Это лучше удалось Дживелегову. Он тщательно и критически анализирует документы, понимая, что многие из них больше говорят о том, каким Леонардо «хотел показать себя», чем о том, каким он был в действительности. Глубокое понимание эпохи, исторического места Леонардо, противоречий его личности дало Дживелегову возможность раскрыть труд жизни художника в неразрывной связи со свойствами его характера и своеобразием эпохи, показать глубокую взаимосвязь фактов внешней биографии и творческого пути.
В книге заложены все элементы для создания эмоционально действенного, динамичного образа. Но, к сожалению, Дживелегов не преодолел обычной для научной книги сухости изложения, вступающей в противоречие с поэтичностью замысла, и это снизило действенность образа Леонардо.
Примером документально точной и литературно блистательной биографии почти столь же разностороннего деятеля, как Леонардо, может служить книга Ромена Роллана «Жизнь Микеланджело».
В этом произведении ясно выражены индивидуальность автора, его личные вкусы и взгляды на искусство. Не прибегая к вымыслам, допустимым лишь в биографической повести, он всё же даёт свое, иногда и спорное, субъективное толкование документов и фактов. Здесь право, точнее, обязанность биографа выразить свою точку зрения на личность и деятельность героя книги перерастает в цель, ради которой произведение написано. Главным становится не изложение биографии, а новое осмысление и толкование её. В советской биографической литературе с таких позиций написана, например, книга В. Шкловского о Марко Поло.
Всякая некомпилятивная, творчески выполненная автором биография в той или иной мере по-новому освещает облик деятеля, в той или иной мере становится исследованием. Особенность книг, подобных «Микеланджело» Роллана, в том, что интерес читателя привлекает не только облик героя, по и своеобразие толкования, освещения его личности и деятельности биографом.
Биография Бородина, написанная М. Ильиным и Е. Сегал, опирается не только на известные прежде, но и на новые материалы. Авторы в своей книге творчески осмысляют материал, иногда и переосмысляют его по сравнению с прежними толкованиями. Однако это переосмысление — не цель труда, как для Роллана, а часть работы, необходимая, чтобы воссоздать образ Бородина, не искажённый ошибками документов и воспоминаний или неверным их толкованием.
Впервые перед нами образ Бородина — химика, композитора, общественного деятеля, человека. Одно из важных достоинств книги — широкие и неповерхностные характеристики социально-политических идей, науки и искусства эпохи. Ильин и Сегал исследуют, чему учился Бородин у предшественников, чем обогатили его современники и чем он сам обогатил русскую культуру.
Авторы книги из элементов творческой и внешней биографии Бородина конструируют его образ. Кажется, именно этот глагол здесь уместен, так как образ Бородина в книге создаётся не беллетристическими методами, которые дают широким простор для переплетения всех биографических линий, а методом научно-художественным. Он требует более строгого отношения к материалу, не даёт права вводить вымышленных действующих лиц и вымышленные эпизоды.
Задача сложная: авторы должны воссоздать в воображении читателя не только отчётливый, но и эмоционально окрашенный облик Бородина, очень скупо и осторожно пользуясь собственным воображением. Образ конструируется с помощью умелого и тонкого сопоставления, анализа, комментирования материала и ряда экскурсов, определяющих место Бородина в науке и искусстве того времени.
Бородин — химик. Можно рассказать о содержании его исследований, о значении их для науки того времени, и нам станет ясна эта сторона его деятельности. Но поможет ли это читателю воссоздать в воображении образ Бородина?
Авторы поступают иначе. Они дают широкую характеристику состояния химии в ту эпоху, показывают глубоко принципиальную борьбу научных направлений. Они рисуют образ учителя Бородина — крупнейшего химика Зинина, образы соратников и соседей Бородина по науке — Бутлерова, Менделеева.
Мы видим прогрессивность русской школы химиков, знакомимся с Бородиным, автором ряда исследований и в то же время деятелем определённого направления, борющимся за передовые идеи в естествознании. Характеристика химических работ Бородина поэтому оказывается и характеристикой его личности, его дружеских связей, его места в обществе и, наконец, его метода лабораторных исследований.
Рассказано обо всём этом и с превосходным пониманием существа работ — ведь Ильин по образованию инженер-химик, — и с темпераментом публициста, который обличает ретроградов в науке, ратует за прогрессивные течения.
Авторы словно вторгаются в научные споры того времени и делают их для читателя живыми, важными. Спор о химии дан не в безвоздушном пространстве, а в атмосфере общественных движений эпохи. Авторы напоминают о взглядах Герцена и революционных демократов на естествознание, о роли передовых русских деятелей науки в пропаганде материалистического мировоззрения.
Ведь Бородин работал не только рядом с Менделеевым, Зининым, Бутлеровым, но и рядом с Сеченовым, Мечниковым, которые в соседних областях естествознания вели такую же напряженную борьбу с идеалистическими воззрениями, тормозившими развитие пауки, как и передовые химики.
Широта, с которой авторы показывают научную работу Бородина, множество живых человеческих черт, то взятых из воспоминаний, даже из протоколов заседаний научных обществ, то вытекающих из сообщений о работе, встречах, поездках, — всё это приводит к тому, что перед нами не анализ химических изысканий Бородина, а образ учёного и человека. Он дан так отчётливо, что представляются уже ненужными, утяжеляющими повествование подробные сведения о некоторых химических исследованиях Бородина, интересные только специалистам. Их можно было и не включать в книгу, представление о Бородине от этого не потускнело бы.
Бородин — музыкант. И здесь то же: характеристика развития русской музыки, её особенностей по сравнению с западной музыкой той эпохи, история возникновения «Могучей кучки»; образы Балакирева, Мусоргского, Римского-Корсакова, Стасова — не статичные портреты, а люди, показанные в их развитии, в их взаимоотношениях.
Внутреннее содержание и особенности стиля музыкальных произведений Бородина раскрыты в том же плане, что содержание и методы научной работы: в их неразрывной связи с идеями времени, с тем пониманием значения самобытной русской музыки, которое воодушевляло всех участников «Могучей кучки». Бородин и его соратники положили в основу своей работы огромное богатство русского народного творчества. Не только в характере музыки, но и в выборе сюжета для оперы («Слово о полку Игореве»), в программе второй («Богатырской») симфонии выразилась глубочайшая связь творчества Бородина с народным искусством.
Несомненно, что мощь народа и скованность этой мощи — тема музыки Бородина. Поэтому авторы правы, когда говорят о связи музыкальных идей Бородина с общественным движением 60-х годов. Но нельзя согласиться с их утверждением, будто «в каждом музыкальном произведении есть какое-то содержание, какая-то программа».
Содержание, разумеется, есть, а программа, то есть связь произведения с определёнными образами (как, например, в «Буре» или «Ромео и Джульетте» Чайковского, в «Богатырской симфонии» Бородина), вовсе не обязательна. Отождествление понятий содержания и программы может внести путаницу в представления читателей о симфонической музыке.
Напрасно авторы пытаются определить программу первой симфонии Бородина на том основании, что известна программа второй. Программа первой симфонии не сохранилась просто потому, что её и не существовало. Зато авторы совершенно правы, когда пишут, что музыкальный язык первой симфонии — русский.
Страницы, посвящённые подробному анализу «Князя Игоря», дают представление о Бородине-композиторе не изолированное, а отчётливо связанное с образом Бородина-учёного, Бородина-человека.
Сопоставление методов работы учёного и композитора, попытка найти здесь какие-то прямые соответствия, доказать, что Бородин создавал музыку как учёный, а в химической лаборатории был художником, несколько натянуты и, в сущности, не нужны. Образ Бородина — учёного и композитора возникает не из таких сопоставлений. Авторы создают его более точными и действенными средствами: они показывают, как те же черты личности, характера проявлялись и в музыкальной и в научной работе.
