Отвожу глаза, почему-то смущаясь. Он ведь взрослый парень. Мужчина. Естественно, у него есть личная жизнь. Но настроение портится, и я, скупо попрощавшись с соседом, захожу в электричку.
Пока едем вдоль побережья, смотрю на свинцовое небо и волны, что так и норовят вырваться на берег. Высокие брызги разлетаются во все стороны и, гонимые ветром, орошают кустарники и редкие деревья. Сила природы поражает. И немножечко пугает. Я ни разу не видела шторм.
Чем ближе к дому, тем холоднее. Когда выхожу из электрички в южной столице, кутаюсь в пальто плотнее, потому что здесь морозно. Нос сразу начинает пощипывать, пальцы ног стынут в демисезонных ботинках. И я радуюсь, что домой еду всего на пару дней, а потом обратно, в тепло, где не нужен зимой пуховик и теплые сапоги. На ум приходит мысль, что надо бы прикупить дождевик и высокие резиновые сапожки. Сейчас есть много разных моделей, даже и не понять сразу, что обувь резиновая. Точно, этим и займусь, когда приеду обратно.
А пока меня ждет еще три часа монотонной дороги на автобусе…
Когда выхожу на остановке в своей станице, утопаю по щиколотку в снегу. Колесики чемодана оставляют на земле следы, и катить за собой чемодан становится труднее.
— Машка, ну, наконец-то! — Откуда ни возьмись мамин голос, и я выхватываю в темноте ее худой силуэт.
— Мам? А ты как здесь?
— Решила тебя встретить. Дмитрий Николаевич предложил нас подвезти, — мама неуверенно улыбается, переводит взгляд на соседа. Хороший он дядечка, не равнодушный к маме уже много лет. Это видели все, кроме мамы. И, похоже, она смогла, наконец, рассмотреть в нем… Кого? Мужчину своей жизни? Да это я, кажется, сама придумала — сама поверила. По тому, как мама садится со мной на заднее сиденье, понимаю, что нет. Ни черта она не рассмотрела. Дядя Дима чуть резче, чем надо трогается с места. Его старенькая, но ухоженная семерка, с пробуксовкой выезжает на асфальт.
— Гололед, — комментирует он, поглядывая на нас в зеркало заднего вида.
— Прям настоящая зима в этом году, — говорит мама. — А у вас там на югах все дождь и дождь. Такие страсти по телевизору показывают. Наводнение…
— Да, дождь шел два дня не переставая.
— Это все их шутки с природой. Как кто-то важный прилетает — облака разгоняют, чтобы дождя не было. А потом вот, природа берет свое, — дядя Дима качает головой.
Молча слушаю их болтовню, понимая, как же устала за столь долгий день в дороге.
Дома тепло и вкусно пахнет маминой стряпней. Дядя Дима оставляет чемодан в прихожей и уходит, сказав маме что-то напоследок. Мама начинает суетиться, накрывает на стол, доставая из холодильника салатницы и что-то в контейнерах. Ужин шикарный, все мои некогда любимые блюда на столе, вот только так много в меня не помещается.
— Спасибо, мамуль. Вкусно.
— Да что ты там съела… Так, поклевала, как воробышек. Вон, худая какая. Наверно, там у себя вообще ничего не ешь, — мама заводит старую песню.
— Я ем, — оправдываться не хочется, но и смолчать не получается.
— Эх, уехала черт знает куда, похудела вдвое. Щеки ввалились…
— Мам, не начинай. Нормально я питаюсь. Просто много хожу пешком, и на работе много двигаюсь. Поэтому и похудела.
Мама лишь качает головой. Помогаю убрать со стола и даже мою посуду. Потом принимаю быстрый душ и ложусь в кровать. В моей комнате ничего не поменялось. Светло-голубые обои с белыми облаками здесь еще с моих школьных времен. И шторы — радуга тоже. Мягкие игрушки сидят по полкам, старый угловой компьютерный стол, музыкальный центр на тумбочке и высокие подставки с дисками. Как же это давно было… Семнадцать лет прошло, а кажется, только вчера школу окончила.
Заснуть не получается, и я лезу в телефон. Запрещенная сеть транслирует новогодние вечеринки и отдых всех, на кого я подписана. А я даже ни разу и не снимала ничего. Мой предел — смена аватарки и какие-то фотки. Небо, горы, цветы… Иногда во всем этом великолепии проскакивают мои фотографии и котики. Куда же без котиков?
Скучная, наверно, у меня страничка. Но я ее использую больше не для того, чтобы похвастаться. Она как фотоальбом. Чтобы вот в такие моменты, как сейчас, можно было зайти и полистать фотографии. Засыпаю поздно, а утром меня будит мама.
8. Маша
— Ты что, спать сюда приехала? Давай, Машка, вставай. Пойдем завтракать и гулять.
— Куда гулять? — накрываюсь с головой теплым одеялом.
— Так к Акимовым приехали дети, мы договорились в лес пойти. Знаешь, как там красиво сейчас?
Акимова тетя Света — мамина кума. Мама крестила ее дочку, и мы раньше часто собирались вот так все вместе и ходили гулять. Речка, лес — все здесь красиво, и это чистая правда. Но вот то, что я за годы жизни в городе, отбилась от этой компании…
Ладно уж. Надо вливаться в местную тусовку, иначе мама меня в покое не оставит. Одежды моей здесь полно, вот только с размером засада. Хорошо, что я взяла с собой теплый спортивный костюм, иначе пришлось бы надевать джинсы с низкой посадкой. А поясницей в мороз сверкать не хочется. Как бы банально не звучало, мне еще детей рожать. В юности как-то мы не задумываемся об этом. Но сейчас, да. Мне бы не хотелось застудить почки или еще что.
Тридцать четыре… Божечки, мне уже тридцать четыре! И, как говорит мама, давно пора обзавестись семьей, детьми. Но я-то знаю, чего хочу. Семью, да. Но не такую, как была у меня с Толиком. Маме этого не понять, хотя она и прожила без папы. Но уж лучше одной, чем с мужиком, который не просыхает. Потому что все равно все тянула сама. Что толку от такого мужика рядом? Ни как добытчик, ни как любовник, ни даже как друг он не состоялся.
Прогулка, и правда, прекрасная. Беззаботная болтовня отвлекает меня от невеселых мыслей. Мы играем в снежки, как подростки. Обратно идем, когда уже начинает темнеть. Все вместе идем к нам домой и до позднего вечера празднуем наступивший год. Я давно столько не ела и не пила. Вино заходит на «ура», и в голове легкий туман. Даже жаль, что завтра вечером нужно уезжать. Так бы можно было еще собраться в теплой компании.
Утром мама меня не будит, и это даже удивительно. Просыпаюсь и потягиваюсь с удовольствием. Мамы дома нет. Куда это она запропастилась?
Нехитрый завтрак с большой кружкой чая и бутербродом поднимает настроение. Времени почти двенадцать дня, а в четыре уже автобус, поэтому, не мешкая, собираю в чемодан вещи.
Мама приходит ближе к трем, да не одна, а с дядей Димой. Он вызывается отвезти меня на вокзал, чтобы не дожидаться автобус на остановке. Сегодня еще холоднее, чем вчера, поэтому соглашаюсь, не раздумывая.
Водитель автобуса убирает мой чемодан в специальный багажный отсек, и я занимаю свое место. Снова вспоминается юность и моя учеба в колледже. Вот так же я ездила домой на автобусе, только в то время в салоне было холодно, почти как на улице, и приходилось постоянно шевелить пальцами ног, чтобы немного согреться. Я заматывалась в шерстяной шарф и спала всю дорогу, чтобы время прошло быстрее.
Сейчас же я даже снимаю свое любимое бежевое пальто и остаюсь в кашемировой водолазке, потому что в автобусе довольно тепло. И ступни тоже совершенно комфортно себя чувствуют в легких ботинках. Смотрю на проносящиеся за окном заснеженные поля, черные ленты лесополос, пока совсем не смеркается.
В электричке многолюдно, и в этот раз соседей у меня целых три. Рядом сидит парнишка лет двадцати, и напротив пожилая пара. Но сосед сразу вставляет в уши наушники, надевает на шею дорожную подушку и засыпает. А пожилая пара всю дорогу о чем-то тихонечко шепчутся, совершенно не мешая никому вокруг. Ехать долго, и я решаю тоже вздремнуть, хотя эта идея так себе.
В свою комнату вхожу выжатая, как лимон. Скидываю ботинки и пальто, а вот чемодан разбирать сегодня совсем не хочется. На этаже тишина, и свет в комнатах не горит. Душ, кровать, одеялко. М-м-м… Все-таки привыкла я жить одна!
День проходит в сонном состоянии. Уж не знаю, что так повлияло, но проснуться окончательно я не могу. Даже не завтракаю и не обедаю. Просто валяюсь в кровати и из комнаты выхожу лишь под вечер. Снова на этаже тишина. Значит, никого нет, и можно, не таясь что-то быстренько приготовить на ужин. Ну, ужином назвать это сложно, потому что больше похоже на завтрак. Омлет, огурец, хрустящий хлебец — это все, что есть в моем арсенале. Горячий сладкий чай завершает аппетитную композицию.
