Её рука проводит по моим волосам, прежде чем в конце концов нащупать бант у меня на затылке.

— А почему бы и нет, София?

— Потому что я убила твоего мужа? — я вырываюсь из объятий, немного отодвигаясь на диване, чтобы между нами было немного пространства.

У меня едва хватает смелости посмотреть бабушке в глаза, но я всё равно это делаю. Встретиться лицом к лицу со своей травмой — значит встретиться с ней лицом к лицу. Я не буду начинать это дерьмо заново, а потом отступать. Я справлюсь с этим.

Когда наши глаза встречаются, она выглядит испуганной. Как будто она понятия не имеет, о чём я говорю. Но она должна была понять, она была там. Я имею в виду, она не видела, как я столкнула своего дедушку с лестницы, но я уверена, что мой отец рассказал ей.

— Твой дедушка умер из-за сердечной недостаточности, София. О чём ты говоришь?

Сердечная недостаточность? Нет-нет, этого не может быть. Я очень хорошо помню, как он схватил меня за плечо, удерживая, когда я хотела убежать наверх. Я брыкалась и могла только слушать наполненные болью стоны, прежде чем он отпустил мою рубашку и упал.

Я бы ни за что это не выдумала.

— Он упал. Повсюду была кровь. Я пнула его, и он упал.

— Он упал, потому что у него случился сердечный приступ. Вскрытие подтвердило это. Твой дедушка был болен, у него было слабое сердце. Мы не знали, сколько времени пройдет, пока он наконец сможет отойти в мир иной, но мы все знали, что это произойдет очень скоро, — говорит она, кладя руку мне на ногу. — Тебе было двенадцать, милая, даже если бы ты столкнула его с лестницы, это был бы несчастный случай. Ты неплохой человек, милая. Тем более не убийца.

Итак… она говорит мне, что я сбежала из своего дома, своих друзей и семьи просто так? Я чувствовала себя виноватой за то, в чем вообще никогда не была виновата?

Либо она лжет, чтобы подбодрить меня, либо мои родители проделали дерьмовую работу, чтобы утешить меня.

ГЛАВА 54

«Мою душу словно насквозь пронзает нож» — Only Love Can Hurt Like This — Slowed Down Version by Paloma Faith

Аарон

Я добираюсь до дома только через два часа.

София до сих пор не вышла на связь. Грей сначала привёз меня в общежитие, чтобы проверить, не спит ли она, но её там не было. Как и её вещей.

Уинтер сказала мне, что София съехала и вернулась туда, откуда приехала. Это могло означать только одно — она поехала к тёте. Но когда я приехал туда, Николь сказала, что не видела Софию с тех пор, как та переехала в общежитие.

Я, должно быть, отправил ей миллион сообщений, ни одно из которых не дошло до неё. Если до этих пор я не сходил с ума, то сейчас близок к этому.

Когда Грей паркует машину перед моим домом — обычно после этого он идёт к своему дому через задний двор, который мы делим, — я выхожу. У меня перехватывает дыхание, когда я нахожу Софию, сидящую на ступеньках дома. Рядом с ней стоят её чемоданы, почти такие же как тогда, когда я впервые увидел её в продуктовом магазине в день её приезда.

— Какого хрена, София! — мне не следовало бы кричать, но это вырывается само собой. — Ты знаешь, что ты довела до гребаного сердечного приступа м… — мои слова обрываются, когда я замечаю, что она плачет.

Я мгновенно бросаю свою сумку и опускаюсь перед ней на колени, обхватывая её лицо руками и вытирая слезы. Мысль о том, что она пропала на несколько часов, исчезла, как будто её никогда и не было.

— Что случилось?

Грей проходит мимо нас, не говоря ни слова. Даже если бы он это сделал, не уверен, что я обратил бы внимание. Важно выяснить, почему моя девушка сидит на ступеньках моего дома с чемоданами и плачет.

Грей входит в дом, закрывая входную дверь и давая нам возможность побыть наедине.

— Я навещала бабушку, — говорит она почти шепотом.

Думаю, это был бы шаг вперёд… если бы не чемоданы Софии. Признаюсь, эти дурацкие серебряные чемоданы меня сильно беспокоят.

— Всё хорошо?

Она слабо выдыхает.

— Мне нужно поговорить с отцом, Аарон.

— Лично?

Она кивает, начиная рыдать. Я падаю на колени, крепко обнимая Софию. И меня совершенно не заботит, порву ли я штаны о камни.

Это прощание? Она здесь, чтобы сказать мне, что ей нужно уйти и она не вернется.

— Послушай… — она пытается вырваться из объятий, но я ей не позволяю. Если это последний раз, когда мне удастся обнять её, то я не отпущу её, пока это позволяет время, — Аарон, я люблю тебя.

Мои руки сжимаются от её слов, моё сердце болит, несмотря на то что я думал, что оно наполнится радостью, когда я впервые услышу, как она произнесёт эти слова.

Помню, когда София впервые попросила меня не говорить ей этого в её день рождения. Потому что это испортит ей день после того, как мы расстанемся? Теперь я понимаю, что не имеет значения, в какой день они сказаны. Слышать, как она это говорит — это лучший и худший момент в моей жизни, и день не имеет к этому никакого отношения.

Я всегда буду помнить этот день. Когда она любила меня настолько, что призналась в этом, и я любил её в ответ, но этого всё равно оказалось недостаточно, чтобы удержать её.

— Я обещала тебе, что попробую, это мой шанс. Я ходила навестить свою бабушку, разговаривала с ней, боролась за нас, — говорит она. — Есть ещё несколько вещей, с которыми я должна разобраться, прежде чем смогу отдаться тебе. Я думаю, что между мной и моим отцом могло возникнуть огромное недоразумение, и я не смогла бы жить в ладу с собой, если бы не исправила это, пока не стало слишком поздно.

Я отпускаю её, сажусь на бетон и просто смотрю на неё сквозь темноту, пока горячие слезы катятся по моим щекам. Мне требуется много сил, очевидно, прощание с Софией — одна из редких вещей, которая берёт надо мной верх.

Она встаёт как раз в тот момент, когда позади меня останавливается машина. София хватает свои чемоданы, проходя мимо меня. Она не успевает уйти далеко, потому что я хватаю её за запястье, удерживая на месте.

Её глаза покраснели от слез, и я ненавижу это зрелище больше, чем проигрыш в игре.

— Мне нужно, чтобы ты пообещала мне кое-что, София. — обычно я даю обещания, но на этот раз мне действительно нужно, чтобы она дала мне слово. — Мне нужно, чтобы ты пообещала мне, что не будешь двигаться дальше.

Она отворачивается от меня, избегая моего взгляда, но её рука остается в моей. Может быть, она этого и не замечает, но я чувствую, как София переплетает наши пальцы и сжимает мою руку.

— Обещай мне, что ты не будешь пытаться забыть меня и искать кого-то другого, чтобы занять моё место.

Если она имеет в виду, что любит меня, то это не должно быть большой проблемой, верно?

— Аарон… — когда она снова смотрит на меня, мне кажется, что я смотрю на совершенно другую Софию.

Эта девушка печальна и сломлена, в отличие от той, которую я знаю. Или, может быть, это настоящая она — та, которая слишком долго боролась с демонами и наконец снова начинает дышать полной грудью.

В любом случае, мне не нужно, чтобы Софию лечили, мне не нужно, чтобы она была исцелена. Я хочу только её. Даже если она сломлена.

Я поднимаюсь с пола, всё ещё держа её за руку. Мои глаза находят её руку, мой большой палец поглаживает её холодные костяшки.

— Пожалуйста, — умоляю я, поднимая глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, — я бы не смог этого вынести. Когда я приду искать тебя через восемь недель и узнаю, что у тебя отношения с кем-то кроме меня, не думаю, что моё сердце выдержит. Это раздавит меня, София. Потому что в моей истории тебе никогда не суждено было быть ни с кем, кроме меня. Я не могу допустить, чтобы с нами случилось что-нибудь хреновое или ещё больше несчастий. Нам обоим нужен счастливый конец. Мы его заслуживаем. Поэтому, пожалуйста, я умоляю тебя, не переписывай то, что есть, с кем-то другим.

София делает шаг ближе ко мне, подносит другую руку к моему лицу и приподнимается на цыпочки, чтобы запечатлеть нежнейший поцелуй прямо в уголке моего рта.