Высокая фигура, опирающаяся на клинок тренировочного бастарда, застыла на мутной границе тусклого света последнего факела и мрака, наступающего на испуганных мужчину и женщину.

— Это Селести, — верещала Невенка, — Она здесь, она убьёт нас, быстрее, Юрген.

Топот ног, раздавшийся в гулком коридоре, возвестил о том, что тевтон её услышал и проблему осознал. Она нетерпеливо повернулась в сторону, откуда ждала помощи, на какую-то долю секунды потеряв из виду оборотня, а когда повернулась, на неё в упор смотрели жёлто-зелёные глаза с малюсенькими зрачками.

— Отдай это мне и будешь жить, — цепкая, очень сильная рука схватила перекрестие датского клинка и потянула на себя.

Невенка послушно отпустила гарду, свободной рукой сжала рукоятку кинжала у пояса, одним стремительным движением выхватила из ножен короткий клинок и наискосок полоснула по звериным глазам.

И не попала.

Селести отклонилась с невозможной для живого существа скоростью и уже стояла над ней, шипя, словно рассерженный кот.

— Вот, что бывает, когда клинок целует твоё лицо. Носи это и впредь не пытайся обидеть свою лучшую подругу, — назидательным тоном произнёс оборотень.

Лицо Невенки ожгло ударом невидимой плети.

— Ариведерчи.

Мутнеющий от горечи и боли рассудок Невенки растворился во тьме, ровно как и фигура высокой обнажённой женщины, исчезающая во мраке подземелья.

* * *

Сильный порыв ветра влетел в распахнутое настежь окно кухни и взъерошил седые волосы несчастного старика. Воздух вокруг подвешенного на крюки сгустился и окутал фигуру толстяка туманными клочками. Капли крови, обильно падающие на кафельный пол, замедлились, превратившись в красные, недвижные гирлянды. С потолка, на длинной серебристой нити спустился маленький паучок. Он приземлился на застывшее белой маской лицо повара, замер на пару ударов сердца, а потом исчез у того в носу, с трудом втиснув своё мохнатое тело в крупную ноздрю, поросшую седым жёстким волосом.

Якоб глубоко вздохнул и открыл глаза. Складчатая от жира, словно тело тюленя, рука взметнулась вверх и ухватилась за ржавую цепь. Старик легко подтянулся, вторая рука сжала крюк, вонзённый под рёбра. Рывок и цепь повисла, освобождённая от груза. Якоб поднял своё тело ещё выше и вырвал крюк, торчащий из спины.

Разжал пальцы. Шлёп. Босые ступни приземлились в лужу крови. Его собственной крови. Толстяк сладко зевнул и потянулся, будто только что проснулся и всё ещё находится под впечатлением красочного сна. Чертовски приятного сна.

Рука повара сжала рукоять секача, воткнутого в край разделочного стола. Он приложил лезвие к своей груди и сильно надавил, опуская вниз. Нож рассёк ткань рубашки и плоть под ней, оставляя глубокий красный разрез, набухающий кровью.

«Превосходная заточка».

Жирные пальцы вцепились в ткань на груди и рванули; обоссанная ночнушка полетела в сторону.

Взгляд маленьких свиных глазок остановился на высоком поварском колпаке, что дожидался своего хозяина. Окровавленные руки осторожно обхватили белоснежный убор и водрузили на седой ёжик волос.

«Время готовить завтрак».

* * *

Невенка ухватила волосы стоящего на коленях человека и запрокинула тому голову. Лезвие меча легко рассекло горло.

— Что ты творишь, милая? — мягко спросил Теофил Рух: епископ терзал другого пленника, склоняя к сотрудничеству тяжёлыми ударами кулака в лицо, — Он мог нам ещё многое поведать.

— Он очень мучился, — небесно-голубые глаза девушки полнились слезами, — Я не люблю пытки.

— А мы и не пытаем, — носок епископа врезался в лицо допрашиваемого, — Мы добываем сведения.

— А он чем занят? — девичий пальчик указал на брата Оскара: инквизитор, орудуя жестяной миской, что-то заливал в горло распластанного перед ним человека.

— Это ж, блядь, расплавленный воск, — возмутилась Невенка, — Как же наш пленник будет выдавать военную тайну?

— Дурашенька, — епископ подошёл ближе и нежно прижал к груди фиолетовую женскую головку.

Гигантская, вытянутая ладонь нежно погладила шрам, рассекающий лицо девушки.

— Нам надо всё о ней узнать, милая, поэтому мы должны быть твёрдыми.

Невенка высвободилась из объятий и уставилась поверх плеча Его Преосвященства. Брат Оскар продолжал наслаждаться процедурой.

— Нам не нужны никакие сведения, — отрезала девушка, — Я иду по следу. Это я привела нас сюда. Мне не нужна информация, я чувствую этого волка и скоро мы поймаем его.

Она замолчала.

— Конечно, конечно, милая, — горбун снова прижал её к себе, — Ты — воистину наш ясновидящий штурман. Настоящая гончая инквизиции. Я горжусь своей крестницей, но скажи мне, почему...

— Ваше Преосвященство, — оборвала епископа девушка: горбун почувствовал, как женское тело напряглось в его объятиях.

— Заканчивай с ним, брат Оскар, — крикнул он через плечо, — Ты расстраиваешь Невенку.

— Не смотри туда, — он нежно прихватил её лицо обеими руками и заглянул в глаза.

Раньше эта шутка всегда срабатывала: девушка, увидав его разноцветные глаза, глядящие в разные стороны, моментально исполнялась едким весельем. Но не в этот раз.

— Ваше Преосвященство, — повторила Невенка, облизывая пересохшие губы.

Небесно-голубые глаза, что смотрели поверх его горба, наполнялись ужасом. Епископ развернулся, продолжая сжимать крестницу в объятиях.

Необъятная фигура нависла над просторным эшафотом, где они так удобно расположились.

Обнажённое, окровавленное тело толстяка раздулось, словно недельный утопленник.

Чудище передвигалось совершенно бесшумно: преодолев ступеньки лесенки, ведущей на эшафот, монстр в поварском колпаке воздел вверх секач для рубки мяса над головой ничего не подозревающего брата Оскара.

Какое там прийти на помощь: они даже не успели открыть рты, дабы предупредить инквизитора. Брат Оскар так ничего не увидел и не услышал — лишь шкурой ощутил опасность. Всё, что он смог сделать: слегка развернуть шею назад, облегчив декапитацию, и в следующий миг его голова, болтая аккуратным седым хвостиком, уже катилась по ступенькам лестницы.

Чудовище в поварском колпаке подалось в их сторону:

— Утром вы обломали мне шикарный стояк, но теперь я наверстаю упущенное, — рычащий голос раздавался прямо из нутра монстра: чудище держало рот крепко сжатым, — Сейчас я вырублю ваши задницы из ваших тел, чтобы удобнее было трахать.

Угроза не была голословной: раскачивающийся, словно слоновий хобот, член толстяка распухал и подымался, набирая мощь.

Повар перехватил рукоять секача двумя руками и закружился, словно детская юла. Мелькающее лезвие превратилось в непрерывное кольцо, и этот вихрь хаотично перемещался по доскам эшафота. Деревянный столб одной из виселиц, что встретился на его пути, перерубило, словно спичку.

— Вниз, — прыгая, горбун увлёк за собой Невенку.

Они приземлились в песок у подножия помоста и бросились в сторону — повар перестал вращаться и последовал за ними.

Монстр пружинисто приземлился на толстые, словно римские колонны, ноги. Груды сала, плотными слоями свисающие с тела, дрожали, будто прокисший пудинг.

— На завтрак будут рубленные жопы, — пообещал повар висельникам, покачивающимся в петлях.

Его голос уже не напоминал человеческий.

Со стороны казармы спешили инквизиторы, привлечённые жутким криком.

Брат Рагиро припал на одно колено, упёршись щекой в приклад винтовки.

— Вниз,— повторил Его Преосвященство.

Они с девушкой повалились в мокрый песок, а инквизитор нажал на курок.

Пули хлестнули чудовище поперёк туловища и пара дряблых сисек, лежащие на гигантском брюхе, превратились в кровавые ошмётки. Старый Якоб слегка замедлился и стрелок добавил новую порцию угощения. Половина лица монстра с хрустом развалилась — круглый глаз вывалился из развороченной глазницы и повис на красной нити. Чудовище покачнулось и грохнулось на спину. Инквизиторы бросились вперёд, держа наготове мечи.

— Назад,— взвизгнула Невенка, — Это колдовство!