Или:

– Бог троицу любит! Первый раз, в пятом году, у нас совсем не задалось, потом, в двенадцатом, – случился приступ жаркой любви, но без продолжения. Теперь, наверное, все наконец сладится.

На последнее она в сердцах ответила:

– Ты говоришь, был приступ любви. Почему ж тогда меня отпустил?! Дал вернуться в Москву? И не позвонил потом ни разу?!

– Извини, красавица, то была моя самая большая в жизни ошибка. Сам себе простить не могу.

Короче: балагурил и подсмеивался. А она не могла сопротивляться, потому что тогда, в двенадцатом году, заимел он над ее сердцем власть – не такую, как некогда Синичкин, но ощутимую. Никакому Пану и не снилось.

И только одно по делу Миня сказал – не считая того странного лепета, под который она в электричке засыпала:

– Может, Павла твоего Синичкина в долю взять? Или, как думаешь, сами справимся? – И единственное добавил полезное: – Надо ведь для начала установить, кого конкретно и на сколько он тогда кинул. Можно, конечно, Георгия Степановича позвать в наш бизнес, но тот хитрющий мужик, может попросту оттереть и из дела выкинуть, ни копья не получим.

– Кто такой Георгий Степанович? – вопросила Римма.

– А это типа твоего Синичкина: главарь детективного агентства, только питерский. Я у него подрабатываю.

– Мы, значит, с тобой коллеги? Вот не знала.

– Вот именно, Римма Анатольевна. Но хватит нам с тобой на посылках бегать. Пора самим куш отхватить. Ты не менжуйся, Римка, дело у нас будет миллионодолларовое.

– Рассказывай, о чем речь.

– Да погоди ты! Дай в себя прийти, подумать да сообразить: как нам дальше действовать, чтобы свой интерес сберечь.

– Но пока мы с тобой только чуть по пуле не словили. И в грязной избе сидим.

А Мишка только хохотал:

– Все гигантские состояния начинались с самого низкого старта и минимума возможностей!

Павел.

На следующий день

По дороге я успокаивал себя: может, бандиты не сразу бросятся в погоню за Римкой и ее спутником?

Нападение на парочку носило все приметы заказного убийства. Значит, у него имеется заказчик? А исполнитель не сам интересант убийства? Тогда, стало быть, бандитам для начала потребуется доложить «наверх» обстановку и получить санкцию на дальнейшие действия? Но, с другой стороны, нынче «доложить» и «получить санкцию» – дело одного звонка, совершаемого на ходу.

Другой разговор, что подельник Римкин, кем бы он ни был – человек, судя по перестрелке на Ферсмана, совсем не простой и далеко не лох. Да и Римма моя Анатольевна не промах. Задешево их не возьмешь, в голые руки они не дадутся.

И если бандитам свойственна минимальная осторожность, то для начала они проведут рекогносцировку: развернут свои силы близ деревни Селищи, понаблюдают за парочкой.

Вдобавок я уповал на счастливый случай. Мало ли что бывает! Остановят гангстеров, к примеру, на трассе менты: не все же им с честных водителей тысячи сшибать. Обыщут, к примеру, бандитскую машину. Оружие найдут…

Мечты, мечты, где ваша сладость!

На счастливую (для меня) случайность и на то, что я успею в деревню до возможного начала боевых действий, только и оставалась надежда.

Можно, конечно, позвонить другу моему Перепелкину и сказать: имеются у меня сведения, что по такому-то адресу (называется деревня Селищи Ильинского района Владимирской области) готовится преступление. И пусть он позвонит в область, а они подошлют ОМОН.

Но! Опять-таки я не знал, что происходит с Риммой и в каком она статусе: заложница или, может, подельница? И тот хмырь, с которым она прогуливалась позавчера по Ферсмана, ей кто и почему оказался рядом? Я хоть не жалую – точнее, ненавижу Римкиных хахалей, – но все равно подставлять под статью ее приятеля не хочу.

Поэтому оставалось мчаться – я и мчался.

Я пролетел поворот на Щелково и город Чкаловский. Потом пронесся под новым ЦКАД, миновал Черноголовку, затем Киржач.

Шоссе делалось все хуже. Наконец я добрался до райцентра Ильинское и свернул на изрытую (как предупреждал меня навигатор) трассу до Селищей.

А когда доехал наконец до деревни, то сразу понял, что опоздал.

Римма.

Двумя часами ранее

Никаких поползновений Мишка вечером не проявил. Постельное белье в избе оказалось ветхое, влажное, поэтому стелить его Римма побрезговала. Легли одетыми: девушка на никелированную кровать с шарами, прямиком из сороковых годов прошлого века, а Миня на продавленный диван.

Перед сном на всякий случай он ее вооружил. Нашел в избе старый нож, долго его оттирал от ржавчины, потом точил. У него хорошо получалось все делать руками, можно залюбоваться. Миня снял рубашку, и тело у него проявилось не такое накачанное-оформленное, как у Пана, но жилистое и загорелое. Повязка, которую они поменяли в квартире у Клима, больше не кровоточила. Он и себе наточил тесак с лезвием сантиметров двадцать. А еще – топор.

Рано утром (она спала) встал, сходил на разведку. Пришел через пару часов, когда Римма кофе пила, доложил:

– Въезд в деревню один, по той трассе. По другим дорогам проехать можно только на танке. Если они вдруг появятся, то только как мы. Поэтому ты сиди здесь, а я пойду подежурю.

– Я с тобой.

– Перестань. Это опасно.

– А тебе не опасно?

– Зато ты, если что, успеешь убежать.

– Не надо мне этого, Миня. Идем вместе. А по дороге ты расскажешь, в чем дело. Хотя бы знать, за что погибаем.

– Типун тебе на язык.

Все-таки она его уболтала, и они пошли на опушку вдвоем.

Сознание опасности будоражило кровь – как тогда, почти двадцать лет назад. И тот же Миня был рядом.

В тот раз им обоим удалось выйти сухими из воды – причем почти в буквальном смысле.

Но вот теперь, кажется, прошлое их догнало.

Но, может, обойдется?

Они остановились за кустами, в стороне от дороги. Присели на поваленную и бесхозно брошенную березу.

– Давай, рассказывай, – напомнила Римма Мишке.

– Я по порядку, – сказал он. – Итак, все случилось с неделю назад. Мы с Веткой поехали купаться на залив, в Лебяжье…

– Ветка – это кто?

– Какая разница! Не перебивай! Вот мы в Лебяжьем сидим с ней на берегу на песочке, и вдруг я вижу…

По трассе, ведущей из райцентра, прибывало по машине в час. Кое-кто из деревенских тоже редко-редко отправлялся в обратный путь, в город.

Но вот на дороге, прерывая Мишкин рассказ, появилась «Ауди А4». Черная, явно та же, что позавчера охотилась за ними на Ферсмана.

Машина съехала на обочину и остановилась в лесу, не доезжая изб. Метрах в двадцати от Риммы с Минькой.

Открылись дверцы, из авто вышли двое. И еще один оставался за рулем. Полку бандитов прибавилось – теперь их оказалось трое.

Римме представилось, что один из них – тот, кто стрелял в них ночью после ресторана.

Мишка заставил ее пригнуться, спрятаться за упавшим деревом.

Двое бандосов стояли и разговаривали. Посматривали на деревню, показывали руками.

И вдруг – Римма не могла поверить – Мишка прошептал ей: «Лежи тихо, что бы ни случилось». А сам – глупец, безумец! – бросился к пришлецам. В руке у него сверкнул тесак.

Бежал он бесшумно, и ему удалось схватить сзади ближнего к себе бандита. Он взял его руку на болевой и прижал острый тесак к шее. А потом стал вместе с ним медленно отступать к кустам.

Второй из стоявших выхватил пистолет. Шофер выскочил из салона и тоже направил на Миню оружие. Но стрелять они боялись. Ведь парень прикрывался их подельником и медленно отступал в чащу.

А потом, когда их загородила от бандитов разлапистая елка – Римма с другого угла все видела, – Миша вдруг беспощадно резанул тесаком горло бандита, и тот стал медленно опускаться на землю.

Хлынул фонтан крови, а Мишка тем временем вытащил из кобуры у бандоса пистолет и кинулся в глубь леса, в противоположную от Риммы сторону. Он словно уводил убийц от нее и от деревни.