Какую ценность имеет обещание, если вы даете его

Отцу Зла? Чтобы убить его, я

могу пообещать все, что угодно, и все равно буду свободен

от греха. Более того, его смерть сделает меня более святым.

Нога зудела. Вяжущая трещина под гипсом недвусмысленно давала мне понять, что простой перелом прост только по названию. Ничто не сравнится с ноющим, нестерпимым зудом. На самом деле это не больно, но через некоторое время может превратиться в сплошную пытку, и все, что вы можете сделать, – это ухмыляться и терпеть. В конце концов вы перестаете ухмыляться.

Еще хуже было то, что компанию мне составлял Вулвертон. Зард знает, я и до встречи с ним презирал этого человека, а общение с ним лишь сменило мою неприязнь на активную ненависть.

Он сидел напротив меня, бескостно обмякнув в удобном вархидском кресле, сконструированном для него одним из его халситских помощников, – высокий, угловатый человек неопределенного возраста, песочного цвета, худощавый, клювоносый, с пронзительными желтыми глазами, золотисто вспыхивающими под хохолками бровей. Лицо его было обветренным и испещренным бесчисленными мелкими морщинками, но глаза и голос были молоды.

Надо отдать дьяволу должное, он обладал прекрасным голосом – умоляющим, убедительным, властным и требовательным. Он умел пользоваться им со всем мастерством и страстной убежденностью носителя Слова. Его язык был оружием – дубиной и рапирой, и меня колотили и пронзали им почти две недели. Мне было противно, но я должен был слушать, ведь я был буквально плененным слушателем.

– Как я уже говорил в прошлый раз, – продолжал Вулвертон, – кролики ничего не могут противопоставить человеческой расе. При наличии благоприятной возможности и достаточного времени человечество может сделать планету похожей на австралийский буш. Люди не понимают этого, пока не становится слишком поздно, и тогда, подавленные собственным роем, они либо деградируют, либо отправляются на поиски нового мира, где человек может дышать. Всегда они идут парами – самец и самка, – и очень скоро другой мир превращается в кроличью нору.

– Что такое кролик? – спросил я.

Вулвертон посмотрел на меня и рассмеялся.

– Очевидно, вы никогда не были во Внутренних мирах, не так ли?

Я покачал головой.

– Я – адепт, – сказал я. – Меня все устраивает в Земле Обетованной.

– Я так и думал. Если бы это было так, вы бы не спрашивали о кроликах. Первые колонисты брали их с собой в качестве животных для еды, а на некоторых планетах доминирующим видом являются люди или кролики.

Он не стал объяснять дальше, но общую идею я уловил.

– Но дело не в этом, – продолжал Вулвертон, его голос был мягким и убедительным. – Кролики поддерживают достаточно сбалансированную экологию, потому что они в большей степени подвержены воздействию природных сил, которые мы, люди, игнорируем или обходим. Мы меняем окружающую среду, чтобы удовлетворить свои потребности, а в тех редких случаях, когда среда меняет нас, мы приспосабливаемся к ней и меняемся сами. Возьмем, к примеру, Самар: обычно люди моногамны либо по природе, либо по закону, но что происходит, когда женщин становится больше, чем мужчин?

Я напрягся. Я слышал о Самаре от торговцев и из самого Слова.

– Самар, – сказал я, – это позор, впадина беззакония, грязное пятно на лице…

– Перестань, – устало сказал он. – Нельзя винить силы экологии. Нельзя также винить людей за то, что они приспособились к ним. Конечно, ты можешь со священным ужасом смотреть на социальные обычаи самарян, но даже в этом случае они не так плохи, как у твоих предков. Они не убивают лишних девушек.

– А следовало бы, – жестоко возразил я. – Старые времена были суровы, но они были необходимы. Один мужчина должен хранить верность одной паре. Этого требует Слово. Полигамия должна быть искоренена в корне, если Вера хочет выжить.

– Но с точки зрения численности населения это не принесло пользы, – сказал Вулвертон. – Теперь вы превысили безопасные пределы роста для своих территорий. Вот почему вам нужна моя.

– Ложь, – пробормотал я.

– Вовсе нет. И ты это знаешь. Твои люди уже хотят мою землю. Скоро она понадобится и тебе. А через несколько столетий вы не сможете без нее существовать! – Его голос был ровным и уверенным.

– Ложь, – сказал я, но в моем голосе не было такой уверенности, как в его. Я видел, как тесно в городах и на полях Земли Обетованной, и нам действительно нужен был холдинг Вулвертона, чтобы поглотить хороших фермеров, у которых не было земли для земледелия. В этом Вулвертон был прав. Мы исчерпали все пригодные для обработки земли, а мелиоративные проекты не спешили предоставлять необходимую почву. Уже появлялись девианты, которые бросали вызов Слову, пропагандируя контроль над рождаемостью. Однако Слово гласило: "Плодитесь и пополняйте землю".

– Еще в Темные века на планете, известной как Земля, – неумолимо продолжал Вулвертон, – человек по имени Мальтус предсказал, что наша рождаемость будет бороться с голодом. До сих пор нам удавалось избегать его с помощью законов, поиска новых границ и совершенствования технологий производства пищи. Но законы и технологии могут лишь замедлить рост, а границы становится все труднее находить. Время догоняет нас.

– Я не вижу…, – сказал я.

Вулвертон мрачно посмотрел на меня.

– Я знаю, что ты не понимаешь, – сказал он. – Я не произвел ни малейшего впечатления.

– Вы произвели впечатление, все в порядке, – заверил я его с такой же мрачностью.

Он пожал плечами.

– Впечатления бывают разные, – язвительно заметил он, – и не все из них хорошие.

– Ваше не было таким, – смело сказал я. – Я доверяю Зарду, а не голосу Зла.

– Этот пустой, ханжеский взгляд! – кисло сказал он. – Вы, последователи Слова! Вы настолько забиты катехизисом и ханжеством, что не видите фактов, если они бьют вас по лицу. Из всех возможных вариантов на этой жалкой планете тот, кто обладает всеми необходимыми качествами, оказывается умственно неполноценным. – Он посмотрел на меня. – Не понимаю, зачем я трачу время. В обычных условиях я бы поставил тебе условие и оставил все как есть.

– Но ты этого не сделаешь, – уверенно сказал я.

Он вздрогнул, и я улыбнулся. Нечасто мне удавалось одержать над ним верх, и вкус этого был сладок во рту.

– Сила Веры, – сказал я сентиментально, – это величайшая сила во Вселенной. Она сдерживает даже вас.

Он посмотрел на меня с тем жалостливым презрением, которое взрослый испытывает к не слишком умному ребенку.

– Тебе нужно образование, – медленно произнес он. – У тебя никогда не было шанса.

Я внутренне застонал. Он всегда пытался поколебать мою веру, но ему это не удавалось раньше и не удастся впредь, ибо мой курс был неизменно ясен: "Избегай гладкого языка Зла, чтобы не потерять свою бессмертную душу. Ибо Зло придет на суд, а муки Ада вечны". Так говорил Зард в дни своего Учения, и все мы верили в это. Слово Зарда было не просто символом. Это был образ жизни, и Земля Обетованная цвела и расцветала под ним.

Признаться, я был невежественен в языческом жаргоне, который ввел Вулвертон. Я ничего не знал о нуклеонике, космических путях, генетических факторах, хромосомных узорах, экономике или социологии. Да меня это и не волновало. Когда-то наши люди знали об этом, но отнеслись к этому по-детски, как люди отбрасывают детские игры. Для нас же существовало Слово. Не Зард ли начертал огненными буквами на изрезанном камне: "Будь тверд в вере своей. Устреми свой взор к радостям небесным и откажись от зла. Ибо верный человек – яркий луч в очах Всевышнего, и ничто не повредит тому, кто идет по четырехстороннему пути Праведности". Слова Зарда были утешением. Слова Вулвертона – болью. Я был трижды благодарен за то, что выучил Слово. Оно стало такой частью меня, что даже Вулвертон не смог поколебать мою веру. Я был силен в вере и в воле. Ибо я был Адептом, уступающим лишь Носителю Слова.