– Оставляй, гляну, как освобожусь. А как у тебя с почерком, смогу прочитать? – опасливо спросила Эмма Эдуардовна.
Ну да, при всех стараниях советской школы выработать у учеников идеальный почерк с младших классов, сбоев достаточно много. К примеру, на мне вот точно. Ясно, что опыт у замдекана большой по разбору каракуль.
– Обижаете, Эмма Эдуардовна, все отпечатано на машинке, – сказал я, протягивая ей папочку.
– Ну, раз на машинке, то прямо сейчас гляну, конечно, так намного быстрее. Но зря, конечно, ты в такие расходы вошел – ты же студент первого курса, будь готов к тому, что очень многое придется изменить после моих замечаний. Ты же не возражаешь, если я возьму на себя обязанности твоего научного руководителя?
– Нисколько не возражаю, Эмма Эдуардовна, – степенно ответил я, – более того, польщен тем, что вы сделали мне такое предложение!
От моей обходительности замдекана еще больше расслабилась. Даже уже и улыбаться начала, совсем другая картина по сравнению с ее обликом, когда я дверь открыл. От улыбки у нее ямочки очень привлекательные появлялись на щеках, приятная для глаза картина. Пришлось даже себе мысленно подзатыльник дать, нечего на нее так пялиться. Конечно, для меня, дожившего до шестого десятка, симпатичная сорокалетняя женщина кажется очень молодой и выглядит привлекательно, но не дай бог она правильно интерпретирует мой по-мужески оценивающий взгляд. Все, мне теперь шестнадцать, у меня есть жена чуть старше, пока отвыкать от старых привычек…
Впрочем, улыбка на лице замдекана тут же сменилось сосредоточенным выражением, едва она вчиталась в мой текст. А потом оно сменилось удивлением. Закончив читать, Эмма Эдуардовна меня спросила:
– А кто тебе помогал? Очень серьезный текст…
– Да никто, собственно, – пожал плечами я, – есть же множество образцов в научных журналах, как должен выглядеть текст. Введение, основная часть, выводы в заключении, литература. Никто не мешает изложить свои мысли по уже существующему образцу. Если есть какие-то вопросы по тем или иным положениям, я всегда готов по ним дискуссировать, чтобы доказать, что вполне ориентируюсь в том, что тут написал.
Замдекана сидела какое-то время в оторопи, переводя взгляд то на меня, то на странички с текстом.
– Ну… тогда поздравляю тебя, у тебя есть явные склонности к научной деятельности! – отмерла, наконец, Эмма Эдуардовна, – да, ты прав, видно все же, что это твоя собственная работа, ты термины некоторые используешь совсем необычно, не так, как принято. Да и не знаю я никого, кто на такую тему хотя бы тезисы опубликовал в таком же стиле. Кое-что, конечно, стоит подправить, чтобы не выглядело слишком дерзко, ты же студент, тебе не стоит использовать такие категоричные суждения. Но в целом молодец, предстоят в основном, стилистические правки, а не смысловые.
Когда покидал кабинет замдекана, вместо взмыленного бюрократа, к которому зашел, оставил в нем милую, воодушевлённую текстом моего доклада, женщину. Возникли даже опасения, что слишком переборщил с качеством доклада – как бы не возникло у нее желания устроить мне научную карьеру. Начнет еще заталкивать меня в аспирантуру и обидится, когда я решительно откажусь. Есть много чего в жизни, чего мне не хочется делать, и оснащение нормальной научной работы чертовой кучей ссылок на труды классиков марксизма-ленинизма как раз из этого списка занятие. Ни малейшего желания на это время тратить. Ну, или я слишком капризничаю… Ладно, если предложит, то всегда можно взять паузу на обдумывание. И до этого еще надо четыре года отучиться с лишним, так что рано беспокоюсь вообще.
К Сатчану попал в итоге уже сильно после обеда. Пришлось посидеть, подождать в приемной, пока он всех посетителей раскидал. Понедельник – день тяжелый, как говорится.
Судя по лицу, тезка мой сильно не удивился, меня увидев. Понятно, в принципе, ситуация скользкая. Лишних встреч не бывает в таких случаях. Поздоровавшись и обсудив кратко пару текущих моментов, типа «сделал ли звонок бригадиру по поводу телефона», перешли к теме типографии.
– Уверен, что получится решить вопрос с тамошними дельцами? – поинтересовался у Сатчана. – Они явно из криминальных кругов, раз к насилию первым делом прибегли.
– Да, – Сатчан энергично кивнул головой. – Это даже хорошо. С такими разбираться намного проще. Это тебе не партийные кадры. Так что даже не волнуйся.
– Что решил делать?
– Что и положено, – он хитро улыбнулся. – Будем клин клином вышибать.
– МВД на них натравишь?
Тот неопределённо пожал плечами в ответ, улыбнувшись загадочно.
– Только давай, чтобы Борщевский ещё больше не пострадал, – предостерёг я. – Ему могут захотеть отомстить за то, что сдал их. Они всё про него выяснили: где живёт, с кем, где учится…
– Не боись. Не пострадает твой выскочка. Там не дураки.
– Но лучше тихо всё сделать, – задумчиво сказал я. – По-хорошему ведь, если подумать, он должен был бы идти с этой проблемой к нашему куратору Самедову. Но мы не знаем, откуда информация утекла про то, что Борщевский в типографии лишнего увидел. Не пойму, зачем надо было прессовать Кирюху, если мы все уже об этом знали? Или бандиты решили, что он может нас всех заткнуть, как руководитель группы? А Самедову наплести что-нибудь, типа ошибся, не так всё понял…
– Или они не знают о том, что все уже знают, – предположил Сатчан. – Просто добиваются, чтобы он молчал. Но ты прав, лучше про этого Борщевского лишний раз не упоминать. Чтоб ваш комсомольский начальник в МГУ не узнал, что тот замешан и не начал задавать ему вопросы вроде «почему ко мне сразу не прибежал?»
– Вот-вот. Согласен, – я кивнул. – Самедов откровенно заинтересовался темой типографии… – припомнил я. – Выпроводил нас и, наверняка, какие-то действия сразу предпринял, кому-то сообщил. А после этого на Кирилла напали. Фиг знает, сейчас уже сложно понять, от кого информация бандитам пошла. Если так подумать, то и директор типографии у меня на этот счет под большим подозрением. Уж очень он уверенно себя вел, несмотря на нарушения, даже попыток не делал как-то отмазаться, убедить нас не сильно плохой отчет писать.
– Ну, значит, правильно пока все делаем, – подытожил второй секретарь. – Милиция пусть работает, а я предупрежу всех, чтобы ваш Прожектор никак не светили и Борщевского не упоминали. А про бандитов не беспокойся. Им сейчас так перца на хвост сыпанут, они и думать забудут про каких-то там студентов. Проблемы посерьезней решать начнут. На какой срок сесть – пять лет или десять, и по какой статье.
Переговорив по типографии, решил и вопрос по поводу ускорения брака сестры сразу обсудить. Изложил Сатчану ситуацию. Подумав немного и глядя на меня несколько встревоженно, тот сказал:
– Помочь-то не сложно. Но ты понимаешь, Паша, что Ливан – это не социалистическая страна? И то, что у тебя теперь будет близкий родственник оттуда, послужит препятствием для карьеры? Этот факт всплывать будет постоянно. Ты даже не представляешь, насколько часто.
– Прекрасно понимаю, и нисколько этим не озабочен. Я же тебе не врал тогда еще, в Святославе, когда сказал, что не рвусь делать какую-то крутую карьеру, – энергично ответил я, – да и, если бы ты знал мою сестру, то прекрасно понял бы, почему я так спешу и всячески ее переезду способствую.
Сатчан хохотнул, сказал, что ему уже захотелось с ней познакомиться, глянуть хоть одним глазком, что это за девушка-атомная бомба. А потом пообещал помочь, сказав перезвонить завтра за результатом.
Отлично! Большего мне и не надо пока. Поблагодарил его и попрощался.
Оставалось решить еще один вопрос, который я все откладывал, но необходимость назрела. Сессия требовала моего внимания, поэтому, найдя телефонную будку, набрал Константина Сергеевича из «Знания».
Объяснил ему, что в январе уже не зачеты будут, а экзамены. И мне по этому поводу, хотя деньги и нужны, но все же стоит прерваться до конца января с лекциями. Чтобы из МГУ не вылететь…
Константин Сергеевич в мое положение согласился войти. И даже неожиданно для меня спросил:
