— Ты, сарацин, никакой не злодей, — предводительница разбила об пол пустую бутылку водки и протянула розочку ворочающемуся в луже крови Вольдемару, — Исполни свою давнюю мечту: перережь горло своему мерзкому брату, что всю жизнь издевался над тобой.

Сильный удар сапога, утыканного шипами, поверг навзничь Хейно, силящегося подняться на четвереньки.

— Пока ты развлекаешься психологическими тестами, я займусь своими делами, — Соткен поочерёдно наградила обоих раненых карапузов точными ударами приклада, после чего затащила в соседнюю комнату, словно пару кулей с мукой.

— Не беспокоить, — заявила кривушка и громко хлопнула дверью.

Стукнула опускающаяся щеколда.

Дрожащие смуглые пальцы обхватили кисть Йоли, отбирая розочку.

— Я тебе помогу, — женщина ухватила Хейно за волосы, запрокинув назад голову толстяка, — Режь медленно, сарацин. Начни от нижней челюсти.

Щербатый край стекла впился в кожу первого ложного подбородка.

Йоля вглядывалась в глаза жертвы, внимательно наблюдая, как тусклая синева радужки заполняется чёрно-белыми оттенками ужаса и боли.

* * *

— Высуни его.

Аглая Бездна крепко прижималась телом к сетке ворот: веки подрагивали, огромный рот приоткрылся, девушка сипло и часто дышала — низенький блондин ожесточённо лизал её распухший сосок, торчащий сквозь решётку.

Слюни обильно стекали по подбородку, скапливаясь в жидкой бородёнке, пачкая обнажённую женскую кожу и ржавое железо ограды. Требовательные пальцы протиснулись сквозь решётку: девушка спустила колготки и подалась вперёд бёдрами. Жирная пятерня щупала, хлюпала, чавкала.

— Высуни его, — повторила Аглая.

Белобрысый крепыш нехотя оторвался от искусанного, покрасневшего соска и дрожащими руками принялся неуклюже расстёгивать ширинку штанов.

Потом высунул. Бездна наклонилась: открытый рот приблизился к пунцовой, подрагивающей головке члена, рука скользнула по бедру, нащупывая в голенище сапога короткую рукоятку боевого ножа.

Больно не было. Не сразу. Осознание пришло, лишь когда он опустил голову и уставился на свой обрубок, откуда толчками выплёскивалась тёмная жижа.

— Это твоё, — улыбнулась девушка и протянула окровавленную, обмякшую колбаску.

Она сунула отсечённый член в сетку ворот, натянула колготки и поспешила к Ньяле. Двигатель взревел, броневик немного отъехал назад и, с разгона, снёс и створку ворот и несчастного карапуза, что корчился у решётки, зажимая руками пах.

* * *

— Твоя очередь спрашивать, — Монакура Пуу передал Скаидрису плоскую серебряную флягу; лив глотнул и одобрительно мотнув длинными волосами, задал свой вопрос:

— Что общего у норвежской Immortal и американской Inquisition, окромя преклонного возраста и схожего, пафосного околотрешевого рубилова?

Монакура поковырял прутиком в костре и, подняв вверх сросшиеся брови, осторожно предположил:

— Раздувшиеся от бухла, как у старых филинов, чёрно-белые рожи?

Лив поперхнулся малиновой настойкой и хрипло рассмеялся, возвращая сосуд бывшему барабанщику:

— Тащемта сечёшь, бро.

Звук приближающегося автомобиля заставил обоих повернуть лохматые головы в сторону дороги. Ньяла притормозила возле их уютной полянки. Дверца приоткрылась, со стороны водительского сидения показались две обнажённые женские ноги. Йоля вылезла, держа свои страшенные сапоги за голенища.

— Развлекаетесь, бойцы?

— Ты решила научиться водить машину? — ответил сержант вопросом на вопрос.

— Уже научилась, — ответила Йоля, втискивая ступню в обувь, — Решила узнать, почему все встреченные мною люди сходят с ума от этой, в общем и целом, заурядной машины. Она неплоха, но не более того: поездки на боевых колесницах мне нравились гораздо больше. И самые клёвые из них — кельтские, а среди них — колесницы древних фоморов: они, словно BMW среди автомобилей. И не надо снимать сапоги, чтобы нормально жать на эти самые...

— Педали, — подсказал сержант сквада.

— На боевых колесницах нет педалей, — надул щёки Скаидрис.

— Поэтому и ботинки снимать не надо, болван, — подтвердила госпожа лейтенант.

Предводительница требовательно протянула руку: серебряный квадрат фляги лёг на протёртую кожу перчатки.

— Мы за вами, мальчики, поехали уже на кораблик, — раздался хмурый голос с башенки броневика.

— Сидит там, словно сова, — шепнула Йоля сержанту, — Злая какая-то, дурным голосом о смерти и любви поёт.

— Убила кого-нибудь, — понимающе кивнул головой сержант, — Эй, мелкая, хочешь малинового шнапса?

Девичья рука ловко поймала брошенную флягу.

— Сейчас попустит, — пообещал сержант и вытащил из штанов член, целя в костёр.

Аглаю Бездну обильно вырвало на крышу броневика.

— Крепковато для неё пойло, — пожал плечами бывший барабанщик и затушил пламя, — Понятное дело — напиток от самого Люцифера!

* * *

Огромный, красный кулачище влепился в дверь: древесина треснула, потолок осыпался крупной пылью и струйками песка.

— Открывай, боец!

Кулак снова опустился; доска сломалась, промявшись внутрь.

— Не лезь, гнида, обожди, — раздался из комнаты скрежещущий голос Соткен.

За запертой дверью что-то ворочалось, булькало и лязгало.

— Брось это, сержант, — Скаидрис перехватил занесённую руку Монакуры, — Она не откроет, пока лютостью не изойдёт. Я такое уже видел. Пусть отдыхает, пойдёмте отсюда.

Сержант Волчьего Сквада вопросительно уставился на Йолю; та, молча повернувшись на каблуках, направилась прочь из сторожки.

— Представь себе, калека, — бросила напоследок предводительница, обращаясь к запертой двери, — Братья нас не обманывали: капитан действительно отъезжал по делам.

— Вы неплохо тут развлеклись, девчонки, — пробормотал сержант, переступая безголовое тело; то выглядело так, будто декапитацию совершили с помощью садовых ножниц.

— Время убили, — согласилась Йоля; проклёпанная кожаная перчатка указала в сторону моря: к причалу приближался быстроходный катер, сопровождаемый исполинским вороном.

— Пойдёмте, мои хорошие, я вас познакомлю.

Волчий Сквад погрузился в броневик. «Ньяла» тихонько покатила вслед за предводительницей, идущей по причалу навстречу тёмной громаде морского судна.

Когда-то этот корабль был красавцем паромом: белоснежным, украшенным синими полосами; теперь же краска облупилась и голая сталь стремительно ржавела, покрывая его борта бурыми пятнами.  Огромный трап для погрузки автомобилей опустили: казалось, большой  кит ждёт, когда вкусный обед сам прыгнет к нему в пасть.

На сходнях стоял старик в широких рыболовных штанах и рваном свитере. Босой и очень тощий старик; длинные редкие космы развевались на ветру, а покрасневшие от слёз, пронзительно синие глаза яростно сверкали на худом бородатом лице. Он развёл худые руки в жесте приветствия, и, подойдя к Йоле, припал на одно колено, склоняя голову в почтительном поклоне.

— Приветствую тебя, Госпожа, — произнёс старец высоким, резким голосом.

— Ты плачешь от счастья или от горя? — спросила Йоля, знаком веля ему подняться.

— Я плачу от счастья, ибо рад нашей встрече, Великий Волк. Я плачу от горя, потому что сегодня ночью моя Зухра покинула этот мир.

* * *

Аглая Бездна кралась по узкому коридору второй палубы, что освещался лишь одной мерцающей красной лампой. Пол коридора покрывала ковровая дорожка, отсыревшая настолько, что под ногами хлюпало. Аглая дёргала дверные ручки кают, но те, надёжно запертые, хранили свои тайны. Она прошлёпала до конца коридора и собралась отворить массивную стальную дверь, что вела на палубу, как вдруг увидела справа тёмное, неосвещённое ответвление.

«Это то, что мне всегда нравилось. Именно так ведут себя тупые курицы — героини дешёвых ужастиков».

Она положила руки на влажные, шероховатые стены и, пробираясь вперёд на ощупь, отравилась исследовать таинственный закуток.

Вскоре она добралась до приоткрытой двери, откуда падал приглушённый свет. Она осторожно заглянула внутрь.