Да, дорогой читатель, их глаза встретились.
Оба замерли на месте, не в силах оторвать взгляда.
Сияние изумруда и матовый блеск сердолика потонули в сумрачном мерцании серой стали.
Что тут можно ещё добавить. Сука-любовь.
Глава семнадцатая. Вечные и мёртвые. Часть первая
Они даже не обменялись ударами — схлестнулись, словно плети. Спутались между собой и застыли. Скрещенные полумесяцы изогнутых гард зловеще скрежетали сталью, две пары рук, вцепившиеся в длинные рукоятки, заметно дрожали от невыносимого напряжения. Так и стояли, скрипя стиснутыми зубами и тяжело дыша. Смотрели друг на друга и не могли оторвать взгляда. Спустя десять томительных ударов сердца кривые ноги горбуна, с трудом преодолев нечеловеческое сопротивление, сдвинулись вперёд на один шаг — руки Соткен подались вверх — их лица сблизились и Теофил Рух впился голодным поцелуем в пересохшие, искусанные женские губы.
Она ответила на поцелуй, но длился он не долго. Проявленная страсть слегка попустила: Соткен, почувствовав послабление, резко отстранилась и двинула Его Преосвященство коленом в низ живота. Тот охнул и согнулся пополам, держа коварную на расстоянии вытянутого перед собой меча. Он приподнял руку, останавливая Юргена и Невенку, окружающих кривушку.
— Я сам, — просипел он, подняв вверх своё, лучащееся темной страстью, лицо, — Она моя.
— Неа, — произнёс мелодичный девичий голосок, — Она — наша. Забудьте свои тёрки, смертные. Вы все здесь в качестве жратвы. За редким исключением.
На бронированном капоте «Ньялы» стояла, широко расставив свои ноги, обутые в пронзительно розовые кеды, миниатюрная, худенькая девчушка. Она вызывающе выпятила вперёд впалый животик; голые, тоненькие ручонки упёрлись в бока. Огромные, как у тигрицы, изогнутые когти, венчающие пальцы, никак не вязались с её, в общем и целом, весьма миловидным обликом.
— Берегись, — крикнул Юрген, бросившись к Невенке, и заслоняя девушку собой, — Это они. Сёстры.
В следующий миг он отлетел в сторону, получив в грудь чудовищно сильный толчок. Тевтон с размаху брякнулся на задницу, прямо в коричневую жижу, а его собственный меч последовавший за хозяином, приложил инквизитора по лбу. Девчушка, только что стоявшая на капоте Ньялы, сейчас находилась между сидящем на заднице тевтоном и Невенкой.
Последняя не мешкала. Она выбросила вперёд острие своего меча — безупречный укол встретил лишь пустоту. Холодные пальцы — уже без чудовищных когтей, обхватили её шею и пригнули вниз. Вторая рука ухватила локоны её великолепной фиолетовой гривы и потянула вверх. Невенка застыла в позе облегчающегося пеликана. Чёрные, от края до края, глаза внимательно изучали её лицо.
— Флёр, прошу... — умоляюще возопил Юрген, силящийся освободиться из грязи.
— Я Арманда, — ответила девушка, разглядывая черты лица удерживаемой Невенки.
Та попыталась резануть врага своим клинком, который всё ещё сжимала в руке, но вампиресса пнула её ногой в кисть и датский меч выпал из разжавшихся пальцев.
— Сходство действительно поразительное, — сообщила она Юргену.
Потом слегка повернула голову и крикнула сестре:
— Эту мы тоже забираем, остальных можно кончать...
Оглушительный грохот заглушил её слова. Футболка на груди у девушки разлетелась рваными лоскутьями, соблазнительный бюст — обрывками красной плоти.
Арманда повалилась на спину. Невенка Оскаала выпрямилась во весь рост и с размаху воткнула ей в развороченную грудь свой клинок.
Брат Рагиро с удивлением посмотрел на вытянутый вперёд обрубок своей единственной оставшейся руки, которой он ещё пару ударов сердца назад держал скорострельный Узи, а потом уставился на хрипящую сестру Милену.
Последнюю крепко сжимала в объятиях миниатюрная девушка — точная копия павшей Арманды. Её раскрытая пасть, ощеренная четырьмя рядами акульих кривых клыков, мелькала, вырывая из горла Милены кровавые куски.
Брат Трой, страстно покусанный и выпитый насухо, валялся неподалёку, широко раскинув руки, затянутые в проклёпанные перчатки и ноги, обутые в шипованные сапоги.
— Бежим, — прошептал дрожащий женский голос, и опешившего Теофила Руха потянули за рукав его бригантины.
Его обретённая любовь тащила упирающегося епископа к броневику.
— Вставай сестричка, тут вкусненько.
Распахнутая пасть Флёр зияла окровавленной прорехой, рассекая лицо вампирессы чудовищным оскалом — от уха до уха.
Неподвижная и прямая, как палка, Арманда медленно и величественно поднималась в вертикал. Невенка сделала шаг навстречу восстающему вурдалаку, но первым к Арманде поспел Юрген. Обхватив вампирессу обеими руками, тевтон вновь повалился на спину, в грязь.
— Беги, Невенка, спасайся.
— Беги, беги, — разрешила девчушка, удерживаемая крепко стиснутыми руками инквизитора, — Он сам потом за тобой вернётся. Отпусти меня, красавчик, иначе мне придётся сделать тебе больно.
— Сначала она уйдёт, — возражал упрямый тевтон, барахтаясь в жиже, будто рыбак, пытающийся обниматься со скользким дельфином.
Арманда, которой грязь залепила всё лицо, слегка поморщилась и ударила инквизитора затылком в лоб. Тот обмяк, и выпустил пленницу. Она метнулась вслед Невенки, но та уже была в безопасности — Соткен затолкала епископа и его подручную в люк броневичка и захлопнула крышку.
Почему они не вошли через дверь, дорогой читатель? Хер его знает: видимо причина этого поступка — шок.
Арманда поскреблась тигриными когтями, снова проступившими на её пальцах, по броне Ньялы. Обошла автомобиль, дёргая каждую запертую дверцу. Остановилась у капота и вписала смачный щелбан по лобовому стеклу — именно в то место, куда прижался нос Невенки, взиравшей на вампирессу с той, безопасной стороны.
— Это будет посложнее, чем открыть устрицу. А я очень голодна.
— Нас провели, сестричка. Мы — две маленькие, доверчивые девчонки и никогда уже не повзрослеем. Но не печалься, твоя младшая сестричка позаботилась о тебе. Тут осталось кое-что и для тебя.
Флёр оттолкнула от себя выжатую, как лимон, сестру Милену и та медленно и очень театрально завалилась набок — мёртвая и скукоженная, словно пустой винный бурдюк. Вампиресса указала сестре на брата Рагиро, который недвижно сидел в грязи и пребывал в состоянии крайней прострации. Он встрепенулся, заметив приближение близняшек, и протянул к ним обрубки своих рук.
— Они снова вырастут? — его голос зазвенел робкой надеждой.
Сёстры уставились на него своими чёрными очами.
— После того, как вы меня куснёте, и я стану вампиром? — уточнил брат Рагиро, пытаясь избавиться от массивной цепочки с серебряным распятием, висящем у него на шее.
Без кистей это было сложно.
Сёстры переглянулись, и их рты расползлись в чудовищных улыбках чеширских котов-людоедов.
* * *
С наглой девчонкой, у которой пол головы было обрито, а вторая половина несла густую фиолетовую гриву, Соткен изъяснялась на ломаном инглише, а с горбуном — самым прекрасным мужчиной на свете — на безмолвном языке влюблённых, тайные премудрости которого они — два счастливых урода — постигали с каждым новым ударом сердца. Контакт был налажен, но ни один из троих не знал ответа на один единственный вопрос: что им теперь делать?
— Надо валить отсюда, — угрюмо просипела Невенка на своём родном сербском языке, отворачиваясь, чтобы не видеть, как хрупкая девчонка с акульей пастью вкушает от брата Рагиро.
— Ему мы уже не поможем, — согласился с ней на итальянском Его Преосвященство, указывая пальцем на вторую вампирессу, на худеньком плече которой безвольной тряпкой повис неподвижный брат Юрген.
— Я не могу уехать, тут есть кое-что, припрятанное мною, и мне это нужно, — непреклонно возразила на немецком Соткен, и, вытащив из замочной скважины ключ зажигания, сунула его себе за чашечку бюстгальтера.
Сестрички решили их проблемы.
— Мы уже уходим, — бросили девчушки, направляющиеся в сторону распахнутых ворот.