На ноже было выбито: «LEATHERMAN TOOL» и сбоку: «PORTLAND OR». «OR» — это, видимо «Орегон». Их тут делают, что ли? Тридцать семь баксов. Беру!
И до кучи «Buck 110», довольно прочный, с хорошим фиксатором. Если домой доеду, Ольке подарю, ей такие нравились.
Кстати, к вопросу о «доеду». Вот явлюсь я весь такой красивый. И как буду о своей одиссее отчитываться? Это я к тому, что сбоку от ножевой витрины на узенькой стойке красовались ещё более дико смотрящиеся в этом месте фотоаппараты. Модели предлагались разные, вплоть до профессиональных.
Ну, профессиональный брать — надо профессионалом и быть, иначе фуфло получится.
«Полароид» — кассеты под него дорогие, да и тяжёлые, если купить их в достаточном количестве. А если вдруг намокнет это хозяйство? Прощайте, снимки.
А вот «Кодак» — это же супер! Лёгкий, не требующий никаких настроек, простой, как валенок! Сам фотографирует цветом, а плёнку и у нас проявить можно будет. И на случай дождя отснятые катушки вполне можно в перезерватив завернуть. С этой мыслью я купил фотоаппарат, двенадцать плёнок к нему и двенадцать же самых больших презервативов. Чёрных, чтобы повысить защищённость плёнки от случайного засвета.
Кассирша посмотрела на меня с интересом.
Плёнку я сразу зарядил, сфотал эту стоянку, машины и троих дальнобойщиков, которые радостно позировали на фоне своих фур и показывали большие пальцы вверх.
Я РАЗМЫШЛЯЮ О МУЗЫКЕ
Олька. Не знаю, какой день. Возможно, всё ещё воскресенье, но в окнах темно.
Можно было драматически написать «в зарешёченных окнах», но тут, в психушке, все окна помещений для больных зарешёчены. Потому что — мало ли, а вдруг полезут или, ещё хуже того — выпрыгнут?
Радовало отсутствие тошнотворных запахов. И кровать, помимо моей, была всего одна, и та пустая. В мою привязанную руку была воткнута игла, от неё шла трубка к капельнице. Что-то капало. Ме-е-едленно. Спасибо, хоть тут не торопятся и соблюдают регламент. А то знаю я любителей «побыстрее влить», а что потом с сосудами у пациента творится, никого не колышет.
Я тупо таращилась на капли, прокручивая в голове недавний разговор.
Подставили моего мужика. Так подставили, что приличных слов в голове не хватало.
Я не могла придумать, что теперь делать. Ничего. Разве что умереть окончательно. Я была уверена, что могу, но что-то меня останавливало. Вовка. Я чувствовала, что он ещё здесь.
Откуда-то из глубин сознания всплыла старая песня Андреа Бочелли — «Con te partiro»*. Не знаю, написана она уже здесь или нет, никогда не задавалась этим вопросом. Помню, как в первый раз узнала перевод и плакала.
*«Я отправлюсь с тобой»
Потому что она была про нас.
Quando sono, solo
Sogno all’orizzonte,
E mancan le parole.
Sì, lo so che non c’è luce
In una stanza quando manca il sole,
Se non ci sei tu con me, con me…
Su le finestre,
Mostra a tutti il mio cuore,
Che hai acceso.
Chiudi dentro me
La luce che
Hai incontrato per strada.
Time to say goodbye…
Paesi che non ho mai
Veduto e vissuto con te —
Adesso sì, li vivrò
Con te partirò
Su navi per mari,
Che io lo so.
No, no, non esistono più…
It’s time to say goodbye…*
* Когда я одна, я
Представляю себе горизонт,
И мне не хватает слов.
Да, я знаю, что не будет света
В комнате, в которой не хватает солнца,
Когда тебя нет рядом со мной, со мной…
Открой окна,
Покажи всем моё сердце,
Которое ты зажёг.
Спрячь внутри меня
Тот свет, что
Ты встретил снаружи.
Время прощаться…
Страны, что я никогда
Не видела и не жила там с тобой —
Именно сейчас, да, я буду жить там,
Уеду с тобой
На кораблях по тем морям,
Которые мне знакомы.
Нет, нет, они больше не существуют…
Время прощаться…
Слова снова сливались в неразборчивый поток. Одни образы, одни картинки. Что будет, если я так и останусь — тварью бессловесной? Ни сказать, ни понять? Слов не осталось совсем, только музыка — прекрасная, как дыхание океана. Я закрыла глаза и слушала её внутри себя.
И когда кто-то зашёл, считал мой пульс и брякал капельницей, я не подала никаких признаков присутствия. Меня тут нет.
08. СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЕ АМЕРИКАНСКИЕ ШТАТЫ
ПО ПЯТОЙ ЛИНИИ, ДЕНЬ ВТОРОЙ
Вовка. Штаты Орегон-Вашингтон, США. Воскресенье, 5 июля.
Надо сказать, покупка ножей и фотоаппарата меня здорово воодушевила, а рюкзак ещё потяжелел. Решив, что буду фотографировать всё подряд (как говорил кот Матроскин, «для отчётности»), я снова забрался на верхнюю полку, достал атлас дорог, долго разглядывал подробную карту штата Вашингтон — того, что на нужном мне куске границы Канады. Выяснил, что Ванкувер — не просто приграничный канадский город, а прям приграничнее некуда, буквально прилеплен с севера по линии границы. А с юга практически напротив него сидит пиндосский Беллингхем. Или надо говорить «Беллингем»? «Беллинхем»? Хрен знает, короче. Но город есть и, судя по кружку, не сильно маленький. Значит, туда я как бы и еду. Гоу хоум, типа того.
Около двух часов снова останавливались поесть — почти уже в Сиэтле. Ещё раз убедился, что кофе в Америке повсеместно варить не умеют. Уж во всяком случае, в таких вот придорожных харчевнях. Жуткая бурда.
Дядька-шофёр встретил знакомых. Мужики о чём-то трепались, хохотали, потом вдруг вспомнили про молча уничтожающего яичницу с беконом меня, начали говорить что-то ободряющее, хлопать по плечам. Надеюсь, это они про то, что я к вечеру буду «дома». Я вежливо улыбнулся, поскорее добил порцию и свалил на стоянку.
Здесь тоже был магазин, я зашёл, поглазел на прилавки. Есть смысл тащить с собой продукты? Если только совсем не портящиеся. Колбасы сырокопчёной взять? Я прикинул, как она будет благоухать на всю кабину, и отказался от этой идеи. Возникнут вопросы: чего это я перед самым домом долгоиграющей жратвой запасаюсь? Надо чего-нибудь более нейтрального. О! За спиной у продавщицы вся стенка была обвешана упаковками с орешками и всякими сухофруктами. Взял несколько пачек разных. Калорийно и не очень тяжело.
В Сиэтле, да и во многих других городах, которые проезжали, скоростная трасса пёрла прямо через центр. Интересно, кто такое придумал? Почему не в объезд? В каждой избушке свои погремушки. Сиэтл — приличный по размеру город. Насколько я понимаю, не миллионник, но центр высотный, такой типичный американский деловой район. Очень много рекламы, от обилия которой я в Союзе уже успел отвыкнуть. Машин тоже заметно больше чем у нас, тут мы отстаём. Улицы были полны «американской классики» — всё квадратное, большое, с прожорливыми моторами. Древность, для меня-то, но любопытно всё же вживую поглазеть. А Олька бы на моём месте вся извозмущалась, не любит она огромные капоты и гигантские движки, нерационально это всё, говорит.
Как народ живёт, на таких скоростях рассмотреть удавалось не очень, но общее впечатление, что засилья бомжей пока не наблюдается — так, кое-когда мелькают палатки по окраинам. Толп митингующих тоже не видел (насколько это вообще вероятно, пролетая через город, разглядеть?).
Не успел я об этом подумать, как на открывшемся между рядами высотных домов проспекте показалось шествие с плакатами. Чего хотели, понятное дело, не разглядеть. В основном молодёжь, все строго белые. На тумбе чего-то орал парень с мегафоном. Многоэтажка скрыла демонстрацию. Шофер даже не обратил на митингующих внимания. Ну, дескать, орут и орут.
