Узнав, где именно брат находится в Петербурге, я велел ему оставаться на месте, одновременно натягивая штаны. Честно говоря, я мало тогда думал, действовать надо было быстро, и я действовал.

–На Ленинградский вокзал и как можно скорее, – выпалил я, запрыгивая в такси.

–Сделаем, но до восьмидесяти километров. А то штрафов много прилетит.

–Давайте как можно скорее, я вам накину деньжат за штрафы, хорошо? – немного раздражают болтуны, особенно, когда спешишь.

–Хорошо-хорошо, едем, – таксист сильно напрягся из-за моего внезапного порыва и пресек разговор.

Прыгнув в машину, я начал звонить в Питер своим знакомым врачам и разведывать, к кому и куда можно обратиться за помощью. По пути оказалось, что быстрых поездов в Ленинград нет, ближайших авиарейсов – тоже. Мы мчались к центру Москвы в сторону вокзала.

–А-а-а, черт! Нет никаких путей в Петербург… Слушай, шеф, давай до Санкт-Петербурга, а? Выключай счетчик, или что там, и полетели, мне нужно там быть как можно скорее, я хорошо заплачу, – почти безнадежно выпалил я, но, к моему удивлению, упрашивать водителя не пришлось. Он тут же согласился, будто ожидая такого предложения, а попросил всего десять тысяч, хотя на один только бензин ушла бы половина суммы (его я тоже возместил бы); видимо, проникся жалостью, вслушиваясь в телефонные разговоры про онкологию, нервные срывы и тяжелые последствия. Желтый седан взял направление на магистраль «М10» до Санкт-Петербурга, а уже через двадцать минут позвонил Артур.

–Через три часа буду в Домодедово. Взял билет на самолет, – тембр голоса был все такой же спокойный.

–Эм…Хорошо, тогда встречу тебя там… – я потерялся от такого поворота, мягко скажем.

–Да, жди меня там. Пока без связи, – на заднем фоне было много непонятных голосов и разного шума, будто он уже был в аэропорту, хотя прошло не больше часа с нашего разговора, что тоже было странным.

Таксист, казалось, был в легком исступлении от моей суеты; он промолчал, никак не прокомментировал смену маршрута и, видимо, даже не расстроился от потери небольшого гонорара, радуясь возможности избавиться от странного пассажира. Я же через два часа уже стоял в здании аэропорта и ждал. В голове было абсолютно пусто.

Еще через полтора часа я увидел брата.

Замечали ли вы когда-нибудь, как резко мы находим другим человека, если узнаем о каком-то событии, кардинально изменившим его жизнь? Рождение ребенка – и вот мы уже видим перед собой спокойного и уверенного в себе отца, а не вчерашнего раздолбая. Смертельная болезнь – и перед нами неустанно сражающийся боец, а не испуганный жалкий человек. Мне так кажется. Обстоятельства часто обуславливают поступки людей, и если мы становимся свидетелями того или иного события в жизни человека, то начинаем смотреть на него под другим углом, сквозь призму этого события. Не потому даже, что он действительно преобразился, а потому что уже не можем мыслить по-другому, непредвзято. Вот и Артур вышел из зоны прилета внутренних рейсов для меня совершенно преобразившимся. Ни страха, ни тени сомнения на лице, уверенная походка. Он даже показался мне сложенным крепче, чем обычно, несмотря на явную худобу.

Через десять минут мы уже были в машине такси.

-Едем к тебе домой? Или ты хочешь еще куда-то заехать? – нам надо было многое обсудить, и мне поскорее хотелось оказаться наедине.

–Сразу домой. По пути только возьмем виски, – выдал он отрывисто, но громко.

–О-окей, виски, так виски. А вдруг с Миленой пересечемся?

–Вряд ли. Она давно уехала к матери.

–Куда? Мать же в Хабаровске, – удивился я.

–Да там долгая история. Сейчас вроде здесь. Милена с ней где-то ошивается, – больше отмахнулся, чем ответил, Артур. Я не стал его допытывать. У меня с самого начала их брака, с пышной свадьбы на берегу океана с непременными атрибутами аристократических мероприятий – белоснежными шатрами на белом песке, хрусталем и дорогим металлом вместо посуды, – сложилось впечатление о жуткой меркантильности Милены. Меркантильность, вросшая в ее сущность самым отвратительным образом. Это когда вы свой явный порок выставляете заботой о ближнем… Что-то библейское или простое лицемерие? Нет, просто Милена.

Я попросил водителя остановиться у любого магазина ближе к адресу. Мы почти не разговаривали в машине, хотя я постоянно пытался шутить. Смех скрашивает любые тяжелые переживания, по крайней мере, заставляет отвлечься. Впрочем, отвлекал он только меня, кажется, потому что Артур постоянно пялился в экран смартфона.

-Эм, я не могу открыть дверь, – сказал Артур.

–Почему?

–Ключи в куртке.

–Ну так поставь пакеты и достань ключи.

–Нет-нет, они в куртке, – вот с этого момента я начал немного тормозить.

–И дальше что?

–В куртке, которая в аэропорту…

–Твою ж… Это опять два часа в одну сторону тратить.

–Да не два, а все двадцать два.

–В смысле?

–В аэропорту Петербурга.

Это было не смешно. Он забыл свою куртку с ключами и некоторыми документами в аэропорту Петербурга. Мы только с дороги, с набитыми пакетами, стоим перед входом в квартиру, в которую не попасть. Я выругался.

–Вторые ключи у Милены?

–Да, – а это значит, что ключей у нас нет.

–Забрать никак?

–Ну ты шутишь, что ли? Вообще под предлогом смерти не пойду.

–А предлог-то имеется… – даже не черный, а туалетный юмор, но самый подходящий и расслабляющий, учитывая обстоятельства. После обсуждения нашего безвыходного положения было принято решение поехать ко мне, а там уже думать, что делать дальше. Через полтора часа мы наконец вошли в мою квартиру. Я чувствовал себя невероятно измотанным, виски был очень кстати.

-Тебе один к одному с колой или только со льдом?

–С колой, – небрежно кинул Артур. Я разлил виски по стаканам с содовой и, усевшись на диван напротив, попытался завязать давно созревший разговор:

–Я отправил все твои результаты своим знакомым врачам в Петербурге и здесь, тебя записали на консультацию к одному очень толковому онкологу. Прием уже через два дня, после встречи с ним можно будет обсуждать стратегию лечения, – четкие и простые действия мне казались лучшим решением в тот момент.

–Оперативно, – как-то очень туманно произнес Артур. – Ну, как скажешь, результаты на руках, и тебе виднее, как поступить, – заключил он.

–Тогда до среды постараемся не делать глупостей, а там – как карта ляжет.

–Эх, да мне по барабану, если честно, делай, как знаешь. Есть пара других мыслишек в голове.

Разговор этот дальше был все более туманным и кончился на допитой бутылке виски. Мы разошлись спать, и я еще долго не мог уснуть, хотя алкоголь упорно меня тянул в долину безмятежных сновидений. Ворох мыслей и безосновательных предчувствий не давали мне покоя. Сейчас я уже не помню, в какой именно момент все покатилось снежным комом, и я перестал оглядываться назад, но где-то здесь все и началось.

Я открыл глаза посреди ночи от странных отрывистых звуков где-то в глубине квартиры. Не поняв, что это и откуда они, снова заснул. Сквозь сон мне показалось, что дверь моей комнаты открылась и кто-то вошел. Проснулся я от сильного толчка в плечо и истерического смеха. Посмотрев через плечо, я увидел Артура. Он стоял над моей кроватью и смеялся. Точнее, даже не смеялся, а как бы резко и отрывисто навзрыд глотал воздух ртом, с сардоническим оскалом на лице. У него слезы текли ручьем, подбородок дергался, и он задыхался. Я перепугался и попытался встать, но он резко сел на край кровати и разрыдался окончательно, долго и истерически смеясь при этом. Я сидел, отведя глаза куда-то в сторону, и просто держал его за плечо. Я понятия не имел, что сказать… Как-то неожиданно выбивает из колеи вид плачущего взрослого мужчины. В ходе этого своего небольшого первого припадка он постоянно выкрикивал, что совсем не хочет умирать, что еще не пожил, что у него нет детей. Я пытался его успокоить и заверял, что все будет отлично. Как это отвратительно: уверять человека в подобном, зная, что он может умереть, но как это необходимо. Когда он успокоился, мы снова сели за стол и открыли вторую вчерашнюю бутылку. Так и начался день – со вчерашнего стакана.