И наконец, старик Салерно. Он то бросается на колени перед капитаном, чтобы вымолить прощение за свою вину, то неумело развлекает пассажира-паникёра, то до изнеможения трудится с матросами над постройкой плотов — и, когда все спасены, незаметно исчезает с плота, искупает свою вину смертью.

Удивительно психологическое и, если можно так сказать, моральное богатство восемнадцати глав этого рассказа, занимающего всего восемнадцать страниц. «Механик Салерно» одинаково волнует и взрослых и детей.

То, что рассказ значителен, эмоционально действен для нас, взрослых, — свидетельство его художественной полноценности, отсутствия упрощений, которые так часто делали литературу для детей неинтересной взрослым. А то, что, несмотря на два убийства и самоубийство, несмотря на сложность психологических ситуаций, рассказ несомненно детский, — следствие замечательного мастерства писателя, тонкого понимания особенностей и возможностей восприятия детьми художественных произведений.

Почему же всё-таки рассказ оказывается совершенно доступным для детей среднего возраста? Тут, конечно, всё имеет значение — и чёткое строение эпизодов, и способы характеристики людей, и язык, и ритм рассказа. Но один элемент художественной структуры «Механика Салерно» хочется выделить.

Непростые психологические коллизии возникают из очень простого конфликта: столкновение отваги и трусости, долга и нарушения его, чести и бесчестности. Всё это не выходит за пределы жизненного и эмоционального опыта подростков. Больше того: речь идёт как раз о тех этических переживаниях, которые подростку ближе всяких других, постоянно волнуют его, так как они возникают часто, хотя и не в такой острой форме, — их приходится решать каждому в школьной и семейной жизни. Основные линии рассказа геометрически отчётливы и ясны. Именно эта отчётливость помогает юному читателю разобраться в характерах героев, их поступках и дать моральную оценку каждому. Конечно, глубина проникновения в психологию героев рассказа зависит и от возраста и от развития читателя. Но ведь любое подлинно художественное произведение мы читаем по-разному в четырнадцать, в двадцать и в сорок лет.

Моральные проблемы рассказа волнуют и вызывают размышления каждого читателя. А подростков особенно потрясает открытие того, что убийство может быть актом подлинной доброты и обязанностью. Гибель двоих спасла двести трёх пассажиров и команду.

Пожалуй, у прочитавшего эти строки, но не знающего самого рассказа, мелькнёт мысль: а не решит ли подросток, что убийство — средство, дозволенное для выхода из трудных положений, которые могут встретиться и в его жизни? Нет, очень точно и ясно показывает писатель, что только необходимость спасти сотни людей от гибели оправдывала убийство двоих. И хотя убийство для капитана в тех обстоятельствах было выполнением долга, читатель всё время чувствует, какой огромный груз взял капитан на свою совесть, как тяжело переживает событие. Это выражено скупо, сурово, иногда одним жестом капитана (ломал спички, пока закуривал), и потому особенно сильно.

Эмоциональный напор «Механика Салерно» не в малой степени определяется сдержанностью повествования. Она подчёркивает трагичность события и в то же время рисует облик подлинного героя рассказа — капитана. Все остальные персонажи характеризуются их поступками и репликами (например, испанец в цитированном эпизоде). Размышления, внутренний монолог, мотивирующий действия и слова, даны в рассказе только капитану. Так как события требуют от капитана постоянной собранности, предельного напряжения, то суровая лаконичность слов и размышлений для него естественны. И она определяет весь стилистический строй рассказа, распространяется на авторскую речь, на реплики остальных героев.

Ещё одна важная деталь. Совершенно очевидно, что главный герой произведения — капитан. Механик Салерно, в сущности, был бы сравнительно неприметным лицом в рассказе, если бы его именем не был назван рассказ. Житков заглавием подчёркивает, что вся цепь трагических событий вызвана легкомыслием Салерно, выросшим в страшное преступление, которое он искупает смертью. Это один из главных моральных мотивов рассказа. Он заставляет читателя задуматься, какими тяжкими могут оказаться последствия не очень значительного на первый взгляд проступка.

2

Темы, по традиционному представлению, «недетские» Житков уверенно разрабатывает во многих произведениях.

Благородство и честность не всегда торжествуют в конце рассказа. Это не случайность, а принципиальная позиция. Она связана со взглядами Житкова на детскую литературу. Отказываясь от традиционно благополучного конца, Житков вступил в спор со старым представлением о возможности только простых сюжетов в прозе для детей, только прямолинейных моральных выводов и обязательно счастливого конца.

Такая литература не могла быть реалистической уже потому, что совершенно игнорировала сложность отношений между людьми и противоречия классового общества.

Вот история с потоплением парохода для получения страховой премии («Погибель»). Честные люди стремятся разоблачить капитана и хозяина судна, готовы сами пострадать, чтобы восторжествовала справедливость. Для них нестерпимо предательство капитана, его готовность рисковать жизнью своих подчиненных ради личной материальной выгоды. Но честным людям оказалось не под силу бороться с теми, кто может купить полицию, судью, подослать наёмных убийц. И вот они, те, от кого хотел избавиться капитан, сами убивают его.

На этот раз убийство не вызвано такой очевидной необходимостью, как в «Механике Салерно», и оправдать его труднее. А всё же этическое зерно рассказа ясно читателю.

Вспомним, что пишет Горький о переживаниях, которые вызвали у него в юности прочитанные книги:

«Мне знакомы были десятки книг, в которых описывались таинственные и кровавые преступления. Но вот я читаю «Итальянские хроники» Стендаля и снова не могу понять — как же это сделано? Человек описывает жестоких людей, мстительных убийц, а я читаю его рассказы, точно «жития святых», или слышу «Сон богородицы» — повесть о её «хождении по мукам» людей в аду».

Иными словами, нравственность или безнравственность рассказа о преступлении определяется его идейным замыслом и художественным воплощением.

Житков в «Погибели», в соответствии с выбранной им ситуацией, применяет художественные средства иные, чем в «Механике Салерно».

Многие новеллы Житкова, в том числе «Погибель», написаны от лица рассказчика. То это моряки, то рабочие, иногда мальчик, иногда некто, проживший большую жизнь и рассказывающий её эпизоды. Свой голос Житков сохраняет всегда, но тембр его в каждой новелле определяется рассказчиком и на него, рассказчика, как бы переносится ответственность за характер событий.

Ведь автор, у которого нет в рассказе своих реплик, не может сам объяснить или оправдывать поступки героев, непосредственно высказывать своё отношение к ним. Это отношение вытекает из направляемого писателем действия, присутствует в подтексте. Читателю предоставляется самому сделать вывод о правильности или неправильности поступков героя, решить поставленную перед ним моральную проблему. Он должен поразмыслить о судьбе и поведении героев рассказа, а верное решение подсказано всей структурой рассказа, всем характером изложения, всеми художественными средствами, которыми обладает писатель, отказавшийся от своих реплик в произведении.

Сделать моральный вывод каждому читателю необходимо, потому что в произведении остался вопрос, и на него нужно дать себе ответ. Поневоле придётся подумать. Требуя от читателя самостоятельной работы мысли и воображения, Житков как бы укрепляет моральный вывод в его сознании, заставляет запомнить рассказ надолго, связать в памяти с теми характерами, теми поступками, которые могут встретиться и в обыденной жизни.

Для «сказовых» новелл Житкова характерен тот же подчёркнуто спокойный тон, который так обостряет эмоциональность «Механика Салерно». О гибели корабля, о больших опасностях, об убийствах говорится простыми словами, точные описания действий лишены внешнего пафоса — в самых драматических местах писатель особенно сдержан. И несмотря на то что люди, от лица которых ведёт Житков рассказ, очень разные, есть у них черты общие: благородство характера, мужество, уважение к человеку и к его труду.