— Мне больно, — простонала Ренесми.

И он тут же ослабил хватку, но она не отстранилась от него ни на миллиметр.

— Я люблю вас. И мне больно от этого. Вы не способны полюбить меня. Вы не способны больше на чувства. Вы только что украли у меня последнюю надежду, — её голос был едва слышен из-за всхлипываний.

Аро казалось, что ему проткнули грудную клетку насквозь, и теперь там зияющая рана с неровными краями. Ему почему-то хотелось вздохнуть, но он не мог, будто забыв, как это делается. Эта маленькая женщина не ненавидела его, не боялась его, не презирала его, она любила его, не смотря ни на что. И она хотела взаимности. Он ожидал какой угодно реакции от неё, но только не этих слов. Сказав их, она причинила ему неимоверную боль, ранила его.

Он ведь любил её. Любил неистово. Она стала его проводником из темноты к свету. Но признаться в этом, открыться ей, он не мог. Сказать те самые нужные слова было невыносимо. Они застряли в нём, не желая выходить наружу.

Неужели она не чувствует, как нужна ему, с каким трепетом и нежностью он относится к ней? Зачем нужны эти бесполезные, никчёмные, дурацкие слова? Ему казалось, что произнеся их он вновь станет тем самым Аро Вольтури, которого однажды уже предали, когда тот признался женщине в своих чувствах. Это был страх. Страх вновь быть обманутым.

И она, будто прочитав его мысли, вдруг произнесла, поднимая на него глаза:

— Я знаю, как вы любили её. Дидим. Я не имею права осуждать вас за поступки, совершенные задолго до моего рождения. Не мне судить вас. Вы давно уже прокляли самого себя за содеянное.

Он не мог поверить в услышанное и, как громом поражённый, опустился обратно в кресло.

— Я всегда буду любить вас. Любовь к вам — мой выбор. Я не предам ни вас, ни его.

Она замолчала, подходя к нему вплотную, запуская руки в чёрные волосы и прижимая к себе. Он уткнулся лицом в её живот, обхватывая ноги и сминая лёгкую ткань сарафана. Она гладила его по голове, словно из них двоих он был ребёнком, нуждающимся в заботе и любви. Произошедшее после было похоже на безумие, граничащее с невыносимой душевной болью. Он встал, отрывая её от земли, и понёс в дом.

В ту ночь он любил её так, как никогда прежде. Невероятная нежность смешалась со страстью, создавая прочный тандем эмоций и чувств. Каждым поцелуем, каждым прикосновением он пытался показать, что он действительно испытывает и как она ему дорога. Её тело и она сама отвечали ему взаимностью. Аро не мог оторваться от её губ, как будто именно они способны были передать Ренесми не сказанное им вслух. Их тела стали единым целым, и вампир чувствовал жену каждой клеточкой, наслаждаясь ею всецело. Ради любви этой девочки он теперь готов на всё.

На место прежних страхов, пришел новый — страх потерять эту хрупкую, почти человеческую женщину, которая стала ему теперь дороже вечности.

========== Срывая маску ==========

Солнечный луч скользнул по щеке. Ренесми сладко потянулась и открыла глаза. Утро. Ещё одно утро на этом чудесном острове. Она огляделась по сторонам. Пустая спальня. Странно. Обычно Аро всегда ждал, пока она проснётся. Она привстала с кровати, устремляя взгляд сквозь стеклянные раздвижные двери, ведущие в гостиную, но и там никого не было.

— Где вы? — прошептала она в пустоту спальни, прекрасно зная, что он услышит.

Долго ждать не пришлось. Не прошло и минуты, как укрывавшая простыня, полетела на пол, и руки мужа с наслаждением провели по её телу.

— Аро, — с придыханием произнесла девушка, почувствовав как поцелуй коснулся плеча, а его затем его лицо оказалось на расстоянии нескольких сантиметров.

— Доброе утро, Ренесми, — Вольтури дотронулся до её губ едва уловимым поцелуем.

Но тело уже успело ощутить его прикосновения и теперь пылало огнем. Она обняла его за шею и прижала к себе, ощущая томительное напряжение внизу живота. Кожа к коже. Лёд и пламя. Она горела, и её сложно было остудить лишь одним ледяным касанием. Она обвила его ногами, целуя требовательно, настойчиво, начиная игру. Он отреагировал тут же, вновь ведя по бархату кожи кончиками холодных пальцев, которые ещё сильнее заставляли изнывать от желания, ещё плотнее прижимать его к себе, не прекращая поцелуй.

Но вдруг что-то пошло не так. Губы Аро стали отстранёнными, а руки перестали блуждать по телу супруги. Через секунду он разорвал поцелуй и вырвался из её объятий.

— Простите, не сейчас, — он даже не взглянул в её сторону, разворачиваясь и натягивая на себя лёгкие льняные брюки, висевшие на спинке стула.

— Я что-то сделала не так?

Ренесми тяжело дышала, задыхаясь от возбуждения и непонимания того, что происходит с её мужем. Он ни разу не повернулся, покидая спальню, лишь кинув раздраженно напоследок:

— Мне надо пройтись. Займите себя чем-нибудь. Не стоит ходить за мной по пятам.

Ренесми так и застыла на постели, не шелохнувшись. Что-то произошло с Аро за эту ночь, и она обязательно должна выяснить, что именно.

*

Он выпустил собственного дьявола на волю, и теперь тот преследовал его. Дидим. Её лицо стояло перед глазами. Этот взгляд, наполненный нежностью и любовью, сводил с ума. Он не мог от него избавиться. Как только Ренесми уснула в его объятиях, его вихрем закрутили воспоминания давно прошедших времен.

Он будто открыл ящик Пандоры, из которого вылезли все его страхи, ужасные воспоминания, нестерпимая боль и муки совести. Он убил родную сестру. Убил, развеял над морем и больше не вспоминал о ней. Запрещал самому себе это делать. Оправдывал свой поступок тем, что его в очередной раз хотели предать.

И сколько таких поступков он совершил за свою вечность — жестоких, кощунственных, безжалостных, всегда оправдываясь тем, что он боролся за власть, хотел защитить клан, восстановить справедливость и множество других оправданий, которых было уже не сосчитать. Он — великий правитель Вольтерры, правитель мира вампиров обязан был делать всё правильно. Но делал ли он? Эта девочка, что пришла в его вечность для чего-то, уже так многое изменила в нём, а сейчас и вовсе решила сломать его не только своей любовью, но и прощением.

«Я не имею права осуждать вас за поступки, которые вы совершали задолго до моего рождения. Не мне судить вас. Вы давно уже прокляли самого себя за содеянное». Как она могла сказать это? Он понял: если бы она шарахнулась от него в испуге, возненавидела его, но только не приняла, не смирилась со всем тем, что он натворил — было бы проще. Потому что он сам не мог с этим смириться. Он осознал только сегодня утром, когда прижимал Ренесми к груди, какое же он мерзкое, безжалостное чудовище.

Перед глазами всплыл образ Дидим, который грустно покачал головой. Сейчас, когда все чувства вновь были вынуты наружу, он вновь переживал убийство сестры также ярко, так же болезненно, как это было тогда — несколько тысяч лет назад. Он не хотел её убивать, у него и в мыслях не было, но та ярость, что пришла к нему в тот момент, когда он представил, что сестра покинет его, уйдет, предаст, была сильнее его разума, голоса его рассудка. Он был подобен разъяренному дикому зверю, который способен лишь убивать.

И он убил. Убил, а потом не мог найти себе места. Презирал самого себя и ненавидел. Для других он стал ещё жестче, ещё сильнее, ещё кровожаднее, но знали ли они, что каждый раз, приходя к себе в покои, его скручивала режущая боль, пронзающая всё его тело, заставляя корчиться до рассвета на собственной постели от мыслей, переживаний, страданий и главное — осознания того, что он совершил?

Единственное родное, что у него оставалось — Дидим. Всё остальное было иллюзией, которую он сам выдумал. Клан, Маркус, Кай, одарённые вампиры, желание быть великим правителем — было ли все это действительно тем, ради чего можно было бы отдать свою вечность, были ли они его новой семьей. Нет. Но он уверял себя в этом ежедневно, заставлял себя так думать изо дня в день. Иначе убийство Дидим окончательно бы разрушило его.

Аро Вольтури, который играл сам с собой в жестокие игры. Его не должны были видеть слабым. Никто не должен видеть его настоящего лица, потому что он сам боялся вновь увидеть его. Он так привык носить маску верховного правителя, которую видели все без исключения, что она плотно срослась с его истинным лицом. Даже его родная сестра не смогла разглядеть под ней его прежнего, желая уйти от него, чтобы больше не видеть того, в кого он превратился. И лишь Ренесми слой за слоем убирала этот грим, счищала его, добравшись, наконец, до истинной сути собственного супруга. Он действительно проклял сам себя, обрекая на вечные муки в этом аду под названием вечность, где ему предстояло дальше вершить свои тёмные дела, не считаясь ни с чьей жизнью.