающий хитон «Шамбала»... – мальчикам, мальчикам понравиться!

(Да, ребят из «Диллон-шоу» знаю я давно, ещё с тех пор, как хотел пристроить к ним изнывающую от безделья танцовщицу Фису; но квинтет не состоялся, несмотря на то, что все падали от её красоты и ломкости, от того, как смотрелось её изгибчатое тело на фоне мускулистых мужских фигур… Неподвластный человеческой логике шоу-бизнес, ёшкин кот!)

...и какой же чёрт меня дёргает ввести туда – Свету? Посмотреть, как будет выглядеть она среди фанатеющих девчонок, вечно дежурящих в первых рядах, готовых облизать, облапать, отдаться прямо на сцене? Она не такая, я это чувствую. Не в том смысле, что пуританка, но… другая.