Нам хотелось увидеть Похуту в действии. Но сколько маорийка ни прикладывала ухо к глыбе туфа у самого кратера гейзера, сколько ни вслушивалась она в непонятное для нас подземное бормотанье «старика», сколько раз ни подбегали мы к гейзеру на ее крики «Сейчас! Сейчас!», Похуту так и не удостоил нас своим вниманием. Небольшие гейзеры били, но Похуту оставался непреклонным.

Через термальный заповедник протекает небольшая речка Пуаренга.

— Попробуйте воду рукой! — предлагают нам.

Мы осторожно коснулись воды пальцем. Она была такой же ледяной, как в горных речках.

— А теперь здесь.

Коснувшись воды, мы поспешно отдернули руки, В той же речке вода оказалась горячей.

Пуаренгу питают одновременно горячие и холодные источники, и вода не успевает смешиваться. Маори говорят, что Роторуа — единственное место на земном шаре, где можно поймать рыбу и тут же, не вынимая из воды, сварить ее.

В холодной части реки водится форель. Еще больше форели в большом живописном озере Роторуа, в которое впадает Пуаренга. Город Роторуа как раз и стоит на его берегу.

На середине озера расположен остров Мокоиа, некогда главный укрепленный пункт одного из самых воинственных маорийских племен — арава. Но сейчас этот остров известен не столько своей кровавой историей, сколько связанным с ним полным поэзии маорийским сказанием о прекрасной Хинемоа и Тутанекаи.

Дочь вождя, красавица Хинемоа, жившая на берегу озера, и храбрый юноша Тутанекаи с острова Мокоиа полюбили друг друга. Тутанекаи не решался просить отца девушки отдать ее ему в жены: боялся отказа. Ведь Хинемоа была из другого племени и принадлежала к более знатному роду, чем он.

Но их любовь восторжествовала над всеми препятствиями. Однажды ночью, услышав звуки путорино — маорийской флейты, на которой играл, зовя девушку, Тутанекаи, Хинемоа бросилась в холодные воды озера и вплавь пустилась к острову, где ее ждал возлюбленный. Целую ночь плыла она, пока наконец, изнемогая от усталости и холода не достигла острова.

Ее самоотверженная любовь была вознаграждена. Тутанекаи и Хинемоа стали мужем и женой и прожили вместе долгую и счастливую жизнь.

Любовь Тутанекаи и Хинемоа — одна из излюбленных тем маорийских резчиков по дереву.

Изваянные из дерева фигуры влюбленных, заключающих друг друга в объятия, украшают и парадные ворота расположенной на окраине Роторуа маорийской деревни Вакареварева, которую всегда показывают туристам.

О Вакареварева и вообще о маори стоит рассказать поподробнее.

ХАЭРЕ МАИ, МАОРИ!

В па

ХАЭРЕ МАИ! (привет вам) — вот первые маорийские слова, которые мы услышали. Их произнесла пожилая маорийка, встретившая нас на мосту у Вакареварева.

— Меня зовут Ранги, — сказала она.

Чуть склонившись, маорийка поочередно прикоснулась носом к носу каждого из нас. Мы не были слишком удивлены. Друзья предупреждали, что эта небольшая церемония — традиционная форма маорийского приветствия, нечто вроде нашего рукопожатия.

С этим обычаем столкнулись еще в 1820 году участники экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева — первые русские, побывавшие в Новой Зеландии.

«Я встретил его (речь идет о маорийском вожде. — И. Ж. и И. Л.) со всею вежливостью Южного океана, обнялся с ним, и прикосновением наших носов мы как будто утвердили взаимное дружество…» — так описывал в судовом журнале свою встречу с маори Ф. Ф. Беллинсгаузен.

— Хаэре маи! — повторила Ранги снова, приглашая следовать за собой.

Маорийка была очень живописно одета. Верх открытого, как сарафан, платья был украшен черно-красно-белым геометрическим орнаментом, а низ представлял собой короткую юбку из узких, закрепленных у пояса шуршащих стеблей новозеландского льна.

Деревня была окружена двойным частоколом из толстых, неровных жердей высотой в полтора человеческих роста — своего рода крепостной стеной. В нескольких местах над частоколом возвышались сделанные из таких же жердей сторожевые вышки.

Интересны ворота этой деревни-крепости. Высокие деревянные, с полукруглой аркой, они были покрыты сложной резьбой и окрашены в красно-коричневый цвет. На воротах были высечены барельефы — фигуры воинов. Над их головами громоздились боги со свирепыми масками вместо лиц. Над аркой возвышалась целая скульптурная композиция — Хинемоа и Тутанекаи с белыми ракушками вместо глаз.

Резьбой были украшены все постройки деревни: большой дом для собраний (варе-рунанга), и чуть-чуть приподнятые на невысокие сваи жилые дома (варе), и, наконец, расположенные поодаль хранилища для припасов (вата). При взгляде на эти постройки невольно вспоминались строчки детского стишка: «Домик пряничный стоит, шоколадками покрыт…» Дома, выкрашенные в коричневый цвет и покрытые резьбой, как-то очень уж напоминали тульские пряники.

Все строения размещались вокруг небольшой площади — марае, места всех деревенских собраний, празднеств и торжеств.

— Вы находитесь в па, укрепленной деревне. В таких деревнях до прихода европейцев жили мои предки, — сказала Ранги.

Ранги — старейшая из местных гидов. Она, как и другие гиды, знакомит приезжающих с достопримечательностями Роторуа, главнейшее из которых Вакареварева. Фотографии этой энергичной, всегда улыбающейся женщины с морщинистым коричневатым лицом часто можно встретить на почтовых открытках, на страницах новозеландских журналов и туристских проспектов.

Ранги ведет нас по деревне, и мы с интересом осматриваем постройки и укрепления. Нам легко себе представить, что некогда вот здесь, на марае, перед выступлением в поход собирались татуированные воины и, потрясая палицами, исполняли воинственный танец хака. Они высоко подпрыгивали, яростно били о землю ногами, таращили глаза, что должно было устрашать врага, и до предела высовывали языки в знак презрения к нему. Выказывать презрение к врагу таким образом считалось настолько важным, что острие на одном конце палицы, главного оружия маори, тоже делалось в форме высунутого языка. Танец сопровождался выкриками, своего рода боевой песней.

«Ка Мате! Ка Мате! Ка ора! Ка ора! — кричали они. — Суждено ли нам жить или умереть, нас победить нельзя, потому что мы дети Ту — непобедимого бога войны».

Это был и вызов врагу и заклинание.

Мы видели хаку в небольшом местечке Химатанги, что лежит на полпути из Палмерстон-Норта в Веллингтон. Группа полуобнаженных маори в коротких юбочках, с лицами и телами, раскрашенными белыми, красными и черными полосами и зигзагами, двигалась прыжками нам навстречу, оглашая воздух устрашающими криками. Приблизившись к нам, они издали последний громкий клич и замерли как вкопанные. Из их рядов вышел вперед плотный седой мужчина. Сохраняя на своем лице свирепое выражение, он положил к нашим ногам палицу. Друзья шепнули нам, что следует ее поднять, и мы поспешили это сделать. Положенная на землю палица свидетельствовала о мирных намерениях встречавших нас «воинов». Это была «палица мира». После того как мы подняли ее, а это означало, что мы также пришли с мирными намерениями, «воины» разразились криками приветствия.

Затем последовала уже известная нам церемония «касания носами». Мы старались изо всех сил и, довольные тем, что успели познакомиться с этим обычаем на практике, еще более усердно, чем во время встречи с Ранги в Вакареварева, терлись носами с маори.

Мы были несколько обескуражены, когда после отъезда из Химатанги один из наших спутников, улыбнувшись, сказал, что мы перестарались. Оказалось, что по маорийскому обычаю следовало всего-навсего лишь прикоснуться носом к носу того, с кем мы здоровались.

После хаки улыбающиеся «воины» на хорошем английском языке пригласили нас в дом вполне европейского типа и предложили выпить с ними стакан сладкого ягодного вина. Они провозгласили тост за дружбу между советским и маорийским народами.