Девушка подошла к маме с папой.

— Позвольте мне.

— Действуй, — папа оттащил маму в сторону, тихо зашептал на ухо что-то успокаивающее, я почувствовал, как напряжение оставляет маму. Она, выдохнув, опустила плечи и прижавшись к папиному плечу, обернулась и вымученно улыбнувшись мне, виновато пожала плечами.

София меж тем стояла внимательно, всматриваясь в лешака. Потом протянув руку, стерла слезинку со щеки домового, отчего последний вздрогнул, улыбнулся сразу посветлев лицом.

— Накося выкуси! – кукиш из четырех пальцев выглядел не впечатляюще, но лешему явно хватило. – Живой дом, нет у тя на няго правов.

— Как же так, матушка берегинюшка, так пращурами заведено, лес в дом, домовой вон. А меня между прочим, вот он, — заскорузлый палец, с траурной каёмкой под ногтем, ткнул в мою сторону, - в дом сам пустил, когда позвал.

— Разве тебя он звал? Разве тебе? МОЙ? ГОСПОДИН? Дорогу открывал?

На словах «мой господин» тело лешака стало претерпевать изменения, сначала на лице отразился страх, потом кожа стала зеленеть, из волос вытянулись листики и иголки, руки вдруг сделались ветвями, тело враз, приобрело форму пенька с очень короткими ногами корнями.

— Да ка же так? Казалось это листья шелестят вкупе с жужжанием насекомых, голос у этого существа изменился, да и голос ли это был, — не мог я так ошибиться, глаза существа вдруг вспыхнули зелёнкой во флаконе, по мне как будто ветерок пробежался.

— Покон нарушил. Сам порушил, как? — Лешак горестно покачал головой, снова обратясь мужичком грибником, стал жалостливо заглядывать мне в глаза. — Нет мне прощенья Княже, чем Виру брать будешь?

— Я подумаю, за импов тебя живота лишить следовало, но где я другого Лешего для своего леса возьму. – На мои слова мужичонка лишь голову долу опустил.

— Твоя власть! Твоё слово!

Я перевёл взгляд на домового, ошарашенно взирающего на соседа.

— Ну что Нафаня, теперь договорится сможешь?

— Спасибо Кнаже за честь? – домовой поклонился в пояс, теперь смогу.

Нафаня даже ростом больше стал, от того его от гордыни распёрло.

— Хозяйка, более ни кто из духов, али ещё какой мелочи из преисподней, из внешних пределов, в доме не появиться. Вот в том тебе моё слово. Слово Старшака. Теперича я ух… Я такое… Я прям щас…

На этих словах Нифонт растворился в воздухе, оставив после себя запах свежего печенья.

— Мама мы этого, — посмотрел на понурившегося Лешака, — тебя как зовут?

— Шишкой кличут.

— Мы Шишку отпустим? А то, пусть идёт, делом займётся?

Мама отмахнулась от меня рукой, досадливо поморщась, она присела на корточки перед духовкой, с удивлением вглядываясь в её нутро.

— Хорошо Шишка, иди делом займись, почисть свои полянки от всякой гадости, а встретишь беса, задержи, у меня к нему не мало вопросов появилось.

— По твоему слову Княже, — Лешак в пояс поклонился, — всё исполню.

Лешак грузно слез с кухонной столешницы, и так же грузно потопал к лестнице, сотрясая своей поступью пол.

— Ну, может, теперь спать пойдём? — Я деланно зевнул, намекая на глубокую ночь, — завтра день не будний, некоторым в школу надо.

— Ну так и иди, — мама открыла духовку, обдав кухню божественным ароматом выпечки, — Софочку только оставь, у нас тут намечаются неплохие посиделки, в если заберёшь отца, так вообще девишник получится.

— Ну это мы завсегда, — папа дурашливо спародировал нашего домового, вы нам только печенья дайте в дорожку, Лана доченька поднимешь в комнату Юры чай с печеньками, ты чудо как хорошо его готовишь.

— Конечно папа.

— Идите уже проглоты, не мешайте воспитательному процессу, — мама величественным жестом, послала нас, приняв знаменитую позу Ленина. Вот только если вождь всех посылал куда-то, то нас послали конкретно.

Ну мы и пошли,

— Эй, и кота своего заберите, нечего наше печенье жрать.

Я в великом изумлении уставился на своего фамильяра, вот не знал за ним, такой тяги к кулинарному искусству.

— Вася! Что это сейчас было? У тебя хвост лишний?

— Или захотел вслед за другими по комнате полетать, стены от лишней пыли избавить? – добавил уже папа.

Кот молча прошмыгнул мимо нас, сделав это исключительно по кошачьи, на всех четырёх лапах.

— Пойдём и мы, сынок.

В комнате я сразу достал пластиковый стол и три таких же белого пластика стула. Ну да, за письменным столом чай пить можно, не удобно только. Чашки, заварной чайник на пузатом самоваре литра на три, и тарелку с заварными пирожками.

— Хм. Думаешь, чая мы не дождёмся? — задумчиво хмыкнул папа, — а давай ка, поставь еще пару стульев, а ты Рыжик зови Шишку и Нифонта, мужские разговоры поведём.

Мы уже тянули по второй кружке ароматного чая, Шишка добавил в заварник травки, напиток получился одуряюще духмяный и вкусный, поэтому я уже примерялся к третей, когда в комнату попой вперёд вошла Лина, неся перед собой большой разнос с выпечкой и чаем. Повернувшись она вздрогнула от неожиданности, до сидящего на стуле Нафани осталось не более метра, ещё чуть-чуть и домовой мог запросто получить по голове.

— Ой, — Лина аккуратно обнесла ношу вокруг домового, замершего с неестественно вывернутой головой, и поставила разнос на пластиковую поверхность. — Я наверное вам помешала, сейчас уже ухожу.

Глазки девушки быстро, быстро, обежали всех пятерых, на миг задержались на Рыжике, точнее на стуле под ним, для него я достал детский стульчик, и теперь наш бельчун гордо восседал за столом с маленькой чашкой в руках.

— Ну я пошла?

— Иди уже любопытная — папа, улыбнувшись, отхлебнул из чашки, — у нас тут мужские разговоры, девице здесь не место.

— Ну раз ничего не надо тогда я пошла?

— Иди уже. — Воскликнули, в два голоса, мы с папой.

— Ох и любопытная. — Проговорил отхлюпывая из чашки Шишка, ну чистая мавка.

— Так она с пелёнок такая – Добавил Нафаня, давая мне пищу для размышлений. Это получается он с нашей мамой с самого рождения сестёр.

— А что, в твоём лесу и мавки есть? Вплёл в разговор свой вопрос папа.

— Конечно есть, как не быть, — леший степенно отхлебнул из чашки, — у водяного русалки, у лешака мавки, всё по Покону.

— А что, за две избы? – спросил я Нафаню.

— Это у Шишки надо спрашивать, я их только чую, мне пока в них ходу нету.

— Ну Шишка, что скажешь? – переадресовал я вопрос.

— Одну охотники поставили, из лесного народца, что на деревьях живут, а за другую я и сам ничего не знаю, давно стоит, ещё с тех времен, как первое семечко прижилось, дав рост новому лесу, это было, считай сразу, после большой войны.

— Войны? – Я в удивлении оторвался от вкуснючего печенья с корицей, принесённого Линой.

— Той самой, от которой новый счёт ведётся, от Сотворения Мира.

Я поражённо замолчал, переваривая услышанное. Это, что же получается, более семи с половиной тысяч лет назад была война, такая после которой отсчет заново стали вести. Новость никак не хотела укладываться в голове, и я не сразу услышал вопрос отца, о чём это они?

— Что я пропустил? – и на удивленное лицо родителя, чьи брови застыли домиком в немом вопросе, уточнил, — я это… Задумался в общем.

— У него в лесу стоит дом прошлой эпохи, а он о всякой херне думает, — от отца полыхнуло раздражением, как и всегда, когда я начинал читать в облаках.

- Так, и чего сидим, — я решил сместить внимание окружающих с себя на более практичные мероприятия, — пойдём посмотрим. Шишка ты ж поди, и короткую тропу туда знаешь?

— Знаю, — вздохнул он, только идти придётся вокруг Деревни на Деревьях, а меня там не любят.

- А где тебя любят, Деревяха стоеросовая. — хмыкнул домовой.

Лешак на подначку никак не отреагировал, из чего я сделал вывод что это он оскорблением не считает.

— А чего меня любить, мне и без них хорошо.

О том, что ему и без нас хорошо, все предпочли не заметить, хоть и ворчал он себе под нос не сказать, чтобы и тихо.

— Сколько по времени — спросил папа, посмотрев на часы.