Лилит не возражала. С тех пор, как я очнулся, она не отходила от меня ни на шаг, постоянно была рядом. Кроме всех теплых чувств, которые она ко мне испытывала, она призналась мне, что винит себя в случившемся.

– Я не должна была уезжать. Не должна была бросать тебя. Я такая дура, – шептала она со слезами на глазах.

Я не стал утишать её словами о том, что это пустое, и напрасно она себя винит. Вместо этого я пересказал ей слова Алена, сказанные им в Горизонте о нас двоих. И после, лежа в темноте, мы до самого рассвета вспоминали этого вояку, его шутки и армейские байки. Пробыв с нами так недолго, он оставил о себе самые светлые воспоминания, и теперь история о нашей первой встрече и той охоте на грендалей вызывала одновременно улыбку и слезы. Он сказал, что в неоплатном долгу передо мной, за свое спасение. Но в итоге, он смог не только выплатить свой долг, но и превысить его тысячекратно, и теперь уже я оказался в долгу перед Аленом. В долгу, который уже никогда не смогу оплатить.

Между тем Джим, который почти всё то же время провел в соседнем корпусе больницы, снова вернул свой позитивный настрой. Приходя ко мне на костылях, с трудом соображая от лекарств и обезболивающих, которые ему кололи, он всё же умудрялся шутить. Глупо и неуклюже, не совсем так, как раньше, но теперь я был точно уверен, что он идет на поправку, и что вместе с телом залечится и его душа. Конечно, нам уже не стать прежними, но когда-то, ведь, придется взрослеть. Шрамы только закаляют охотника, добавляя ему опыта.

Кстати, на счет этого. Именно так Джим и посоветовал мне себя величать.

– Шрам? – нахмурился я.

– Ты свою рожу видел? – он хрипло рассмеялся. – Один сплошной шрам.

Забавно, но мне вспомнился наш первый разговор с Роландом. Он говорил про клички и про то, что именно они, а не данные родителями имена характеризуют людей. Пожалуй, так оно и есть, хоть в чем-то старый Койот оказался прав. В конечном итоге, именно от него и его сына у меня эти шрамы, те, что видны на лице и те, что скрыты в душе. Он стал неотъемлемой частью моего становления, так почему бы мне не взять это имя? Наверное, оно будет характеризовать меня лучше, чем любое другое.

Покинув больницу, я не был уверен в том, что мне стоит оставаться лидером команды, но Лилит и Джим не собирались ничего слушать.

– И что, ты хочешь стать одним из Когтей? – поинтересовался я у Джима через пару дней после того, как вернулся домой, когда мы сидели в гараже, потягивали пиво и смотрели на снующих по улице филинцев.

– А ты не примешь?

– Нууу… не знаю, – я ухмыльнулся. – Ты же алкоголик. Черт знает, чего от тебя ждать.

– Эй, эй, не гони лошадей, я в завязке, что, не видно? – Джим помахал в воздухе бутылкой пива, а затем сделал внушительный глоток.

– Видно, – хмыкнул я и тоже отпил из бутылки.

– А если серьезно, ты думаешь, мне правда, стоит быть командиром. Ты, к примеру, куда опытнее.

– Не в опыте дело, Клайд. Ты и, правда, похож на брата. Вы оба идеалисты, оба знаете, что и как делать. А я нет. Я не смогу никого вести. Но знаешь, что… – он внимательно посмотрел на меня. – Скажу это только раз, дружище, но я готов пойти за тобой.

И тут же, уничтожая всю сентиментальность момента, он толкнул меня в плечо:

– Ну, так что, берешь или нет? А то я уж и не знаю, какую ещё чушь тебе наплести.

– Я подумаю, – отмахнулся я, но был безмерно благодарен другу за эти слова.

Я так и не решил, стоит ли рассказывать Джиму о Хирурге и его причастности к созданию Мора. Не решил, и в итоге не рассказал. Пусть это остается в прошлом. То, что было между Роландом, Пастырем и Хирургом – это только их история, и не мне ее рассказывать, я просто не вправе. Грешники и Койоты канули в прошлое со всеми своими тайнами. Мы можем лишь почтить их память и двигаться дальше, идти своим путем.

Такой же политики мы придерживались и по отношению к предательству Стива. Мы ни разу не касались этой темы даже вскользь. Словно и не случалось ничего подобного, словно Стив действительно погиб во время атаки заклинателя, погиб вместе с Пастырем, сражаясь бок о бок с Грешниками, а не против них. Реальность разделилась на части, стала субъективной, ну или всегда таковой была. У Блэки была своя реальность, у меня своя и своя у Джима. Одни и те же события мы трактовали по-разному, пропуская их сквозь призму своих эмоций и чувств. Но я не вижу в этом ничего плохого.

Многое из штаба Грешников перекочевало к нам, а остальное Джим продал, включая бар «Кожа да кости», в который, тем не менее, мы иногда захаживаем по старой памяти. Он всё такой же, и это радует. В качестве еще одного элемента ностальгии по ушедшим дням, я восстановил свою Шторми, которую попросил привезти в город с места бойни Новолуния и Койотов в первый же день, как очнулся. Но восстановив ее понял, что больше не питаю к ней тех теплых чувств, что прежде. Всё хотел прокатиться с ветерком, как когда-то, но было много других забот и, в конечном итоге, она стала украшением нашего гаража, но не более того. Всё когда-нибудь проходит. Я перестал быть водилой и гонщиком, эта жизнь осталась в прошлом, и тот наивный парень Клайд, который жил ею, погиб на крышах Филинах, а может и ещё раньше. Теперь я охотник. Я – Шрам. Я командую собственной группой, и отныне только это дело будет мне и хобби, и работой, и жизнью. А ту часть меня, что всё же, была свободна от охоты, я целиком и полностью посвятил Лилит. Я боялся, что все случившееся сломает наши отношения, но оно их только укрепило, чему я, несомненно, очень рад.

Очень скоро, еще до первого выхода за стену после этого затянувшегося перерыва, в наших рядах прибыло. Как-то утром к нам в штаб заглянул парень, лет двадцати на вид. Невысокого роста, широкоплечий, с густой бородой на лице и коротким ежиком черных волос, одетый в черную майку, обтягивающую рельефные бугры мышц, он представился Тоддом и крепко пожал мне руку.

– Это штаб охотников? Я не ошибся? – уточнил он.

– Не ошибся, – кивнул я.

– А ты, значит, Клайд?

– Снова в точку, – ухмыльнулся я.

Несмотря на суровый вид паренька, он показался мне доброжелательным и вполне располагающим к себе. Этакий добродушный здоровяк, живое олицетворение выражения: «Добро должно быть с кулаками». Естественно, мое первое впечатление могло оказаться ошибочным, но как я быстро убедился, было верным.

– Я слышал, что вам нужны люди в команду.

– От кого слышал? – я подумал на Патрика или Джима, ведь, сам никаких объявлений не давал, хоть и собирался.

– От Алена, – ошарашил он меня.

Но мое замешательство длилось всего пару секунд. Почти сразу я вспомнил, как на нашем последнем совместном задании Ален говорил про парня, который хочет попробовать себя в нашем деле.

– Ален погиб, – сочувственно сообщил я.

– Знаю. Я знаю, что вам всем сильно досталось.

– Досталось, – согласился я. – Высокий риск – неотъемлемая часть нашей профессии.

– К этому я готов.

– Бывал за стеной?

– Приходилось.

– А почему хочешь стать охотником?

– Только такая перспектива мне кажется приемлемой.

Я удивленной поднял брови.

– Это сложно объяснить.

– А ты попробуй, – настоял я.

– Скажем так, я не нашел себе места в Филине. Здесь для меня ничего нет, и ничто не держит. Долго раздумывал над тем, чтобы пойти в охрану, по стопам брата, но не моё это. В жизни военных слишком много ограничений, если ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю.

– Я знаю, что не представляю высокой ценности. У меня нет за плечами боевого опыта. Но Ален сказал, что это не имеет значения. Он говорил, что здесь в первую очередь смотрят на то, что ты за человек и на что способен.

– Это так, – согласился я, – Ален не обманул.

– Тогда, поверь, Клайд, я на многое способен. Дай только шанс это доказать.

Я улыбнулся и хлопнул его по плечу.

– Пойдем, Тодд. Выпьем кофе и обсудим условия.

И пока я рассказывал ему о тонкостях нашей работы, меня не оставляло ощущение присутствия здесь Алена. Странное, мистическое чувство, которое почему-то воодушевляло. Мне вспомнилось, как за пару дней до этого, Джим попросил составить ему компанию для посещения одного «особого места», как он выразился. Этим местом стала церковь.