Но ведь и в реальности такая история могла произойти. А может, и было что-то подобное.

– Я подумала, что ваша супруга не просто могла пропасть, она могла погибнуть. Поверьте, мне стало страшно, когда я представила, что Карина своими руками подведет под монастырь свою мать. Признайте, это слишком жестоко для маленькой девочки.

– Что ж, звучит убедительно. Действительно, вы отговаривали Карину. И это правильно. Но вы не должны были обвинять в преступлении ее мать.

– Я не обвиняла. Я просто вспомнила эту чудовищную историю с убийцей отца.

– Я не слышал этой истории, – покачал головой граф.

– Да, но зато вы должны были слышать об истории Павлика Морозова, – парировала Настя.

– Разумеется. Значит, вы не хотели, чтобы Карина оказалась в шкуре Павлика Морозова. Признаться, я бы тоже этого не хотел. Но вы должны знать, что Елена Васильевна никогда бы не посмела поднять руку на человека, тем более на мою супругу. А то, что она назвала Майю вертихвосткой...

Граф задумчиво покрутил в руках авторучку.

– Возможно, у нее были на это свои причины.

– Поймите, у меня и в мыслях не было обвинять Елену Васильевну.

– В мыслях – было, – отрезал Сокольский. – Но было ли желание?

– Ну, в мыслях, может, и было. Но с точки зрения детективных сериалов, о которых мы заговорили. А желания искать преступника не было. Да, я служила в милиции, да, я занималась дознанием. Но с этим покончено. Я не хочу там больше работать.

– Почему?

– Видите ли, не мое это призвание.

– Хотите сказать, что работать воспитательницей у двенадцатилетней девочки – это ваше призвание?

– Я в этом не уверена. Но за это хорошо платят. Да и жить в таком великолепном дворце... Поверьте, это гораздо лучше, чем нюхать казенную пыль в мрачных казематах РОВД. И так не хочется уезжать отсюда.

– Куда уезжать?

– Домой. Я так понимаю, что мне здесь больше не работать.

– Кто вам такое сказал?

– Никто. Но вы мне дали понять.

– Я дал вам понять, что вы не должны делать скоропалительные выводы. И тем более пугать ими мою племянницу.

– Я не хотела, так вышло. Сама о том очень жалею.

– Впрочем, я мог бы вас уволить. Но Елена Васильевна просит не делать этого. По ее мнению, вы поступили правильно, что удержали Карину от глупой забавы. Но, конечно же, ее задело, что вы заподозрили ее в гибели моей супруги.

– В гибели?

Настя прикусила язык, но было уже поздно. Слово – не воробей.

Граф нахмурил брови, взгляд стал еще жестче. Все-таки смогла Настя вывести его из душевного равновесия. Но это еще далеко не тупик.

– Думаете, что поймали меня на слове? – мрачно усмехнулся он. – Нет. Я не оговорился. Моя супруга исчезла, я не знаю, где она и что с ней. И не допускаю мысли о том, что ее нет в живых. А вот вы эту мысль допустили. И озвучили ее в разговоре с моей племянницей. И мою сестру вы заподозрили именно в убийстве.

– Да, но это не совсем так.

– Хватит оправдываться, – поморщился граф. – Похоже, теперь в убийстве моей супруги вы подозреваете и меня.

– Кто я такая, чтобы кого-то в чем-то подозревать?

– Вот я и спрашиваю, кто вы такая? – пристально посмотрел на нее граф.

Только сейчас Настя заметила, что один глаз у него как будто не живой. Как будто это был великолепно выполненный стеклянный муляж. Впрочем, что с того, если это действительно так? Стеклянный глаз не мог служить уликой против графа.

А что, если есть улики? Что, если граф действительно замешан в исчезновении, а вместе с тем и убийстве своей супруги? Ведь Сергей же выдвигал такое предположение.

– Я – маленький человек, и мое дело маленькое. Моя вина в том, что в свое время я была дознавателем.

– Еще скажите, что у вас аналитический склад ума.

– Не знаю. Но какие-то процессы там идут. Это как остаточное напряжение в выключенном телевизоре. Не опасное, но неприятное.

– Это верно, не опасное, но неприятное. Не опасное в том смысле, что бояться мне совершенно нечего. А неприятное в том, что мне бы не хотелось, чтобы кто-то без моего ведома лез в наши семейные дела.

– Я не лезу. Но раз уж у меня сложилась такая репутация, мне придется взять у вас расчет. Хотя какой может быть расчет за два дня работы?

– Только давайте без истерик, – поморщился граф. – Никто вас ни в чем не упрекает. Просто есть просьба – не берите на себя то, о чем вас не просят. А то, что Карина захотела поиграть в детективов, так это пожалуйста. Это ее право. Все, вы свободны!

Последняя фраза прозвучала как пощечина. Из кабинета Настя выходила, чувствуя себя оплеванной.

Она понимала, что вряд ли граф ограничится профилактической беседой. Наверняка он наведет о ней самые подробные справки. Узнает, что когда-то она работала в одном отделе с Сергеем Гонтовым, узнает об их взаимной дружеской симпатии. Сергей – частный детектив, Настя приходила к нему устраиваться на работу – это можно узнать через бывшую, а может, все еще настоящую секретаршу Надю. И если все это всплывет, Настю в два счета выведут на чистую воду. А все это может всплыть. У графа есть люди, способные решить такую задачу.

О Сокольском Настя знала совсем немного. Его прошлое было покрыто мраком, который, пожалуй, мог бы развеять дядя Витя. Мог бы, если бы захотел. Но в том-то и дело, что эту тему он старался обходить стороной. Есть только официальные сведения о Сокольском. И те получены от Сергея. Родился, пошел, закончил, поступил. Но в автобиографических данных невозможно было разглядеть его внутреннюю суть. Можно было только предполагать, что не все с ним ладно. Невозможно честным путем стать крупным акционером свинцово-цинкового комбината – разбогатеть, озолотиться, восстановить себе в угоду заброшенную графскую усадьбу.

Сокольский не простой смертный да и не пытается казаться таковым. И если он виновен в исчезновении собственной жены, уличить его в этом будет практически невозможно. И лучше не пытаться ставить на него капканы. Увы, но Настя должна была признать, что ее миссия провалилась. Никто пока не знает, зачем она здесь и на кого работает, но ее уже взяли на заметку. Возможно, уже взяли под тайное наблюдение. Может быть, граф потому и не увольняет Настю, что хочет держать ее в поле своего зрения. Если враг виден как на ладони, то это уже не враг, а жертва.

В расстроенных чувствах Настя вошла в угловую гостиную, откуда собиралась пройти в открытый холл второго этажа. Рядом с апартаментами, которые занимало избалованное дитя, находилась ее комнатка. Там вещи, там сумка, в которую она их сложит. Но ее остановила Елена Васильевна. Она спускалась по лестнице ей навстречу. Молча показала ей на диван. Так же, как в первый день их знакомства, вернее, деловых отношений, села рядом с ней, сложив на коленях руки. Сожалеющий проникновенный взгляд.

– Я знаю, вы были у Всеволода, – отнюдь не злорадно сказала она.

– Была.

– Зачем?

– Это вы у меня спрашиваете?

– У него. Он не должен был вас вызывать. Я просила. Настя, не поймите превратно, но я должна держать его в курсе всех событий. Как-никак он хозяин дома. Поверьте, я совсем не держу на вас зла. Хотя вы сами должны понимать, что совершили ошибку. Наверное, только так и можно было вразумить Карину.

– Я совершила ошибку. Я ее осознаю. И прошу отпустить меня домой.

– И не думайте. Карина в вас души не чает. Никакого сравнения с Инной Борисовной. Вы сумели найти к девочке подход.

«Что не помешало ей наябедничать на воспитательницу», – мысленно продолжила Настя.

– Так что есть предложение забыть о возникшем недоразумении, – мягко улыбнулась Елена Васильевна. – И продолжить нашу работу. Кстати, Карина хотела бы сегодня покататься на яхте. Я уже отдала распоряжения. Надеюсь, вы умеете плавать?

– Умею, – кивнула Настя.

– Впрочем, подстраховка будет и без того. Но вы должны понимать, что большая часть ответственности возлагается на вас.

– Понимаю. А за свою глупость я прошу прощения.