Лёгкая музыка играла фоном, приятно расслабляя и обволакивая зал какой-то особой романтикой и любовью, которые не могли не чувствовать все присутствующие.
Они вышли под руку. Она — в платье-хитоне, таком, что носили древнегреческие женщины. Её волосы были собраны и украшены золотыми обручами, которое отлично сочетались по стилю с браслетами на руках, а завершали образ сандалии-иподиматы{?}[В 8–2 вв. до н. э. в Древней Греции сандалии, состоящие из кожаной или деревянной подошвы и нескольких ремней для крепления к ноге.]. Он же был одет в алую рубашку, поверх которой была накинута черная мантия из плотного атласа, а чёрные брюки и ботинки из гладкой кожи делали образ полноценным и безупречным. Как ни крути, Сульпиция не могла не признать, что оба выглядели безукоризненно и чертовски стильно. Кто как не она разбиралась в моде уже который век и обожала лаконичные и элегантные наряды.
Музыка смолкла, заставив всех присутствующих обратить внимание на вышедших молодоженов. Они не спеша шли по ковровой дорожке к арке, где их уже поджидали Маркус и Кай, которые второй раз за вечность взяли на себя ответственность в проведении церемонии бракосочетания правителя Вольтури. Стук сердца полукровки разрывал тишину и нутро Сульпиции, подобно бомбе, запрятанной глубоко внутри неё и отсчитывающий минуты до взрыва.
Дальше она все помнила как в тумане. Маркус произносил речь, Кай достал приготовленные кольца, лежащие на алой подушке и ждущие своего часа. Затем Аро что-то говорил Ренесми про вечность, а она лишь смотрела на него своим наивно-щенячьим взглядом, краснея и кивая головой. Потом и она что-то невнятно лепетала правителю и они, наконец, надели друг на друга обручальные кольца, скрепляющие союз. Сульпицию выворачивало наизнанку, выпитая кровь рвалась наружу, застряв в горле, она нервно сглатывала, но лучше не становилось. Когда же Маркус сделал запись в той самой книге, в которой ещё недавно был зафиксирован их развод, ноющая боль скрутила её окончательно.
Последнее, что вампирша запомнила, прежде, чем выбежала из зала, прижимая ладонь ко рту, был поцелуй мужа и жены: Аро, нежно прижимая к себе Ренесми, одарил её весьма не целомудренным поцелуем.
========== Первая ночь ==========
В какой-то момент между поздравлениями, он ощутил, что Ренесми нет рядом. Он огляделся. её действительно нигде не было. Что за чёрт? Она только что стояла подле него, улыбаясь гостям, собравшимся на их торжество. Беспокойство охватило вампира. Прислушиваясь, отделяя весь гул и шум тронного зала от единственно важного сейчас звука — биения её сердца, он понял, что его стук поднимается куда-то вверх. Очевидно! Лифт! Ренесми поднималась на лифте в сад. Извинившись, Аро направился вслед за молодой женой.
Он нашел её у фонтана. У того самого фонтана, где впервые поцеловал. Она стояла к нему спиной, опустив голову, и её тело сотрясалось в рыданиях. Внутри что-то замерло. Она плачет? В день их свадьбы? Неужели она ошиблась в своём выборе? Неужели её клятва о том, что она готова разделить с ним вечность, была не искренней? Он ведь держал её руку, но не читал её мысли. Он просто верил ей. Верил, а проверять и испытывать его веру на прочность не считал нужным. Или он сам себе все это придумал. Он — древнейший вампир вдруг поверил в счастье. В то, что оно — на расстоянии вытянутой руки.
Испуг охватил правителя. Испуг от самообмана, который он мог допустить. Его Ренесми сейчас стояла в нескольких шагах от него и заходилась в рыданиях. Почему? Вопрос, который надо бы задать ей, с силой развернув и глядя прямо в глаза. Но, окинув взглядом её трясущиеся плечи, её хрупкую девичью фигуру, он только теперь окончательно осознал, что прежнего Аро больше нет. С ней он изменился. Он стал другим. Он стал бояться разрушить те призрачные надежды на будущее, что у него появилась. Рядом с ней вечность приобретала иной смыл, рядом с ней вечность становилась синонимом слова «жизнь». Он больше не был мёртвым, она воскресила те чувства, что были даны ему при человеческой жизни. И теперь, улавливая чутким вампирским слухом, как слёзы скатываются по её щекам, и как она усердно старается унять их, он не понимал причину этих слёз.
Он застыл в нескольких шагах от неё, не шевелясь, не решаясь ни подойти к ней, ни оставить её наедине со своим непонятным ему горем. Но она будто почувствовала его присутствие и, развернувшись, стремглав побежала к нему. Её лицо уткнулось ему в грудь, а руки крепко обвили его тело.
— Они не пришли, они ненавидят меня, — лишь смог различить он сквозь громкие всхлипывания.
И тут до него дошло. Каллены! Вот из-за кого лицо его молодой жены исказила гримаса боли. Её родные. Ни один из них не удосужился появиться сегодня в замке. Хотя всей семье были высланы приглашения. Аро был рад тому, что ненавистные ему лица не станут омрачать его праздник, но его новая супруга считала иначе. Для нее это был удар, и её безудержные рыдания, переходящие с каждой секундой в настоящую истерику, как нельзя лучше говорили об этом.
— Тише, тише, Ренесми, успокойтесь, — он прижимал её себе, целуя в макушку. — Перестаньте, они не стоят того, — он обнял её ещё сильнее, и, задев за запястье, увидел воспоминания: её детство, объятия матери, отца, увлекательные рассказы Карлайла, то, как она помогает Эсми по хозяйству, как носится с Эмметом наперегонки, как Элис наряжает её перед зеркалом и как Розали читает на ночь сказки. Всё лучшее из её воспоминаний о семье и о каждом отдельно взятом родственнике сейчас всплыло в её памяти, застлав весь негатив, что она показывала ему совсем недавно, прося лишить её жизни, когда чувствовала свою ненужность им. Теперь же всё было иначе. Она нуждалась в них, желая разделить с ними радость этого дня, но они оставили её, не приехав.
Лишь теперь Вольтури понял, что он взял в жёны несмышленого подростка, который едва ещё оформился в женщину. Подростка, не умеющего ещё ориентироваться в жизни и не умеющего делать твёрдый и окончательный выбор. В тот день, когда она просила его убить её, она не была полностью уверена в том, что действительно хочет этого. Ведь её любовь к семье, при всем их странном к ней отношении, где невнимание граничило с заботой, а любовь — с равнодушием, была куда сильнее желания смерти. Она хотела доказать им свою важность, но не знала как, и её просьба тогда была больше похожа на отчаянье, нежели на взвешенное решение. Как же он тогда этого не понял?!
Теперь же эта догадка породила другую череду вопросов. А что если её согласие стать его женой, тоже было не твёрдым, сомнительным, навеянным эмоциями и новым чувственным миром, что он ей открыл? Он вновь стал рыться в её воспоминаниях и чувствах, но на этот раз лишь в том, что касалось его. Нет, он ошибался. Она была в него влюблена, он казался ей сказочным принцем, прекрасным спасителем, совершенно не ужасным и не кровожадным монстром, каким он привык себя видеть в глазах других, а добрым, ласковым, чутким, нежным, заботливым. Таким он был для неё, таким она видела его своим наивным, непорочным взглядом.
У Ренесми не было чувства страха. Мир казался ей огромным и светлым. И даже их первая встреча осталась в воспоминаниях не в таких мрачных и ужасающих красках, которые он себе представлял. Да, в мыслях Ренесми боялась встречи с ним, но как только она произошла, страх исчез. Его жена была влюблена в него с того самого момента, когда их глаза встретились здесь у фонтана. А первый поцелуй, что для него по сути ничего не значил, кроме безудержного желания обладать её телом и кровью, для неё был поцелуем первой любви. Она была влюблена в него. Она считала его безгрешным, даже не думая о том, каким неимоверным злом была пропитана его вечность до появления её в этом саду. Для неё он стал прототипом того самого Шекспировского Ромео, наивность которого Аро был готов высмеивать, но только не теперь.
— Уведите меня, прошу! Я не хочу больше спускаться вниз к гостям, — её прерывающийся от слез голос вывел его из раздумий.
— Конечно. Пойдемте! — он хотел было отстранить её от себя, но она так крепко уткнулась в него, будто ища в его объятиях сострадание и поддержку, что он не нашёл другого выхода, как подхватить её на руки и меньше чем через минуту оказаться с ней в спальне, где все было готово для их первой ночи.
