Отдельно висел у меня вопрос охраны, оформленной, как вы помните, на папу с дядь Толей и ещё четверых подставных «студентов». Если бы не катастрофа с крольчатником, я бы уже к ним подошла, договор был в сентябре заново переговорить.

Не успела я об этом подумать, вечером папа зашёл с четырьмя молодыми бойцами:

— Вот, доча, знакомься: это наши охранники. Ребята ответственные, серьёзные.

Серьёзные ребята таращились на меня с любопытством.

— Это все, на кого мы заявления писали?

— Одного надо будет переоформить, документы он принёс.

— Ну, отлично, завтра сделаем. Вы там напишите, вместо кого он.

— Напишем. Мы сегодня вместе посидим, подежурим, я всё покажу, территорию, как-чего. Пару дней постажируются со мной — с Толей, чтоб могли сами выходить.

— Замечательно вообще. Ну что, давайте знакомиться? На меня, чур, не обижаться, у меня память на имена не очень, могу раза два-три переспрашивать.

К ВОПРОСУ О…

Павел Евгеньевич. 5 сентября, пятница.

То, что главред отправит в Управление культуры именно его, Пал Евгеньич вполне ожидал — его материал, ему и продолжение писать. О том, что вчера Вячеслав Егорыч бегал по редакции в панаме, он тоже был наслышан и подсознательно ожидал чего-то подобного, однако сегодня его ожидал вполне солидного вида управленец — деловой костюм, галстук, суровый взгляд. Так что ехидные замечания о необходимости выйти на работу на полторы недели раньше времени Пал Евгеньич оставил при себе. Напротив, сухо поджав губы, сидела та заместительница, которая так громко кричала в прошлый раз — теперь за всё интервью она не издала ни звука.

В этот раз журналист в открытую выложил диктофон, тщательно записал все пояснения, которые начальник отдела по народной культуре ему выдал, и лишь в конце высказал пожелание:

— Вячеслав Егорович, история остаётся неоконченной. Пока всё, что вы сказали — лишь слова. Мы — редакция «Восточно-Сибирской правды» и наши читатели — будем ждать практического решения проблемы в ближайшие дни. И я, конечно же, ожидаю, что вы пригласите меня, чтобы осветить ситуацию в прессе.

Дверь за журналистом закрылась, и Вячеслав Егорыч свирепо уставился на свою подчинённую:

— Что⁈ Докуражилась? Моча в голову стукнула? — Евгения Семёновна пошла красными пятнами. — Слушай сюда. Или мы сейчас же идём к нашему юристу и составляем бумагу, по которой ты будешь выплачивать половину зарплаты в счёт компенсации ущерба…

— Как⁈

— Вот так! Ты думаешь, что этого к нам прислали? Газетчики хотят расследование. И, будь уверена, они такого нарасследуют! Вылетишь с треском, с волчьим билетом! А если документы передадут в суд, компенсацию могут до семидесяти процентов взыскивать, ты в курсе? Вот! Ахает она… Раньше головой думать надо было, а не тем местом, которым сидишь…

Евгения Семёновна покусала губу:

— А если мы «Подворье» проверим? Вряд ли у них там всё идеально.

— Ты думаешь — нет? Комплекс к торжественному открытию готовится, начнём со скандала — вот здорово будет! Хотя… — Вячеслав Егорыч похлопал тяжёлой ладонью по столу, — проверить, конечно, надо. Но тихо.

КАКОГО ЦВЕТА?

Нет, если честно, больше мне хотелось спросить: «Какого хрена?»

Ольга.

На следующей неделе нас посетил кто только мог.

Снова ветконтроль (с масштабной проверкой). Понятное дело, нарушения всегда можно найти, если захотеть.

Помню, однажды, на излёте лихих девяностых, кто-то умный придумал, что зарплата проверяльщиков напрямую будет зависеть от количества выписанных штрафов. Пришла к нам в детский сад проверка, и няня одна рыдала, что инспектор всё облазил — реально, всё! — у неё идеальный порядок. Даже плафоны снимал! Так заставил открутить привинченные к стене шкафы (по технике безопасности положено крепить, чтобы дети на себя не опрокинули) — а на реечке задней панели пыль! И выписал-таки, тварина, на этом основании штраф! Надеюсь, икается ему.

Эти проверяющие злобствовали не так сильно, хотя нос сунули просто везде. Поразились, что у нас даже дезинфицирующие коврики лежат, на которые все всегда забивают, и инструкции чёткие во всех помещениях. Это, ребята, вы в двадцать первом веке не жили, вот где строгость.

Опять приходили из Исполкома и детской комнаты милиции.

Школьная комиссия была (подозреваю, что они хотели себя обезопасить на предмет проверки уже школы всякими вышестоящими, потому что о своём внезапном посещении нас, прямо как в армии, предупредили за три дня).

С необъявленным визитом приехал Сергей Сергеич. Бабушка посадила его чай пить, а я говорю:

— Как эти проверяльщики меня задолбали, сил нет. Так и хочется сбежать в глушь…

— В Саратов*? — ехидно подсказал Вова.

*Да, это из Грибоедова.

— В тайгу! Забиться в какую-нибудь зимуху и сидеть там безвылазно, пока про нас не забудут, нафиг!

— Ну, ты придумала… — сказала сзади бабушка, сидевшая так тихо, что о её присутствии я, если честно, забыла.

— Да правда! Надеюсь, это хоть не белая полоса?

— Что за полоса? — сразу спросил Сергей Сергеич.

— Да как в анекдоте. Встречаются два друга. Один другому и говорит: всё, мол, плохо. Денег нет, жена ушла, с работы выгнали, заболел. Тот говорит, типа, не унывай, в жизни всегда так: полоса белая — полоса чёрная. Через некоторое время встречаются, и первый говорит: я понял! То была белая полоса.

— А то ещё бывает как у зебры, — Вовка усмехался: — Полоса белая — полоса чёрная — белая — чёрная — белая — чёрная, а потом — жопа.

И тут зашла очередная комиссия. Из Управления культуры! Пять человек аж.

— Раиса Хасановна, здравствуйте! Мы к вам. А почему вы здесь, а не на рабочем месте?

Вова так выразительно на нас посмотрел, мол: я же говорил!

— Так у меня ж там ремонт, — мгновенно нашлась бабушка. — А здесь к нам, видите, журналист приехал. Где ж я должна с ним общаться — на улице?

— А из какого издания журналист? — специальным независимым голосом поинтересовалась одна из тёть.

Тащмайор разразился длинной и запутанной фразой, в котором точно мелькали НИИ, множество регалий и закрытое издание.

И даже предъявил корочку!

Бабушка подбодрилась:

— Пройдёмте, вы ж, наверное, хотите посмотреть…

— Да-да, степень готовности к открытию!

— Один с сошкой, семеро с ложкой, — проворчала я вслед утягивающемуся в дверь хвосту. — Лишь бы шариться, оправдывать своё существование бумажками.

— Нарушения пойдут искать, как пить дать, — Вовка тоже налил себе чаю и подсел к нашему столу. — Нахрен мы с ними связались, скажи мне?

— Хотелось красивого. Нормальный этнографический центр. Интересный!

— В ***** мне не упёрлась эта интересность! — неинтеллигентно высказался Вовка. — На деньги нас уже выставили, теперь будут шарашиться с кислыми мордами, лишь бы не платить.

— И что ты предлагаешь? «Бросить да развестися»?*

*Фраза из какого-то

юмористического диалога.

Кажется, Евдокимов читал.

— А хоть бы. Ты, Сергеич, нас, если что, не теряй. Уйдём в тайгу, как старообрядцы. Оружия по северам много, куплю с рук ружьишко, охотиться буду. Ольга огородик заведёт. Достала меня эта суета.

Вова сейчас пургу нёс, конечно. Ну, какая тайга? Мы зачем сюда попали, в тайге сидеть? Но Сергеич как-то так спокойно чай отхлебнул и говорит:

— Я понял. А вот, пока вы в тайгу не ушли, скажите-ка… — и пошли заново расспросы да уточнения.

А со следующей недели всякие проверки прекратились — как отрезало. Приехали несколько курьеров, привезли нам бумаги, кто листочками, а кто пачками, что всё-то у нас хорошо.

— Сергеич сработал, что ли? — спросила я вслух, складывая в шкаф с документами очередную пачку.

— Да пофиг мне, хоть бы и он, — решительно высказался Вова. — Главное, чтобы нас не телепали.