Этот мир лучше всего можно описать как средиземноморский Серенгети. Стада млекопитающих-фитофагов бродили по травянистой саванне. Основными видами были благородный олень, кабан, лошадь, тур, узконосый носорог и прямобивневый лесной слон. Последние два вида начали исчезать к концу эпохи неандертальцев. Это сообщество травоядных было характерно для умеренных лесов и саванн (см. главу 5). Многообразие потенциальной пищи привлекло не только неандертальцев. Пятнистые гиены были самыми распространенными мясоедами в течение 100 тысяч лет, зарегистрированных в пещерном архиве. Обитал здесь и леопард — превосходный хищник, использовавший деревья в качестве засады и тайника, где можно спрятать добычу от гиен. Тут были львы, волки, рыси, бурые медведи и множество мелких хищников. В столь непростом ландшафте неандертальцы должны были следить как за добычей, так и за хищниками.
Информация, которую мы получаем из этих пещер, складывается в очень ясную историю о жизни южных неандертальцев. Безусловно, они питались крупными млекопитающими. Мы знаем это, потому что находим их обугленные останки с многочисленными порезами от кремневых ножей, которыми неандертальцы пользовались, когда резали мясо. Их главной добычей, вероятно, были горные козлы: их останков намного больше, чем останков других животных. Благородный олень, судя по всему, был вторым в меню, затем следовали другие травоядные. Следовательно, неандертальцы избегали опасных животных, таких как дикий кабан, тур и носорог, выбирая менее серьезных противников. Это неудивительно, если вспомнить о том, что они атаковали добычу из засады, с близкого расстояния, при помощи копий.
Однако у нас нет уверенности в том, что они охотились на этих животных все время. Одной из особенностей сезонной среды пещеры Горама, характерной и для парка Доньяна сегодня, были непредсказуемые засухи. В некоторые годы дожди не выпадали не только на протяжении трех летних месяцев, но и вообще. Это открывало возможности для падальщиков. В пещере Горама мы находим останки не только гиен, но и всех четырех видов европейских грифов, следовательно, падаль тоже могла обеспечить выживание. Выходит, что снова ограничивающим фактором могла быть не еда, а вода. Однако настоящим сюрпризом стали мелкие животные, найденные в пещере.
Среди студентов, изучающих доисторические периоды, бытует мнение о том, что неандертальцы и их современники, за исключением предков, не умели охотиться на мелкую дичь[332]. К примеру, птиц было слишком сложно поймать. Как это ни парадоксально, но мы уже видели в главе 2, как обезьяны-капуцины, не обладая большим мозгом и сложными технологиями, регулярно ловили птиц в дождевых лесах Нового Света. Если они могли это делать и, вероятно, ранние протолюди тоже могли, так почему же неандертальцы с их большим мозгом и инструментами не были к этому способны?
Согласно другой точке зрения, неандертальцы не были лишены этой способности, но были ленивыми или отсталыми людьми, которые предпочитали ловить легкую добычу и задумывались о более труднодоступных животных, лишь когда запас легкой добычи иссякал[333]. Другими словами, неандертальцы, занимавшие средиземноморские местообитания в Италии и на Ближнем Востоке, где их присутствие изучено, должны были проводить время, прочесывая побережья в поисках моллюсков и мидий. Чем больше они их потребляли, тем меньше оставалось, что якобы можно доказать постепенным уменьшением размеров моллюсков и мидий[334]. И тогда неандертальцы, не зная, что делать, обратили взоры на черепах. Те хоть и не были неподвижными, однако передвигались достаточно медленно, чтобы неандертальцы могли их поймать[335]. Когда и черепахи закончились, они обратились к зайцам, которых, конечно, поймать было гораздо труднее, и в конце концов перешли на действительно трудных животных — птиц. Пусть эта модель нереалистична, она все же заслуживает проверки. В этом может помочь информация из пещеры Горама.
Пещера Горама стала настоящим откровением для тех, кто считал неандертальцев тупыми и бездарными существами, которые каким-то образом прожили на планете Земля более четверти миллиона лет. Для натуралистов, которые провели много времени в полевых исследованиях, пещера Горама стала подтверждением очевидного: доисторические люди, включая неандертальцев, были находчивыми, хорошо знали окружающую среду и не гнушались тем, что бегало или летало. Они были одними из первых и, вероятно, лучшими натуралистами, которых когда-либо знал мир. Так что же нам рассказывает эта пещера?
Начнем с того, что более 80 % костей млекопитающих, съеденных неандертальцами, принадлежали кроликам. Это эндемики Пиренейского полуострова, и их было действительно много. Должно быть, за пределами пещеры жили тысячи кроликов, а песчаные дюны могли быть идеальным местом для выкапывания нор. Ловля кроликов, очевидно, не была сложной задачей для неандертальцев, и они часто употребляли их в пищу. В этих пещерах было идентифицировано 145 различных видов птиц, примерно четверть всех гнездящихся птиц Европы, что дает нам самую богатую коллекцию птичьих окаменелостей во всей Европе. И это неудивительно, поскольку Гибралтарский пролив был одним из основных европейских центров для перелетных птиц, курсирующих между зимними африканскими жилищами и европейскими летними резиденциями[336]. И неандертальцы их ели[337].
Еще они ели черепах и очень питательные семена пиний[338], а также моллюсков и мидий, как и в других прибрежных районах Средиземноморья. Огромным сюрпризом было обнаружение останков нескольких средиземноморских тюленей-монахов, на которых были видны следы кремневых ножей неандертальцев. Удивление стало еще больше, когда поблизости нашлись останки рыбы и двух видов дельфинов[339]. Это потрясло тех, кто считал, что способность использовать морские ресурсы была отличительной чертой предков и что это уникальное поведение позволило им выйти из Африки по побережью (см. главу 4). Здесь же у нас были неандертальцы, которые вели себя ровно таким же образом. Что еще более важно, это показало, что неандертальцы, жившие в пещере Горама, далекие от специализации на охоте на крупных млекопитающих из засады, на самом деле были универсальными охотниками и собирателями, которые могли использовать все богатство ресурсов. А диапазон ресурсов, вероятно, был даже больше, чем мы установили, но многие виды потенциальной пищи, такие как фрукты, корни и личинки, могли не оставить следа. Крупные млекопитающие были лишь очень маленьким компонентом общего продовольственного потребления.
Так, на юге Европы неандертальцы нашли огромное разнообразие ресурсов и, похоже, смогли использовать их все. Дальше на север, например на окраине безлесных равнин Центральной Европы, крупные млекопитающие были практически единственным ресурсом, доступным для них, — здесь не было ни рыб, ни черепах, ни тюленей. Возможно, в определенных местах в какое-то время года могла водиться пресноводная рыба, и недавние исследования не исключают, что неандертальцы могли ее потреблять. Почему это должно нас смущать? Просто посмотрите, как бурые медведи ловят лосося без каких-либо технологий, а затем спросите себя, почему неандертальцы не могли делать так же или даже лучше? И все равно исследователи диет неандертальцев в северных широтах сделали выводы о том, что они были исключительно мясоедами[340], ведь там, где они жили, мясо было основным источником энергии. Тот факт, что неандертальцы, жившие на европейских равнинах от Бельгии до Хорватии, по-видимому, в основном ели мясо, не означает, что они вели себя так же в других местах или в другие времена. Это еще один пример обобщения ограниченной информации. Пещера Горама четко показывает недостатки этой конкретной экстраполяции.
