Не только я предупреждаю об опасности внешней политики, сочетающей в себе односторонность, высокомерие и парохиализм. Ряд американских приверженцев реалистической теории международных отношений также выражают обеспокоенность по поводу устойчивости Америки. На протяжении всей истории человечества возникали коалиции стран, которые уравновешивали доминирующие державы, и поиск новых государств-претендентов еще не завершен. Одни видят в Китае нового врага, другие – в России.
Другие считают, что объединяющаяся Европа станет национальным государством, которое бросит нам вызов в борьбе за первенство. Но, как я покажу, хотя у реалистов есть своя точка зрения, они в значительной степени лают не на то дерево.
На самом деле реальные вызовы нашему могуществу приходят по ночам на кошачьих лапах, и, по иронии судьбы, наше стремление идти в одиночку может в конечном итоге ослабить нас. Современная информационная революция и ее пристальное внимание к глобализации трансформируют и сжимают наш мир. В начале нового века эти две силы увеличили американскую мощь, включая нашу способность влиять на других с помощью привлекательной или «мягкой» силы. Но со временем технологии распространятся на другие страны и народы, и наше относительное превосходство будет уменьшаться. Например, сегодня на нашу двадцатую часть мирового населения приходится более половины Интернета. Многие считают, что через десяток-другой лет доминирующим языком Интернета станет китайский. Он не оттеснит английский как лингва франка, но в какой-то момент азиатский рынок станет больше американского. Или вот еще пример: в международной торговле и антимонопольных вопросах Евросоюз уже уравновешивает американскую экономическую мощь, а экономическая и «мягкая» мощь Евросоюза в ближайшие годы, скорее всего, будет только возрастать.
Еще более важно то, что информационная революция создает виртуальные сообщества и сети, выходящие за рамки национальных границ. Транснациональные корпорации и неправительственные организации (в том числе и террористы) будут играть все большую роль. Многие из этих организаций будут обладать собственной «мягкой силой», поскольку они привлекают наших граждан в коалиции, не признающие государственных границ. По словам одного из ведущих американских дипломатов, неправительственные организации являются «огромной и важной силой… Во многих вопросах американской политики, от прав человека до охраны окружающей среды, НПО фактически являются движущей силой». По традиционным меркам «жесткой силы», по сравнению с другими странами, США останутся номером один, но быть номером один будет уже не то, что раньше.
Глобализация – рост сетей всемирного взаимопроникновения – ставит новые вопросы в нашу национальную и международную повестку дня, хотим мы этого или нет. Многие из этих вопросов мы не можем решить в одиночку. Международная финансовая стабильность жизненно важна для процветания американцев, но для ее обеспечения нам необходимо сотрудничество с другими странами.
Глобальное изменение климата также повлияет на качество жизни американцев, но мы не можем справиться с этой проблемой в одиночку. И в мире, где границы становятся как никогда проницаемыми для всего – от наркотиков до инфекционных заболеваний и терроризма, мы вынуждены сотрудничать с другими странами как за их границами, так и внутри наших. Перефразируя название моей предыдущей книги, можно сказать, что мы обязаны не только руководить, но и сотрудничать.
Чем же мы должны руководствоваться в своей внешней политике в эпоху глобальной информации? Некоторые участники нынешних внешнеполитических дебатов, глядя на наше превосходящее могущество, видят в нем современную империю. Например, самозваные неорейгановцы выступают за внешнюю политику «доброкачественной американской гегемонии». Поскольку американские ценности хороши и у нас есть военная мощь, мы не должны чувствовать себя сдерживаемыми другими. По их мнению, «американцы должны понимать, что их поддержка американского превосходства – это такой толчок международной справедливости, на который способен любой народ. Это также благо для американских интересов и для того, что можно назвать американским духом».
Однако многие консервативные реалисты, а также либералы считают, что подобные взгляды несут в себе гордыню и высокомерие, которые отталкивают наших друзей. Американцы всегда считали свою страну исключительной, но даже в нашей Декларации независимости выражалось «достойное уважение к мнению человечества». Если мы действительно действуем в интересах как других, так и своих собственных, то, как можно предположить, мы должны предоставить другим существенное право голоса и, таким образом, в конечном итоге принять некую форму мультилат-нерализма. Как отмечают наши союзники, даже благонамеренные американцы не застрахованы от знаменитого предупреждения лорда Актона о том, что власть может разрушиться. Как мы увидим в главе 5, научиться определять наши национальные интересы с учетом глобальных интересов будет иметь решающее значение для долговечности нашей власти и для того, будут ли другие воспринимать гегемонию как благотворную или нет.
Американцы расходятся во мнениях относительно того, как следует взаимодействовать с остальным миром. В конце холодной войны многих наблюдателей преследовал призрак возвращения американского изоляционизма. Однако сегодня споры ведутся не только между изоляционистами и интернационалистами, но и внутри интернационалистского лагеря, который расколот на односторонников и многосторонников. Одни призывают к новому унилатерализму, при котором мы отказываемся играть роль покорного международного гражданина, а открыто преследуем собственные цели. Они говорят об однополярном мире, поскольку наша военная мощь не имеет себе равных.
На последующих страницах мы увидим, что сама по себе военная мощь не может привести к желаемым результатам по многим вопросам, которые важны для американцев.
Как бывший помощник министра обороны, я последним буду отрицать непреходящее значение военной мощи. Наша военная роль крайне важна для глобальной стабильности. И вооруженные силы являются частью нашего ответа на терроризм. Но мы не должны позволять метафоре войны ослепить нас тем фактом, что для подавления терроризма потребуются годы терпеливой, незрелищной работы, включая тесное гражданское сотрудничество с другими странами. По многим ключевым вопросам, таким как международная финансовая стабильность, контрабанда наркотиков или глобальное изменение климата, военная мощь просто не может привести к успеху, а иногда ее использование может быть контрпродуктивным. Как сказал отец президента Буша после сентябрьской трагедии, «как Перл-Харбор пробудил нашу страну от мысли, что мы можем как-то уклониться от выполнения долга и защищать свободу в Европе и Азии во время Второй мировой войны, так и это последнее внезапное нападение должно стереть в некоторых кругах представление о том, что Америка может как-то в одиночку бороться с терроризмом или с чем-либо ещё».
Первоначальная реакция американцев последовала этому совету. Конгресс уверенно одобрил выплату крупных взносов и утвердил нашего посла в ООН. Президент обратился к ООН за поддержкой и подчеркнул важность создания коалиции. Казначейство и Белый дом, которые ранее выступали против международного сотрудничества в области налоговых гаваней, отмывающих деньги, быстро стали сторонниками сотрудничества. Однако односторонность еще далеко не изгнана. «Поначалу Пентагон даже не хотел, чтобы НАТО ссылалось на положение о взаимной обороне альянса. Союзники отчаянно пытались обеспечить нам политическое прикрытие, а Пентагон упирался. В конце концов министр обороны Дональд Рамсфелд понял, что это плюс, а не минус, и смог согласиться на это». Другие официальные лица, однако, опасались, что коалиции сковывают США и что обращение к международному авторитету ООН или НАТО создаст плохой прецедент. Внутренние дебаты о том, как реализовать доктрину Буша об искоренении терроризма, вызвали в других странах опасения, что США будут в одностороннем порядке решать, поддерживает ли та или иная страна терроризм и каковы должны быть методы борьбы с ним.
