Смотрю на себя в зеркало. Кто этот незнакомый мне человек? Я? Почему я выгляжу именно так? Почему именно это лицо – моё лицо? Может, это и не я вовсе? Могу выглядеть как угодно, но выгляжу именно так. Словно много читал про себя, но сейчас, когда вижу героя, понимаю, что представлял себя иначе. Сильно иначе. Тот, кто обитает в моей черепной коробке, признаёт себя в этом теле? Кто ты вообще? Голова идёт кругом.

Питер накрылся циклоном. Словно бухой я одеялом с гусиным пухом, в очередной раз засыпая в пьяном бреду на дешёвом матрасе в пустой холодной квартире. Приятного мало. Уже пару дней город погружен в снегопад и лёгкий стресс. МЧС шлёт всем предупреждение: «Будьте внимательны и осторожны!». Улицы забиты пробками. Тарифы такси улетели в космос. Повсюду снуют снегоуборщики. Курьеры отчаянно пробиваются сквозь метель. Боюсь представить, сколько злых людей сейчас в Пулково.

Снег все сыпется, как и моя нервная система. Полным ходом идёт украшение улиц города к Новому году. Там и тут свисают пёстрые плоды праздничных украшений. От столба к столбу лианами тянутся провода гирлянд. Люди способны пережить любую катастрофу, если уверены в том, что потом точно будет праздник. Сейчас же люди по привычке куда-то раздраженно спешат.

Ну а я бухаю. С тех пор, как меня бросила жена. Не то, чтобы я этого хотел. Но это так. Могу себе позволить. Я в отпуске. Шесть месяцев в море без единой капли алкоголя – это сложно. Всаживать по бутылке джина в день – это легко. Но не для печени. И психики. С этим нужно что-то делать. Вот я и выползаю из конуры на встречу с психотерапевтом.

Ноги тонут в рыхлом снегу. Снежная стружка колет лицо. Купленная в Ливерпуле парка греет меня уже восемь лет. Надо бы в благодарность за надёжную службу сдать её в химчистку. И починить эту проклятую молнию, наконец. Приходится надевать куртку через голову. Выгляжу нелепо. А с чего это мне не насрать, как я выгляжу? Хорошая мысль. Запомню её. Наверно, это свежий воздух так на меня действует. Сама жизнь просачивается через лёгкие в мой череп, в котором, словно уродец в растворе, болтается в спирту мой воспалённый мозг. Жую лавровый лист. Говорят, помогает от перегара.

Четвёртый час дня. Неспешно, словно кто-то медленно крутит диммер хмурого неба, в крахмале плотного снегопада над городом густеет день. Сплёвываю зелёную кашицу в сугроб. Та ещё дрянь. Спускаюсь в общем потоке людей в метро. Выберусь на поверхность уже в подсвеченный праздничными огнями сумрак.

Мне нужна помощь. Надоело ныть. Но нытиком быть не перестану. Слишком многое понимаю. Слишком многое не понимаю. Остаётся только ныть. Надоело себя жалеть. Но только опустившись на самое дно, я смогу от него оттолкнуться и выплыть на поверхность. И я на дне. Плыву в массе напряжённых людей. Снег тает на их одежде и обуви. Содержимое моего желудка просится наружу.

А мои мысли всё утыкаются в одни и те же слова.

Оно говорит: «Я тебя больше не люблю».

Я говорю: «Ладно».

Она говорит: «Ты не понял. Я. Тебя. Больше. Не. Люблю».

Я говорю: «Ладно».

Знал, что такое бывает. Не знал, что это будет с ней. Со мной. С нами. Человек просто перестаёт любить. И все. Она все давно решила. Я не решал ничего.

Чтобы не опаздывать на встречи, я всегда тяну до последнего, дабы быть абсолютно уверенным в том, что уже опаздываю. Это заставляет двигаться быстрее. Так только допущу мысль, что времени ещё полно – всё, считай, я уже опоздал. Неважно как, но это работает. Вот и сейчас смотрю на разбитый экран смартфона и прикидываю, что опоздаю минут на десять. Но я не опоздаю.

Осознаю, что мне комфортно в новом вагоне метро. Даже освещение не пропадает. А оно вообще пропадало? Или я брежу? Так мы устроены – хорошее просто есть. А плохое надо бы обвести, подчеркнуть, зациклить. Есть в нашем человеке неуёмная страсть быть угрюмым, несмотря ни на что.

Подобно зверю, чья нога зажата зубьями капкана, мне так же не вырваться из агонии мучительных воспоминаний. В отчаянии зверь способен отгрызть себе лапу. А на что способен я? Эта агония замкнута на мне.

Я спрашиваю: «Как долго?»

Она говорит: «Три года»

Я говорю: «Теперь я знаю. Мы справимся».

Она говорит: «Нет. Я не хочу».

Поднимаясь на эскалаторе, заглядываю людям в лица. Мужчины, женщины. Многие отводят взгляд. Но некоторые вглядываются в ответ, словно пытаются разглядеть во мне достойного собутыльника.

Выхожу на улице, как и планировал – в сумрак. Центр уже украшен. Всякого рода снежинки и гирлянды свисают со стен старинных домов и тянутся через весь Невский проспект от столба к столбу. Сквозь толщу снегопада огни игриво ловят гало и смешиваются друг с другом в размытую какофонию разноцветных пятен.

Вспоминаю, что люблю Питер. Всегда любил. Даже когда ещё ни разу в нём не бывал. Приехал раз и навсегда остался. В сочетании с морскими походами Питер раскрывается иначе. Это любовь на расстоянии. В каком бы европейском городе я не побывал, везде находил места, которые «как в Питере». Тебе всегда не хватает этого города, даже когда он надоел до чёртиков, а от осенней хандры хочется выть. В такие моменты я скучаю по морю. Особенно по Средиземному. Но возвращаюсь всегда в Петербург. Этот город никогда не скажет мне, что больше меня не любит.

По Невскому текут ряды автомобилей, мешая колёсами смесь снега и реагента. Быстро перебегаю дорогу на зелёный. Мимо храмов и баров, стрипух и булочных, пару раз дворами, и вот – я на месте. Захожу внутрь. На ресепшене симпатичная девушка.

БЕСИТ!

Я не опоздал.

– Здравствуйте, – говорю симпатичной девушке. – Я к Денису.

– Добрый вечер, – говорит симпатичная девушка. – Снимайте верхнюю одежду, присаживайтесь. Вас пригласят.

Так и делаю. Через голову, нелепо, словно огромный уставший питон скидывает старую кожу. Вешаю куртку в шкаф.

Девушка симпатичная. Платиновые волосы, деловито пойманные на затылке заколкой -крабом в изящные петли. Симпатичная. Большие зелёные глаза, на старый манер подведенные черными стрелками. Симпатичная. Не знаю почему, но я зол. Не подаю виду.

Подошедший к ресепшену широкоплечий мужчина мог бы без труда сойти за боксёра или вышибалу. Но нет – это мой психотерапевт.

– Здравствуй, Антон – приветствует он меня своим басовитым голосом. – Пойдём.

– Приветствую, Денис, – отвечаю я и жму его широкую грубую ладонь. Следую за ним.

В маленьком уединенном кабинет не так много утвари: шкаф, столик, диван да пару кресел. Плюхаюсь на широкий удобный диван. Денис садится на кресло напротив меня и произносит:

– Рад тебя видеть, Антон.

– Взаимно, – отвечаю.

И я действительно рад. Насколько это возможно. Ужасающе медленное течение все эти дни неминуемо несло меня к моей собственной гибели. Страшно, долго и бессмысленно. Я не стал дожидаться и вышел из этих вод. Я открыл окно, но чтобы впустить свежий воздух. Тогда я и решил, что мне нужна помощь. Решил написать своему психотерапевту. Сейчас я здесь. Сейчас я рад видеть знакомое лицо старого друга. Лицо с суровыми чертами, но добрыми глазами. Сколько мы не виделись? Месяцев восемь? Девять?

– Как твои дела? – спрашивает Денис. Пока я барахтался в своих мыслях, он, видимо, оценивал мой внешний вид.

– Ну как тебе сказать? Бывало и хуже, – говорю я.

– Врешь, – почти ласково произносит Денис и улыбается.

– Вру, – сдавленно смеюсь я.

Денис всё также дежурно улыбается, но я вижу его обеспокоенность.

Он говорит:

– Рассказывай.

Понимаю, что это будет очень сложно. Просто дышу.

Дышу.

Все ещё дышу.

– Антон, вынужден тебе напомнить, что я не смогу тебе помочь, если ты сам этого не захочешь, – не выдержав молчания, нарушает тишину Денис.

– Я понимаю.

– Просто начни.

– Ладно, – говорю я, решив выпалить все разом. – Две недели назад я вернулся из рейса. Лиза встретила меня в аэропорту. Как и все разы до этого. Мы не виделись месяцев пять. Я был рад её видеть, а вот она меня… Не знаю. Сказала, что просто устала. Я и сам был измотан долгим перелётом. Мы поехали домой. И впервые за все время у нас не было близости после долгой разлуки. Да и Лиза была дёрганной. Мы просто приняли душ, поужинали и легли спать. Перед тем как уснуть, я спросил, любит ли она меня. Она ответила «да». Утром, как только я открыл глаза, она ответила «нет».