— Глотай, — сказал он спокойно, и я проглотила, глядя ему в глаза.
— Умница, — сказал Джордж. — Ты прощена.
…
Мы втроем шли по коридору, минуя раздевалку, которая практически опустела. Лишь Маклагген с маской раздражения на лице сидел на скамье. Завидев меня, он подскочил.
— Ну и где ты была?! Я уже час жду тебя здесь.
— Прости, Кормак, — сказала я, и ощутила, как оба близнеца берут меня за руки с каждой из сторон.
— Она была со мной, — твердо сказал Фред.
— Что?! — вытаращился Кормак.
— И со мной, — вторил Джордж.
— Я была с ними, — кивнула я в улыбке. Я повернула голову направо и поцеловалась с Фредом, затем налево, и поцеловалась с Джорджем.
— Пойдемте в спальни, мальчики, — вздохнула я, разворачиваясь в сторону выхода. — Это был очень длинный день.
Комментарий к История 2. Массажный кабинет
Сиквелы обычно хуже премьер) Но я все равно надеюсь, вы кайфанули.
========== История 3. Мы прогуляем ==========
Комментарий к История 3. Мы прогуляем
Почти романтично вышло😏. И немного другой стиль письма.
Пишите, что думаете! Какая часть больше всего понравилась?
Хлопок простыни щекочет щеку, запах пробирается глубоко в сознание. Он пахнет горячей карамелью, топленым маслом и немного — солью. Фред…
Нос упирается в его грудь, руки загонщика прикрывают меня от солнечного света, что захватывал на рассвете, тон за тоном, спальню близнецов, сворачивают в кокон из нас двоих. Переплетены ноги, вздымается грудь с шумом прибоя.
Он спит.
Мерно дышит, держа меня в руках, защищая от кошмаров прошедшей ночи и событий нового дня, не готовый отпустить в него. Мои длинные волосы скатались в клок. Я разлепляю глаза, семь утра. Джорджа рядом нет.
Я никуда не пойду, мы прогуляем. Я уверена, что именно так они и решили еще вчера, даже спрашивать не тянет. Кажется, и я попала в эту сеть бессловесного взаимопонимания.
Всматриваюсь с лицо с россыпью медной стружки: за веками, видя сны, бегают глазные яблоки. Беззащитный такой. Настоящий. Не суровый капитан, не каратель. Мой — один из двоих. Мой любовник, мой любимый.
Фред вздыхает и медленно ресницы летят вверх.
— Давно за мной наблюдаешь, Т/И? — сладкая улыбка и чуть хриплый голос.
— Пару минут, — я сбрасываю челку с его лица и целую горячие чуть сухие губы.
Летает тихая пыль, оседая на старом деревянном полу, и только непонятный скрип из-за спины намекает, что Джордж все-таки не покинул комнату, а сидит за столом, неведомо чем занимаясь.
Фред оглаживает волосы за моим ухом и движется по шее… плечу… груди. Она перед ним, почти невинно оголена, словно пойманная врасплох, мягкая капля с розовым соском. Рука сминает ее, и я выдыхаю от растекающегося тепла.
— Доброе утро, неразлучники, — Джордж подает голос. — Справку от Помфри подделываю. Для нас троих, — словно угадывает вопрос в моих мыслях о его занятии.
Никто больше в этой спальне не живет. Никто не хочет жить с близнецами, которые несут с собой вихрь и хаос. А я хочу. И я ночую в этой постели, засыпая между Фредом и Джорджем, как сыр в сэндвиче, и нету снов слаще.
Фред тянет меня к себе, живот, грудь, бедра — все плющится о его большую фигуру в объятии.
— Ты мне когда-нибудь надоешь? — кусает за ушко, ухмыляется. — Ты почему такая идеальная?
— Долго росла в правильной теплице, — я цепляю зубами его губу в ответ по окончании фразы. Глаза в глаза, нос к носу. Фредди урчит, как огромный рыжий кот, впивается пальцами правой руки в ягодицы, на которых до сих пор сидят трусики, каким-то чудом уцелевшие вчера.
Он переворачивает меня рывком с бока на спину и перекатывается поверх. Мощная шея близнеца, по которой я веду языком, перетекает в острые ключицы, мышцы грудной клетки, рельефный пресс, узкую талию… Мой мальчик опускает ниже руку, снимая с меня белье и чувствует — ну конечно, я уже мокрая.
Пойдут слухи… уже пошли. Когда шпилятся самые популярные ребята, это сразу становится достоянием школы, в нашем же случае, им остается только недоумевать. Никто не поверит, что мы способны на такое. А мы способны. Я и сама не знала, на что способна. Оказывается, не только на спортивные пируэты.
Джордж наконец поворачивается к нам, чтобы застать, как Фредди запускает в мое ухо упругий язык и откидывает подальше одеяло.
— Тебе там не холодно одному? — кокетничаю я, повернув к нему глаза.
— Градус только что поднялся, малышка.
Братец ложится снова, делая то, что он больше всего любит — входит в меня практически с разбега, заставляя изогнуться под первым приступом небольшой боли. Он вскальзывает до основания, и я закусываю губу, подавляя звуки, хотя, зачем, казалось бы? Мы ничуть не смущаемся нашего зрителя. Что он любит: растерянность на моем долго завоевываемом лице или просто первый вход в узкое еще отверстие? Я не знаю. Скорей всего, и то и другое.
—Шшш… моя девочка, ну прости.
Фред разводит мои колени в стороны и ложится поверх груди, целует в носик, а я уже чувствую, как член начинает свою работу. Сегодня, не считая старта, парень нежен, и совсем как прибойная волна медленно входит и выходит из меня, создавая амплитуду непрерывной качки, что разогревает кожу там внизу. И вся его нежность впервые выливается на меня водопадом чувственности, на которую он, я думала, не способен.
Губы гуляют по моему лицу, руки сжимают груди, его дыхание испариной оседает на мои щеках, ресницы ласкают его подбородок, что уже покрылся щетиной второго дня. Низ живота сладко тянет, наливаясь. В метре от нас Джорджи складывает перья в стол и снова садится вполоборота.
— Фредди… — зову я.
— Да, Т/И, — шепчет он, закрывая глаза.
— Я тебя обожаю, — я оставляю отпечаток зубов на его плече, чувствуя, как гуляют его бедра надо моими в медленных шлепках. Хлоп… хлоп…
— Я не пущу тебя на поле… Я не пущу тебя на завтрак… Это мое утро. Мое, поняла? — он выдыхает. Твердый ствол трется о клитор, я ощущаю его рельеф, и тянет простонать, как скрипка, выпустить это напряжение в звук. И я не удерживаюсь.
— А… а… а…
Джордж, что наблюдает издалека, откинувшись на стуле, вдруг дергается, трясет головой, словно хочет сбросить с себя остатки сна.
Я смотрю на лицо Фреда, сведенные в напряжении медные брови и тонкую складку на лбу. То и дело мелькают зубы, когда рельеф внутри заставляет его кривиться и шипеть от наслаждения. Я не верю, что это тот же самый однокурсник, что кидал едкие комментарии и издевательские шутки практически все наши школьные годы.
— Твоя упругость сводит меня с ума… — бесцветный звук, поданный из астрала.
— Двигайся, сладкий, продолжай, — я перебираю его волосы, жмурясь. — А-аа!
— Пищилочка ты моя, — комментирует Джордж, и я тоже слышу нежность. Я поворачиваю голову и вижу, как любимый встает и направляется к кровати, садится на край и смотрит с таким интересом, словно никогда не видел ранее, как брат заставляет меня извиваться под собой.
Мои колени согнуты, и Фредди входит без остатка, глубоко, выключая мозг и всё что у меня там в голове еще осталось. Я буквально чувствую, как пелена лежит на глазах, когда Джордж берет меня за свободную руку и целует, словно мы на балу.
От счастья хочется плакать, но похоть едва дает дышать. Брат наблюдает, словно хочет убедиться в качестве исполняемого действа. Я не знаю, когда он ушел из кровати, но знаю, что засыпала я, когда он обнимал меня сзади, упирая ягодицы в свой пах.
Классы уже заполняются учениками в скучной черно-белой форме, а мы здесь, среди смятых простыней, два капитана, что дерзили друг другу, сходим с ума. Он трахает меня, я свищу, как птица, ощущая как широкий член разминает все мои мышцы, раздвигает створки, проникает внутрь. Он разогревает мое тело, ему нравится этот неподготовленный заспанный материал, а вот Джорджи обычно любит в размятое, теплое. И я уже знаю их пристрастия. Моих ребят…
Фред выходит из меня, еще одна привычка: передышка, чтобы испытать все грани того, как он может меня брать, в последовательности. Он весь вспотел и блестит, как мрамор под Флорентийским солнцем. Такой красивый, что хочется тереться сосками об эту грудь, собирая влагу с золотистой, как луковичная кожура, кожи.
