Радостное утреннее солнце очень долго не могло отойти от Ноплефа. Особенно солнцу нравилась золотая кокарда на треуголке, но также и золотое тиснение на погонах, золотые нашивки на рукавах и золотые пуговицы на груди. Что уж говорить о медалях и орденах, покрывавших сержантскую грудь, словно чешуя. Солнце разглядывало сержанта и так, и эдак, словно прикидывая: а, может, у сержанта ещё и золотая душа?

Решая этот вопрос, солнце заглядывало Ноплефу в лицо и так сильно освещало его полузакрытые глаза-щёлочки, что казалось, ещё немного и сержант начнёт загораживаться рукой. Но руки Ноплефа оставались по-прежнему вытянуты по швам. Сержант продолжал крепко спать. Потому что он был мудрый сержант. А мудрый сержант – это тот, который никогда не спешит делать то, что может сделаться само. Зачем, к примеру, будить солдат, если они умеют просыпаться и сами?

Первым проснулся рядовой Ноплюх, и это было неудивительно. Известно ведь, кто громче всех храпит, тот лучше всех высыпается. Проснувшись, Ноплюх свернул своё одеяло, собрал свой шезлонг, отнёс его на траву, затем вернулся, встал над спящими, набрал полную грудь воздуха и крикнул что было сил:

– Караул, подъём!

В ту же секунду караул вскочил, как ошпаренный. Свёртывая одеяла и убирая шезлонги, солдаты страшно ругались на Ноплюха, который предусмотрительно отступил подальше.

– Ну, ты болван! – хором возмущались солдаты. – Зачем было так орать? Братцы, ну, сколько можно! Почему он всё время кричит таким дурным голосом!

Солдаты ругались, хотя прекрасно понимали, что каждый из них, проснись он однажды первым, прокричал бы «подъём» именно таким голосом. Или даже громче. В том заключалась одна из самых сложных загадок солдатской жизни в Нопландии.

Сержант от крика тоже проснулся, но, поскольку уже стоял на ногах, то теперь только мудро щурил глаза и ответственно шевелил усами. Рядовой Ноплюх подошёл к сержанту и громко доложил, что подъём караула произведён. Внешне этот солдат был почти полной копией сержанта. Мундиры у них в любом случае были скроены одинаково. Правда, солдатам было не положено золотых пуговиц (те могли потеряться или оторваться в бою), а из всех орденов и медалей на груди рядового Ноплюха красовалась лишь криво пришитая заплата.

– Разрешите произвести подъём флага и исполнение государственного гимна! – прокричал рядовой Ноплюх.

– Разрешаю, – буркнул сержант.

– Караул, стройсь!

Солдаты быстро подошли к сержанту Ноплефу и пристроились к нему сбоку в одну шеренгу. Мудрому сержанту опять не потребовалось даже шевелиться.

– Равняйсь! К па-адъёму государственного флага и пра-аслушиванию государственного гимна… сми-ирн-а! – скомандовал рядовой Ноплюх, затем подошёл к флагштоку, размотал флаг, расправил верёвку и ещё раз посмотрел на сержанта.

Тот кивнул. Рядовой Ноплюх протянул руку к электрическому выключателю и нажал кнопку. Тут же из громкоговорителя, закреплённого на крыше казармы, послышались звуки гимна, и флаг Нопландии поплыл вверх. Вскоре он был подхвачен лёгким ветерком, для которого это был сигнал тоже – дуть. Как и птицам – петь.

Глава 5. Гимн и флаг – ворона-самоучка – Ноплиан поливает цветы

Все ноплы когда-то учились в школе, а поэтому хорошо помнили, что звонок даётся для учителя, а не для учеников. Солдаты в Нопландии, помимо этого, так же хорошо знали, что гимн – это только для караула. Поэтому никто и не вылетел из казармы и не начал строиться на плацу. Поэтому и сам гимн проигрывался весьма приглушённо, чтобы никого напрасно не разбудить.

Эти звуки никогда не были музыкой. Гимн вообще не был музыкой. Гимном являлось пение коноплянки.

История тут была простая. Когда три века тому назад на Землю спустился инопланетный корабль и гости планеты впервые ступили на землю, то первой их поприветствовала именно эта неприметная птичка. Именно коноплянка пропела гостям оду к радости. Пусть эта ода прозвучала несколько сумбурно, но тут уже ничего не поделаешь: у коноплянки просто такое своеобразное пение. Пела она вроде бы неплохо, но как будто постоянно путаясь и сбиваясь.

Впрочем, гости планеты были в полном восторге от такого приветственного пения да и от самой птички тоже, они очень быстро прониклись всем её существом. А что, в самом деле? Птичка была бойкая, шустрая, везде бывала, всё знала и при этом ни у кого не вызвала никаких подозрений.

Приняв облик коноплянки, инопланетяне, разумеется, не собирались оставаться такими надолго, на целые века, тем более, что их естественный вид то и дело прорывался наружу, но события вскоре стали развиваться непредсказуемо, и, когда капитан корабля объявил себя королём, он издал указ, по которому изображение коноплянки должно было появиться на государственном флаге, а её пение утвердиться как государственный гимн.

В Нопландии с подъёма государственного флага и проигрывания государственного гимна начиналось каждое утро.

Это утро ничем не отличалось от других. Ярко светило солнце, дул лёгкий ветерок, пели…

А вот и не пели! Другие птицы не пели. Нет, после утреннего пения коноплянки закон разрешал петь им тоже – малиновкам, зябликам, соловьям, пеночкам и даже воробьям и воронам, хотя те были не певчие. Всем разрешалось петь, но при этом настоятельно рекомендовалось сдерживать эмоции. Считалось, что сдержанность способствует развитию ума. А от ума – польза.

Об этом хорошо знала одна умная ворона. Во время исполнения гимна она как раз сидела на вершине флагштока и, склонив набок голову, внимательно наблюдала, как снизу к ней поднимается государственный флаг. Эта птица уже настолько сильно развила ум, что даже научилась читать. Хотя никто её этому не учил. Она была самоучкой. К сожалению, грамота ей давалась с трудом, и нескоро наступил тот момент, когда она, наконец, выучила все буквы и научилась их складывать. С той поры она это делала часто и уже прочитала почти все, доступные ей, нопландские слова.

Правда, было одно, которое ворону по-прежнему сильно озадачивало. Именно это слово поднималось сейчас к ней снизу. Вышитое золотыми буквами, оно находилось на флаге прямо над изображением коноплянки.

Сложно сказать, зачем находилось на флаге это слово. Возможно, затем, что изображённая там птичка одновременно походила и на зяблика, и на пеночку, и на жаворонка, и на множество других птиц, но больше всего – на только что вылупившегося жёлтого цыплёнка (потому что это был всё-таки государственный герб, и без золота тут никак). Ворона всё это хорошо понимала. Не понимала она только одного, а именно: почему в слове «ко-ноплянка» имеется чёрточка?

Каждое утро ворона прилетала к казарме, садилась на флагшток и дожидалась подъёма флага. Складки материи порой скрывали загадочную чёрточку, и тогда всё как будто вставало на свои места. То есть можно было прочитать это слово сразу в несколько строчек. На флаге это выглядело так:

Ко

нопл

янка

Чёрточка после «ко-» в любом случае пропадала, зато теперь не хватало знаков переноса. Над этой проблемой ворона билась уже много лет. Раньше, когда она была ещё не такой умной, она даже подлетала к флагу и пыталась склюнуть лишнюю чёрточку на лету. Увы, вороны не умеют зависать в воздухе, как колибри, и, кроме того, на здоровую птичью психику плохо действовало само изображение коноплянки, которое было очень большое и пугающе шевелилось.

В это утро ворона-самоучка опять терпеливо дожидалась, когда флаг подъедет к ней снизу. Увы, на нём всё оставалось по-прежнему. Чёрточка в слове «ко-ноплянка» продолжала стоять поперёк смысла. Мир снова не стал понятнее. Печально взмахнув крылами, ворона снялась с флагштока, сделала круг над плацем и полетела в направлении королевского дворца. Она летела к своим воронятам, потому что уже наступало время кормить их очередным завтраком и в сотый раз рассказывать им удивительную сказку о волшебной чёрточке. А без этого детки не желали отрывать ротики, и в них нельзя было затолкнуть ни одного шевелящегося жучка и ни одной даже самой жирной мохнатой зелёной извивающейся гусеницы.