После полудня, когда мы наскоро перекусили, я прикинул дорогу до Дуная. Напрямую оставалась километров 30-35, то есть к вечеру мы могли бы выйти к реке и переплыть Дунай в темноте. Но вот какая штука. По местным поверьям, человека, которому вскоре предстоит погибнуть, легко узнать. Лицо у него покрывается так называемой Маской Смерти.

Вот и в чертах лица всех моих казаков стало проскальзывать что-то жуткое, потустороннее. А в нашем положении каждый суеверным станет. Эх, сгубили всех нас чудо-начальники ни за понюшку табаку! Себя я со стороны, конечно, видеть не мог, так что на свой счет у меня еще надежды оставались, но на душе стало совсем тоскливо. Почему-то обстановка стала мне напоминать бочку с порохом, фитиль которой уже загорелся.

Подъехав к Бирюкову, все так же выступающем в качестве нашего авангарда, я со всей серьезностью спросил:

— Урядник, ты ничего не хочешь мне рассказать? Мне кажется, сейчас самое время!

Бирюков вдохнул и стал кается:

— А знаешь, брат-Арсений, чем я больше думаю, то больше меня забота берет. Дал я мы маху большого, такого маху, что и сказать совестно!

— В чем дело?

— А в том, господин подхорунжий, что нам беспременно следовало стадо осмотреть. Сдается мне теперь, что там беспременно кто-то еще был, либо мальчонок, или девочка. Право, ну.

— Легко возможно, — задумчиво согласился я. — Как это никому из нас в голову не пришло?

— Затмило. Из-за мальчонка из-за этого жалость нас всех разобрала, вот мы и развесили губы.

— Как не вовремя ты, урядник, разнюнился как кисейная барышня. Подобное благородство граничит с безумием. Сам же знаешь, что лес рубят - щепки летят! И разве обязательно было этого ребенка убивать? Вес же цыплячий. Взял бы я его к себе на Ворона и завез на десяток верст. Пока бы ребенок до своего аула добрался, мы бы уже вечером у Дуная были. Да что уж сейчас говорить об этом!

— Мой грех!

— Ладно, урядник давай думать как нам дальше из этой беды выпутываться?

— Думаю, нам теперь надо напрямки переть, как кабан через камыши. Только селения и заставы османские обходить. Одеты мы под татар, чужие солдаты нас не признают и гонятся за нами не будут. У султана татары всегда гонцами-чаушами были там и мы сойдем за такого гонца с эскортом. Это местные нас в два счета раскусят. Да уж поздно скрываться! Если богородица нам ворожить будет, уйдем мы от турка за Дунай в наше царство.

— А ты погоди бахвалиться, мы еще не на той стороне, а на этой, — угрюмо оборвал я Бирюкова. — Вишь, как наши кони притомились, очень-то на них не разъедешься. В самом деле, урядник, — продолжил я, — почему это наши кони так устали?

— И то сказать, путь немалый сделали, почти три дня, почитай, без передышки идем, а дорога какая - все неудобья, есть отчего устать. К тому же и корма плохие, сена нет, все трава, горсточка овса да саман, и того по малости, с чего же тут силе быть?

— Кабы не утреннее дело, мы бы могли днем передышку коням дать, попасли бы малость где, они бы и подбодрились, ну а после того, что случилось, нельзя нам время терять.

— Это верно.

Все. Времени не осталось. Надо уходить. Мы шли вперед, не особо таясь. Так и так риск был запредельным. Но нам пока везло, османские отряды не обращали на нас особого внимания, хотя мы проскальзывали буквально у них под носом. Плохо было одно, что наши лошади все больше уставали и выбивались из сил.

Беда не приходит одна. Вскоре впереди и с правого боку на бугор выскочили четыре всадника из татар и заметив нас, радостно заулюлюкали. Тут же один из них выстрелил в воздух из кремневого мушкета, чтобы известить соплеменников, что добыча найдена.

Вот и к нам пожаловал передвижной зоопарк! Заказывали - распишитесь!

Погоня началась! Через час нас преследовала целая орда. " Вся королевская конница и вся королевская рать" уже под ружьем и явилась по нашу душу.

Зловещие вражеские всадники мелькали не только сзади, но и с боков, гоня нас как гончие зайца. К тому же, у татар были запасные лошади, на которых эти дикие наездники ловко пересаживались на полном скаку. Так, что они могли развивать бешеную скорость. У нас же не было возможности сменить уставших лошадей.

— Что ж, братцы, — все тем же спокойным голосом громко произнес Бирюков, — теперь нам ничего иначе не остается, как положиться на волю Божью да на силу конскую. Ежели кони выдержат, мы за три часа у Дуная будем… Не будем же попусту времени терять… Гайда вперед!

С этими словами мы, все пятеро, как по команде, подняли плети и отдали коням поводья. Только галоп еще позволял нам оставаться в игре.

Сначала все лошади пошли было очень резво и дружно, их копыта едва касались земли, но это продолжалось недолго, и мало-помалу расстояние между нами начало заметно увеличиваться. Резвее других и более свежим оказался, как и следовало ожидать, мой Ворон.

Он скакал далеко впереди всех, и я с радостью чувствовал по легкости его хода, что в случае надобности он может еще много прибавить. Хороший конь был и у Бирюкова. На него тоже можно было понадеяться, но у остальных троих казаков лошади были куда хуже.

Для службы простые казаки пользуются теми животными, на которых денег достало, так как хороший конь в эти времена стоит дороже, чем престижный джип. Головы этих неказистых скакунов поникли, хлопья пены повисли на мордах, пот, казалось, насквозь пропитал их шкуры.

Заморенные лошади достигли предела своей выносливости. Особенно ослабел Шевелевский конь, к тому же еще потерявший подкову с передней правой ноги. Он скакал далеко позади всех, буквально на трех ногах, и с каждой минутой пространство, разделявшее его от нас, делалось все больше и больше.

Видя такое обстоятельство, Бирюков попридержал своего коня.

— Ребята, Шевелев отстает! Нельзя товарища бросать, попридержите коней, вместе пойдем! — крикнул он зычным, властным голосом, и, повинуясь этому окрику, передние казаки понатянули поводья.

Позади нас все было покрыто темными кляксами, в которых угадывались вражеские всадники. Они, словно воплощенные дьяволы, быстро нас нагоняли. Это была кавалерия, много всадников.

Несколько облаков пыли на горизонте показывали, что к погоне спешили присоединиться и другие отряды. Крымчаки на своих малорослых, но быстрых лошадках развернулись вширь, окружая нас с флангов, заставляя отступать только в одном направлении, на север.

— Уйдем ли мы?— спросил я у урядника, когда основная группа со мной поровнялась.

— Едва ли. У Шевелева конь уже совсем не скачет, должно, копыто дюже обломал.

— Зачем же ж, братцы, вам ради меня пропадать, — спокойно заметил Шевелев, — езжайте себе с Богом, а меня оставьте на волю Божью; удастся уйти — уйду, а нет — судьба, значит, такая.

— Ну, этому не бывать, — возразил Бирюков, — я тебя, брат, не брошу. Сколько лет служили вместе, вместе и помирать будем.

— А как же иначе, разумеется, все вместе, вместе спасаться, вместе и умирать, — в один голос отказались остальные казаки.

Несколько минут молча скакали донцы, то и дело оглядываясь назад и опытным взглядом оценивая пространство, отделяющее их от преследователей, подобно стае черных воронов с гиком и воем несущихся за ними. Мы чувствовали себя лисой, которой некуда спрятаться от охотника со сворой собак.

— Шабаш, братцы, наседают, — опять первый крикнул Бирюков, — решайте, что делать, не уйти нам, догонят, в капусту порубят, понапрасну пропадем.

Заслышав эти слова, я молча показал ногайкой вперед. Здесь было старое заброшенное поле, вдоль которой шла проселочная дорога, по которой мы и удирали от погони. Раньше вдоль дороги шла дренажная канава, или оросительная, один черт. Главное, что в этом месте побитая временем канава еще не совсем оплыла и вал из выбранной земли за ней был более высок.

Кроме того, древние земледельцы относили туда камни с поля, так что там было навалено немало камней разного размера. Все бурно заросло бурьяном по пояс, так что лошади на ходу такую преграду не преодолеют. Кони не любят прыгать вслепую, не понимая куда им поставить ногу. Помимо всего, тут была еще поворот и небольшая природная возвышенность, так что лошадям пришлось бы бежать в гору и в лоб на нас. Эта импровизированная позиция несколько увеличивала наши шансы.