– Это вы так говорите, – презрительно возразила мать старой девы. – Откуда мы знаем, что вы не лжете? Опоили, сняли брильянтовый крест и спрятали… где-нибудь. Наверное, и сообщника привели.

– Я всегда ложусь ровно в десять! И к тому времени, когда полковник вас оставил, уже наверняка спала!

– Это все слова, причем ваши и никем не подтвержденные, – фыркнула фрау и замкнулась в гордом молчании. Учительница, не находя достойного ответа, комкала шаль. Мужчины благоразумно помалкивали. В наступившей тишине раздался робкий голос поэта:

– А что происходит?

Пояснить, что происходит, немедленно решили все. Больше всех старались мать и дочь, глубоко оскорбленные тем, что оказались «в обществе воров, убийц, пиратов и неотесанных мужланов».

Поэт доверчиво переводил взгляд с одного пассажира на другого. Гвалт достиг наивысшего эмоционального накала, и тогда старый ученый, выхватив у священника книгу, с размаху грохнул ею о стол. От неожиданности пассажиры утихли. Ученый перевел дух. Испытанный способ угомонить студентов на лекции не подвел и тут.

– Господа. Дамы. В конце концов, если капитан запер нас в салоне, то, значит, у него была на это веская причина.

– Конечно, – желчно отозвалась фрау Лидманн. – Думаю, наш багаж – вполне достаточная причина.

Старичок утомленно вздохнул.

– Фрау… простите, не имею чести быть представленным… будьте же последовательны. Поскольку наш багаж находится в трюме, то мы в любом случае никак не сможем повлиять на его судьбу. И кроме того, если вы обвиняете в воровстве эту фройлен, совершенно, кстати, напрасно, то какой же тогда смысл обвинять еще и капитана?

– Почему это напрасно? – надменно осведомилась фройлен Лидманн. – Я сама все прекрасно слышала! Она подкараулила полковника у двери и заманила к себе. Бутылочка у нее, видите ли!

Рыжеволосая учительница покраснела от обиды и уже открыла рот, как старичок хладнокровно заметил:

– Сначала вы сказали, что слышали просто женский голос.

– Да, – едко отозвалась старая дева. – Вы же не будете утверждать, что это был мой собственный голос? Кроме меня и матушки здесь только одна, с позволения сказать, женщина – вот эта особа.

Учительница вскочила.

– Фройлен!

– Но даже если вы воровка, то это ни в коей мере не оправдывает капитана. Риадский пират!

– Послушайте! – вмешался столичный отрок – ему показалось, что учительница сейчас заплачет, а он смертельно боялся женских слез. – Когда полковник вышел, было почти полдвенадцатого, а если фройлен говорит, что спала…

– Дело не в том, что фройлен говорит, – сказал старичок. – Двери ее каюты выходят на корму, где я находился почти с десяти и до тех пор, пока капитан не привел меня в салон. Уверяю вас, после того как в десять фройлен погасила свет и заперлась изнутри, дверь ее каюты не открывалась.

– То есть вы хотите сказать, – застенчиво спросил священник, деликатно вернув себе книгу, – что на корабле есть еще одна женщина?

Пассажиры примолкли. На бриге было девять кают – одна капитанская и восемь пассажирских. Все пассажирские каюты были заняты, оставалось предположить…

Ночное небо потемнело до странного, чернильного цвета. Капитан, присев на корточки у двери в салон, заряжал дробби. На парадном мундире старшего лейтенанта Дейрского флота ее величества было двенадцать серебряных пуговиц. Две он уже использовал.

«Приятно ощущать себя спасителем человечества», – кисло подумал Кеннет. Надвигалась гроза, старушка «Аберрейн» предостерегающе поскрипывала такелажем. Бреннон выпрямился и взглянул на небо. Качка ослабела, но затишье перед грозой будет недолгим. Нет ничего гаже, чем ловить кровососа на мокрой палубе под дождем. Особенно печалило то, что никаких гроз в это время года Дессен не знал. Бриг вдруг содрогнулся, захлопали паруса, и надсадно заскрипели мачты. «Аберрейн» жалобно застонала.

Бреннон стиснул зубы: при надвигающейся грозе и поставленных парусах бриг рискует переломать мачты, но выпустить команду на палубу – это все равно что сервировать шикарный обеденный стол. Кеннет взглянул на полковника Шрайбера – тот лежал на палубе и тяжело, сипло дышал. Капитан понятия не имел, как далеко все зашло. Он неуверенно оглянулся на салон: возможно, его всего лишь пытаются увести прочь от беззащитных пассажиров.

Стон «Аберрейн» почти перешел в крик, и Кеннет понял, куда надо бежать. Он бросился к штурвалу и выругался: штурвал крутило, «Аберрейн» возмущенно скрежетала. Ее заставляли забирать круче к ветру, ведя в открытое море. Если две ночи пути до Шеллингхерста еще оставляли пассажирам и матросам шанс уцелеть, то в открытом море, в грозу, капитан не сможет спасти никого.

Кеннет пальнул в воздух над штурвалом. Ввысь унеслось что-то темное и скрылось в парусах. Бреннон, стараясь не думать, что оно может прыгнуть сверху, взялся за штурвал. Бриг гулко вздохнул. Капитану никто не помешал – это была всего лишь уловка, чтобы убрать его от салона. Или гнусных тварей было две… Нет, тогда бы он уже был трупом. Но насколько разумны кровопийцы? В легендах говорилось об их умении насылать туман, безумие и управлять погодой, однако способны ли дирдайле на стратегическое планирование?

Капитан выровнял курс, направился к дверям салона и замер в нескольких шагах от цели – оно сидело над распластанным по палубе телом полковника. Черное и серое, что-то сгорбленное, но отдаленно напоминающее человека. Кеннет рванул дробби из-за пояса, но оно почуяло движение и ринулось прочь. Две серебряные пули рассекли ночь, на палубу упало несколько пурпурных капель, слабый стон растаял в парусах, гулко грохнуло в темном небе, и брызнул дождь. Бреннон опустился на колено перед телом полковника. Шрайбер был смертельно бледен, но еще дышал. По его шее за воротник стекала струйка крови.

Дверь снова распахнулась, и в салон, пошатываясь под тяжестью Шрайбера, ввалился капитан Бреннон. На них изумленно воззрились все бодрствующие пассажиры.

– Врачей сюда! – сипло гаркнул Кеннет. – Тут кровопотеря… А, ну их к черту!

Молодые медики уже сладко спали, и едва ли их покой потревожил бы даже бортовой залп. Бреннон свалил полковника на диванчик, поспешно освобожденный поэтом, и обернулся к пожилому ученому:

– Эй, герр… как вас…

– Конрад Левин, – представился старичок.

– Герр Левин, вы же ученый!

– Милый юноша, – после короткой паузы сказал Левин, – я энтомолог. Могу оказать моральную поддержку.

– Позвольте мне. – Рыжая учительница поднялась и сбросила на кресло шаль. – Я знаю основы первой помощи. Что с ним?

– Потерял много крови.

Девушка опустилась на колени перед Шрайбером.

– Но где же раны?

Кеннет оттянул воротник мундира и показал ей парные точки. Учительница коротко ахнула:

– Это… что это?

– Тише. Его укусили.

– О боже, н-но… как?

Бреннон в ответ пожал плечами.

– Ему нужна вода, он сильно обезвожен. И плед, чтобы укрыть… Я могла бы промыть и перевязать рану, обработать спиртом укусы, чтобы убить заразу, – сказала девушка.

Кеннет оценивающе покосился на медиков. Может, выжать их?

– Я принесу вам аптечку.

Он отошел к двери и, укрывшись в полутьме от пассажиров, выгреб из кармана пару серебряных пуговиц, привычным движением переломил обрез и зарядил. Уже собираясь запереть дверь, капитан обнаружил, что старичок-энтомолог просочился следом и проницательно поблескивает на него глазами за стеклышками пенсне.

– Вы рискуете, заряжая ваше оружие серебром.

– А вы – высовываясь из салона.

– На борту обнаружилось нечто, м-м-м… неучтенное?

– Дирдайле, – процедил Бреннон. – Сунули контрабандой.

Левин провел пальцами по усам и бородке.

– Увы, мне незнаком термин «дирдайле». Это плохо?

– Смотря для кого. Дирдайле, думаю, счастлив. Наконец-то он от души наестся!

Энтомолог в задумчивости посмотрел на Кеннета снизу вверх.