Другое дело – заказы, которые раздавал клан. Там не было места размышлениям. Холодный расчет, не более. Свое первое задание Соно получил в шестнадцать лет. Он думал, что убьет человека легко и быстро, ведь Хикаро брал его с собой на вылазки. Пока учитель допрашивал жертву, наемники избавлялись от свидетелей, а позже и от того, чью смерть купили у клана. Соно думал, что запах чужой крови и предсмертные стоны больше ему не противны, и, отправляясь на свое личное задание, он был готов ко всему. Если бы он знал, как сложно будет сделать этот шаг и что обратного пути нет, он бы прыгнул с обрыва. Ощущения наверняка одинаковые. Сначала чувствуешь страх, он пожирает тебя, будто голодный дикий пес, рвет плоть, грызет кости и терзает череп, пытаясь добраться до мозга. Он рычит, скалится и вынуждает прыгнуть вниз… И ты делаешь шаг.

Но стоит сорваться, как появляется легкость: выбор больше не обременяет тебя. Ты сделал, как хотели, и оправдал чужие ожидания. Кажется, что все закончилось, но потом тело достигает дна. Секунды счастья сменяются невыносимой, медленно мучающей болью. Вот и Соно лежал на дне, захлебываясь в своей крови и крови жертв, которых убивал одних за другими. Невинные люди, неугодные кому-то. Для него они были просто заданиями. Их жизни в обмен на его. Вот чему его научил клан. Жестокости, которой Соно сопротивлялся каждый день.

Его первым заданием стал молодой аристократ из Ньюри по имени Тэмишо. Единственный сын чиновника Шисуно и будущий приближенный слуга императора. Веселый парень, мечтавший о путешествиях. Он хотел стать исследователем, океаноплавателем или картографом, но никак не рётоку[2]. С детства его интересовали другие страны и живущие там люди. Другие святые и другие законы, но Тэмишо не мог пойти против семьи. Набожный отец готовил его к вступлению в «Клан веры», и преданный сын не имел права сопротивляться.

Тэмишо было семнадцать, а значит, близилось время к посвящению в рётоку. Тогда на улицах Арасы зрел бунт. «Клан чистокровия» протестовал и просил закрыть порт, который каждый день принимал иноземцев. Куоку[3] запрещали смешивать кровь жителей разных стран и силой забирали детей тех, кто нарушал запрет. Отчаявшиеся люди приходили в храмы за помощью, но, получая отказ, винили во всем святого Ара. Тэмишо был первым рётоку, который, набравшись смелости, пошел к императору Арасы с просьбой остановить это. Он собрал письма людей, у кого забрали детей, и у тех, кого куоку изгоняли из страны. Комей Ку прислушался к Тэмишо и приказал распустить «Клан чистокровия». Тогда-то один из куоку и пришел к Ренрису Баду, а Тэмишо стал первым заданием Соно.

Ночью, посреди пустой улицы, освещаемой одним затухающим фонарем, Тэмишо шел домой, весело размахивая корзинкой с подаяниями из храма. Он торопился к отцу и радовался новости, которую хотел рассказать. Соно подкрался к нему со спины, прижал к себе и полоснул лезвием по горлу. Тэмишо выронил корзинку, его ноги подкосились, но Соно не дал ему упасть. Он поймал умирающее тело. Хикаро запретил жалеть жертву, но Соно ослушался. Тэмишо был напуган, держался руками за шею, пытаясь остановить бьющую фонтаном кровь, кряхтел и звал на помощь. Но стоило найти глазами убийцу, как он улыбнулся и его страх испарился.

– Ты… На-наконец-то… вернулся до-м-м-мой, Соно, – захлебываясь кровью, проговорил Тэмишо.

Расслабившись в руках ниджая, он закрыл глаза. Он принял смерть с гордостью и умер на руках лучшего друга.

– Прости меня, Тэм. Прости… – сквозь сжатые зубы бормотал Соно. – Прости, что я вернулся к тебе так поздно.

Соно не думал, что заплачет, но тогда он позволил себе эту слабость и, сидя на земле, давился слезами, умоляя о прощении и желая смерти самому себе. Ниджая вырвало, как только он вновь взглянул в незакрытые глаза Тэмишо. На мертвом лице застыла улыбка, которая после многие годы снилась Соно. Он винил себя и ненавидел. Мечтал о возмездии и копил злость, которую хотел обратить в месть.

Другие задания давались ему легче. Он перестал видеть в каждой жертве друга детства. Кровь, стекающая по лезвию катаны, закалила его. Соно больше не ощущал ее металлический запах, внутренности жертв не отвращали, а предсмертные крики людей не взывали к совести.

– Ты сможешь победить любое зло, если станешь сильнее. Я знаю, что ты хочешь мести, но она не спасет тебя, Соно. Расплата – это вечные сожаления. Твои детские раны затянутся, мысли сотрутся, и ты забудешь о той боли, которую тебе причинили. Измени свое будущее и не держись за прошлое, мой мальчик, но помни: ты не сможешь сделать первый шаг, если у тебя не будет опоры. Сначала ты должен бросить все силы на ее создание.

Соно запомнил слова учителя и каждую ночь повторял их, словно молитву святому Ару, в которого не верил. Тогда Хикаро, как и обычно, оказался прав, и сейчас ниджай выбрал не месть, а спасение.

– Ваше высочество, – обратился он к Далии.

Все удивленно повернулись к нему. Он сидел на деревянном полу на носу корабля, скрестив ноги, и, закрыв глаза, продолжал медитировать.

– Он умеет говорить? – Далия вздрогнула.

– Да. В первый раз все так удивляются.

Эвон улыбнулся и, запрыгнув на бочки, сел поудобнее, но, испугавшись неожиданного пристального взгляда ниджая, чуть не упал.

– У меня есть условие. – Басовитый голос Соно был похож на шум волн, он заставил всех наклониться и прислушаться. – Я сделаю все, что прикажете. Буду защищать и помогу вернуть трон. Но…

– Ты смеешь ставить мне условия, ниджай? – Скрестив руки на груди, Далия насторожилась.

– Смею, – коротко ответил ей Соно. – Без меня и Юри вы не справитесь. Путь полон опасностей. За вами все еще гонится Куан, и вам нужен тот, кто сможет за вас сразиться. И если потребуется, умереть.

– И это явно не Эвон, – добавила Юри.

Травник задумался – видимо, хотел возразить, но, оценив положение, лишь кивнул.

– Я помогу вам, а вы – мне.

– Что ты хочешь взамен?

Соно быстро встал и отряхнул широкие штаны. Он двинулся к Далии, и та, оробев, шагнула назад. Ниджай не хотел ее напугать, а лишь протянул ладонь для рукопожатия.

– Сделка: я исполню любые ваши просьбы взамен на одну мою.

Далия забегала глазами по Эвону и Юри. Она явно боялась принять решение и все смотрела на руку ниджая.

– О чем ты хочешь меня попросить?

– Скажу, когда придет время. Сейчас это неважно.

На пару мгновений она задумалась, пытаясь найти в этом выгоду, ждала, что кто-то поможет ей решить, но в итоге коснулась мозолистой ладони и шершавых пальцев:

– Да будет так.

Когда на океан опустилась тьма и воды стали чернее самой ночи, корабль подплыл к берегу Эверока. На невысоких скалах стоял замок с красивыми острыми шпилями и лозами, ползущими по стенам. Казалось, он вот-вот сорвется в воду, потянув за собой улицы с маленькими разноцветными домиками. В центре Франа возвышалась статуя их святой. Соно удивился, увидев ее. Подобное он встречал лишь в Ньюри, где вокруг дворца, словно защищая его, лежал змееобразный дракон. Его раскрытый рот с устрашающим оскалом служил входом в императорский сад. Арасийцы ухаживали за статуей, вычищая каждую каменную чешуйку от прорастающего на ней мха. Во время праздников украшали лотосами и свечами, горевшими по ночам, а днем – лепестками сакуры и благовониями, что едким сандаловым ароматом отгоняли злых духов. Все заботились о святом Аре и каждый день, принося дары ко входу во дворец, молились ему.

Во Фране же святая была в своем истинном облике. Потерявшееся в каменных складках одежды тело изящно изгибалось, а руки стремились ввысь. Они будто пытались коснуться самого солнца, но сейчас, в полумраке наступающей ночи, собирали звезды, сияющие на небе. На пустом лице были лишь глаза – зеркала, отражающие свет. А на самом верху статуи сидела стайка птиц – кажется, чаек, – чей крик раздавался на пристани.