Людей, раскачивающихся на верёвках. Людей, висящих вниз головами, подвешенных к кривым сучьям огромного дерева.

К ветвям огромного ясеня.

Она качнулась немного в сторону, меняя положение тела, и поняла, где находится. Теперь уж точно — впереди её ждёт лишь смерть.

Может быть не будет больно.

Она посмотрела вниз. Ручейки крови, истекающие из вскрытых вен на её ногах, стекали по телу, лицу и падали на землю. Вся земля под ней покраснела.

Даже Волк не сможет забрать её из священной рощи, оттуда, куда приходят по собственному желанию, но никогда уже не возвращаются.

* * *

Очень болела голова.

Маленькая Сигни поняла, что висит вниз головой. Её носик утыкался во что-то жёсткое и вонючее. Она приоткрыла глаза и увидела сморщенные пятки, торчащие из коротких штанин. Пятки гулко шлёпали по стальному блестящему полу, залитому красными отблесками. С носа девочки капали капельки крови. Она наблюдала, как те попадают на передвигающиеся ноги несущего её мертвеца, но шея вскоре совсем затекла и Сигни слегка повернула голову вправо.

И закричала от ужаса.

На неё скалились деревянные клыки синего волка. Тот висел рядышком — на другом плече несущего её драугра. Длинные руки, обмотанные лоскутами белой ткани, безвольно обвисли, шлёпая неупокоенного воина по его мёртвым ягодицам. Под нарисованным красным глазом хищника набухал огромный синяк. Из синего лба торчала рукоятка её ножа. Сигни постучала мертвеца по спине. Тот остановился.

— Я хочу забрать мой нож, — чуть слышно пролепетала девочка, но драугр не ответил, молча двинулся дальше.

В глазах у маленькой Сигни снова поплыло, и она вновь лишилась чувств.

* * *

— Вы заебали шуметь ночью. Что здесь творится?

Бархатный низкий голос раздражённо подрагивал.

Ползущая по мокрой ковровой дорожке тщедушная женщина в драном этническом сарафане, замерла, плотно вжимаясь в истлевший ворс.

Два мужика с густыми рыжими и всклокоченными бородами, приподняли расслабленное тело третьего — здоровяка, с точно такой же бородой, но отличающуюся вплетёнными в неё медными кольцами, и прикрылись им, как щитом.

Трое недорослей — двое наших и один попаданец — сбились в протестующую кучу и оскалились, точно волчата.

Сержант виновато подмигнул предводительнице, и примирительно прорычал, склонив вниз, к женскому уху свою лохматую голову:

— Мы, Йоля, тут призрака ловили, и, походу, преследование плавно перешло в тренировку, а та, в свою очередь — в спонтанные учения, максимально приближенные к боевым действиям.

Йоля гневно вскинула вверх лицо, красные волосы хлестнули Монакуру по скуле, будто веская пощёчина, но сержант твёрдо выдержал багряное пламя её взгляда. Искажённое негодованием лицо поплыло, меняя черты, но Йоля вовремя взяла себя в руки: улыбнулась, став похожей на обычную девчонку.

Она погладила Монакуру по заросшей щеке.

Соткен гневно хрюкнула и прекратила притворяться мёртвой.

Йоля оглядела поле битвы.

— Блядь, мы чё, просрали? — очнувшийся Рекин растолкал прячущихся за его телом викингов и удивлённо осмотрелся. Он увидел Йолю и почтенно поклонился.

— Приветствую тебя, дочь Ванов. Мы, типа, здесь потешались немного.

Йоля улыбнулась и произнесла на северном, гортанном языке:

— Никакая я не Фрейя. И ты это знаешь, как там тебя...

— Рекин, сын Хромуля, Высокая.

Бархатный голос вернул свой монотонный, гипнотизирующий тон.

— Так вот Рекин, сын Хромуля. Никакая я не Фрейя. Но я та, кто легко может тебя с ней познакомить. В том случае, если она, ваша Фрейя, мне понравится.

Рекин цыкнул на двух соплеменников и все трое согнулись в глубоком, неискреннем поклоне.

— Да, госпожа. Я заметил, что ты говоришь на нашем языке. А раньше только старик кормчий и вот она, — Рекин приблизился к валяющейся на полу Соткен, поднял женщину, поставил на ноги и, стащив с себя верхнюю одежду, закутал её обнажённое тело в свою драную рубаху, — Только кормчий и эта фрау понимали нас.

— Пока вы тут с моими бойцами своими орешками мерились, я выучила ваш язык, Рекин, сын Хромуля.

Рекин недоверчиво хмыкнул.

— Но ты же спала, госпожа.

— Да, спала. Я выучила ваш язык во сне.

Монакура, вызывающе сопя, надвинулся на викинга, который вращал глазами и морщил заросший лоб в попытках осмысления услышанного.

— Обращение к лейтенанту, минуя сержанта — прямое нарушение устава. Отставить, товарищ Рекин. Берите своих и валите в свою каюту — зализывайте раны и подумайте, как себя вести, чтобы в следующий раз снова пиздюлей не отгрести. Кругом, марш!

Рекин уставился на Монакуру, ещё больше озадаченный, но Йоля лишь улыбнулась и мягко сказала:

— Погоди, сержант. Вы все мне нужны. Для моей охраны. На случай, если старине Джету совсем на старости лет память отшибло. Идите все за мной.

— Не стоит госпожа, идти всем. Кстати, все вы жутко заебали шуметь ночью на моём корабле, — прокаркал старческий голос.

Силуэт старого паромщика в проёме коридора, освещенного зеленоватым, болотным светом, напоминал огородное пугало, поставленное в заброшенном отеле, где водятся призраки.

— Не стоит, госпожа. Пусть бойцы идут спать. Всё под контролем, но лично вам нужно пойти со мной. И возьмите с собой своего сержанта.

* * *

Похожую рожу Монакура Пуу уже видел. Такие же хари были у саранчи — мертвецов с человеческими головами и телами сверчков; у тварей, что поубивали его ребят — одного за другим, там, в секретном подземном бункере, где он познакомился с невероятной Кортни. И эта схожесть сразу настроила сержанта против. Но, даже если бы этот перец кавайно улыбался, подражая ведущему телепередачи «Байки из склепа» мертвяку, то и это бы не смягчило отношение Монакуры к подобным субъектам. Пуу точно знал, что это — неправильно. Такие, как этот зомби — неправильно.

Но Йоля удивила его. Возможно, поэтому сержант не попытался оторвать этому зомби его пустую башку. Встретившись, эти двое, Йоля и мертвец, чуть было не задушили друг друга в объятиях, потом долго толкались, потом снова обнимались и, наконец, оба заплакали.

Вы понимаете? Высоченная красноволосая женщина в миниплатье и шипастых гадах, вооружённая длиннющим мечом, стояла и плакала, уткнувшись в плечо древней, как говно мамонта, мумии, облачённой в промасленный комбинезон и красную шапочку норвежского китобоя, и мертвяк этот тоже ронял скупые слёзы на свою иссохшую грудь.

Сцена — просто ебануться. Надо отдать должное Йоле — обнимашки и сопли радости быстро закончились, лишь только предводительница заметила окровавленное тельце маленькой Сигни, лежащей на кресле.

Йоля отстранилась от мертвяка, забрала девочку и ушла. Они отсутствовали уже час.

— Ёбаныврот, — тоскливо зевнул Монакура Пуу.

Он с трудом заставлял себя не смотреть в сторону древнего существа, что расположилось точь-в-точь напротив сержанта — в таком же мягком и глубоком кресле.

Существо сидело в расслабленной позе и казалось абсолютно неживым. Ну а кем ещё мог казаться полуистлевший мертвец?

— Ты кто ваще? — спросил у существа сержант, поигрывая в руке слегка подгнившим, полуразмороженным апельсином, но ответа не получил.

Гребаная мумия даже не шелохнулась. Закрытые бледными бельмами глаза смотрели сквозь Монакуру.

— Крутой, да? — осведомился сержант. — Где ты научился так драться? Я видел, как ты орудуешь гарпуном. Может спарринг? По-быстрому: чиста, проста, пока ждём. Что скажешь?

Старик Аарон, что хлопотал возле распростёртого на полу женского тела, бормоча и жалобно причитая, поднял голову и спросил:

— Рога священного Минотавра в твою усохшую жопу, Джет. Что ты сделал с моей женщиной?

Голос, ответивший старому капитану, больше всего походил на шипение змеи, на вокал с «Filosofem», ну или на предсмертный хрип злобного воздушного шарика, но человеческого в нём не было ничего.

— Я ударил её по голове вот этим, — с этими словами зомби достал из нагрудного кармана увесистый разводной ключ.