Не проходило ни одной субботы, когда бы мы всей семьей не расселись вокруг маленького девятнадцатидюймового телевизора, чтобы посмотреть очередной матч НХЛ. Больше всего нам нравилось наблюдать схватку между нашим обожаемым «Торонто Мейпл Лифс» и «этими противными» «Монреаль Канадиенс». На первых нотах заставки «Хоккейного вечера в Канаде» уровень энергии в нашем доме существенно возрастал. Восторженные кричалки и самодельные повторы лишь добавляли веселья. Перерыв означал, что пора сыграть быструю партию в ручной хоккей на полу в гостиной. И мы отдавались этому занятию со всей нерастраченной страстью, так что мама в конце концов просила нас «прекратить, пока что-нибудь не сломали».

Несмотря на несколько переездов западнее по Канаде, я осталась верным болельщиком команды моего родного городка – «Эдмонтон Ойлерз». Они всегда сохраняли лидерство в моем сердце – как в годы побед, так и во времена неудач.

Повзрослев, мой брат стал тренером и взял под свое крыло хоккейную команду сына. Так что семейная традиция живет, несмотря на все мои опасения, что на мне она и прервется.

У меня двое детей. Дочь с детства занимается музыкой, а у сына церебральный паралич. Он очень любит хоккей и болеет с большим энтузиазмом, но его тело не слушается сигналов мозга. Сама идея игры в хоккей в такой ситуации невозможна… по крайней мере, так я думала до недавнего времени.

Сыну исполнилось двенадцать, мы впервые услышали о хоккее на инвалидных колясках с электроприводом. Игра снова стала частью нашей семейной жизни. Последние несколько лет каждую субботу мы присоединяемся к маленькой армаде фургонов, специально приспособленных для перевозки инвалидных кресел, чтобы поучаствовать в очередном матче.

В нашей лиге четыре команды, тренером каждой из них является чей-то папа или кто-нибудь из общины, чье сердце горит страстью к хоккею и любовью к игрокам. Упорство и усердие участников сравнимо лишь с аналогичными качествами игроков «Оригинальной шестерки»[2]. Они играют на полноразмерной баскетбольной площадке, по краям которой закреплены «щиты» из пенопласта. В лигу принимают как мальчиков, так и девочек двенадцати лет и старше, передвигающихся в инвалидном кресле, вне зависимости от диагноза.

Некоторые игроки способны удержать клюшку в одной руке и управлять креслом второй. Другие заранее прикручивают или приматывают изолентой клюшку с одной стороны коляски. Вне зависимости от вида и тяжести заболевания, они рвутся в бой. Есть те, чья речь членораздельна, и такие, кого понять очень трудно. Кто-то может пользоваться двумя руками, кто-то – только одной. Один игрок маневрирует, используя свой подбородок. Для некоторых из этих подростков такой хоккей – это единственный доступный им вид спорта, так что они живут от субботы до субботы, от игры до игры.

Ну и если вы думаете, что это какая-то лига при богадельне, то сильно ошибаетесь. Правила все те же, что и в большом хоккее, за одним исключением: наказание за удар соперника клюшкой заменили наказанием за таран. В обычном хоккее драки часто заставляют болельщиков вскочить на ноги или забраться на сиденье. Когда на нашей площадке сталкиваются два инвалидных кресла, все бросаются вниз, чтобы вернуть кресла на колеса и убедиться, что игроки не пострадали.

Здесь мы обрели не только возможность играть в хоккей. Мы стали частью группы единомышленников. В лиге всего тридцать пять игроков, и это на редкость сплоченная группа. Нужна ли кому-нибудь помощь, чтобы надеть снаряжение или закрепить клюшку, – он ее получит, вне зависимости от того, какого цвета его форма. Здесь принято поддерживать не только «своих», но и противников, если они хорошо играют.

Зрителей на трибунах всегда много, особенно когда начинаются матчи серии плей-офф. Ставки высоки, и взаимная преданность достигает наивысших значений. Мотками изоленты и пластиковыми креплениями делятся без ограничений со всеми, кто в этом нуждается. Если чье-либо кресло получало повреждения, все объединяют усилия в попытке хоть как-то продержать его в годном состоянии до конца игры.

И все же единство этой общины сильнее всего ощущается в скорбные дни, когда кого-нибудь из игроков или причастных уносила болезнь, Любые похороны, на которых мы имели печальную честь присутствовать, поражали меня числом пришедших выразить свою поддержку. Инвалидные кресла выстраивались в нефах церкви или в траурном зале похоронного бюро, чтобы отдать последнюю дань солидарности почившему товарищу. Да, это действительно выдающаяся группа людей.

Объединенные общей бедой и общей страстью, мы много разговариваем, и я не устаю восхищаться услышанными историями. Это примеры ежедневной борьбы и взаимодействия с действительностью, слишком далекой от жизни большинства людей. Возможно, кто-то увидел бы в них лишь ограничения. Однако коллективная твердость игроков и их семей, а также их преданность игре и друг другу доказывает, что они способны преодолеть границы. Каждый раз, когда жизнь говорит им «нет», они отвечают «да». Если есть хоть одно колесо – значит, можно двигаться вперед.

Когда мне было десять лет, я хотел стать врачом – как отец. Я учился по программе для одаренных детей, играл на фортепиано и любил футбол.

Однажды дедушка и бабушка сделали нам сюрприз, подарив поездку в Лас-Вегас. Я так хотел увидеть, как танцуют кинг-тат[3]! Однако моим мечтам не суждено было сбыться.

Как только мы добрались до Лас-Вегаса, я почувствовал себя плохо. Мама подумала, что у меня грипп. А потом симптомы приняли зловещий характер. Прямо из отеля меня увезли в больницу. Эту поездку я почти не помню. Как и многое из того, что произошло потом.

У меня случился обширный инсульт. Я больше не мог говорить, читать или писать. Вся правая часть моего тела была парализована. Я не понимал даже, когда ко мне обращались.

В больнице я провел три месяца.

Только спустя годы я узнал некоторые детали тех страшных дней. Оказывается, врачи не были уверены, что я выживу, но не сказали об этом ни мне, ни моему брату Майку.

Моей семье сообщили, что они не смогут забрать меня домой. Никогда. Инсульт оказался обширным, а повреждения – слишком серьезными. Один из докторов, наблюдавших меня, сформулировал диагноз так: «Сделать ничего нельзя. Ни один хирург не возьмется оперировать мозг в таком состоянии. Скорее всего, физиотерапия и упражнения по возвращению речи тоже не помогут. О том, чтобы жить самостоятельно, нет и речи».

К счастью, мои родители не поверили тому врачу. Вместо этого отец нашел нейрохирурга, пообещавшего провести две операции, в которых я нуждался. Удар у меня случился как следствие редкого заболевания мозга. Если бы не эти операции, инсульты повторялись бы снова и снова и в конце концов прикончили бы меня.

Мама все время была рядом. Каждую ночь она спала в кресле возле моей кровати. В тот день, когда я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы можно было переправить меня на вертолете скорой помощи в больницу поближе к дому, у нас состоялся разговор с нашим лечащим доктором. Ее последний визит стал самым важным из всех.

Обычно врач держала в руках медицинские карты. Но в тот раз она принесла маленькую деревянную коробочку. Не стала говорить громких слов. Не стала втыкать в меня иглы.

Просто положила шкатулку мне на колени. Коробочка была совсем маленькая и закрывалась крышкой.

Врач кивнула мне и улыбнулась.

– Открывай, – сказала она.

Внутри лежали часы с ремешком камуфляжной расцветки.

На циферблате был изображен солдат. Еще один солдатик был спрятан в коробке. Доктор достала ее.