– Да уж мы знаем, – сказал Маленький Джон.
– А Робин ‘уд знает, что мы придем?
– Ну нет, утеночек мой, ученый мальчуган вроде тебя должен и имя его произносить по-ученому.
– Да как же его зовут? – воскликнул мальчик, отчаявшись и задыхаясь оттого, что приходилось все время бежать. – Вы-то сказали «уд»!
– Так ведь ‘уд и есть, утеночек, так же, как зовется по-нашему лес, которым вы бежите. Это очень хорошее имя.
– Робин Вуд!
– Вестимо, Робин ‘уд. Как же еще его называть, когда он-то и правит лесом? Они ведь места привольные, леса-то, добрые места. Хочешь, спи в них, что зимою, что летом, хочешь, бей дичь для общества, если проголодался, хочешь, дыши их запахом, когда деревья выпускают хорошенькие яркие листья, одно за другим, все по порядку, или теряют старые – по тому же порядку, но только наоборот; можешь стоять, и тебя не увидят, можешь ходить, тебя не услышат, а уляжешься спать, лес согреет тебя, – да, доброе место лес, настоящее, для вольного человека с руками и с сердцем.
Кэй сказал:
– А я-то думал, что все люди Робина Вуда носят штаны и дублеты из зеленой линкольнской шерсти.
– Так это мы зимой, когда есть в том нужда, а то еще кожаные поножи надеваем, но то на лесных работах, а летом такая одежка нужна разве что на заставах – для тех, кому нечем заняться, кроме как сторожить.
– Так, значит, вы на посту стояли?
– Ну да, как и старый Мач, с которым вы говорили у сваленного дерева.
– А большое дерево, к которому мы подходим, – воскликнул торжествующий Кэй, – это, я думаю, крепость Робина Вуда!
Они приближались к царице леса.
Это была липа, огромная, как та, что растет в «Парке Мур» в Хартфордшире, – не менее сотни футов в высоту и футов семнадцать в обхвате, если обхватывать в ярде от земли. Подножие ствола ее, схожего с буковым, украшало кружево молодой поросли, а кора в тех местах, где от ствола отходили большие ветви, треснула и обесцветилась от дождевой воды и древесного сока. Пчелы жужжали среди ее липких и ярких листьев, уходящих в небо все выше и выше, и веревочная лестница терялась в кроне. Без лестницы никто бы на нее не взобрался, даже в железных крючьях.
– Верно надумали, мастер Кэй, – сказал Маленький Джон. – А вон и мастер Робин, между ее корнями.
Мальчики, внимание которых приковал дозорный, забравшийся в воронье гнездо на вершине этого качающегося и шепчущего украшения земли, сразу опустили глаза вниз и впились ими в прославленного разбойника.
Вопреки их ожиданиям, вид у него был вовсе не романтический, – во всяком случае, на первый взгляд, – хоть ростом он лишь немного уступал Маленькому Джону. Эти двое были, безусловно, единственными на свете людьми, которым когда-либо удавалось послать стрелу из большого английского лука на целую милю. Жилистый человек с телом, лишенным жира, не полуголый, как Джон, но в простом выцветшем зеленом платье и с серебряным охотничьим рогом на боку. Чисто выбритый, загорелый, мускулистый и узловатый, как древесные корни, но причиной его зрелости и узловатости были вольный воздух и поэзия, а не возраст, ибо лет ему было едва за тридцать. (Он доживет до восьмидесяти семи и будет считать причиной своего долголетия смолистый воздух сосновых лесов.) В эту минуту он лежал на спине и глядел вверх, хотя и не в небо.
Голова Робина Вуда счастливо покоилась на коленях у Мэриан. Она сидела между корнями липы в цельнокроеном зеленом камзоле с полным стрел колчаном на опояске, голорукая и голоногая. Блестящие каштановые волосы, обыкновенно заплетаемые для удобства в косы на время стряпни и охоты, привольно лились с ее головы, и волны их обрамляли его лицо. Они негромко пели на два голоса, и Мэриан щекотала Робину кончик носа прядью мягких волос.
пела девица Мэриан,
Кто рад лежать со мною,
Кто с птичьим хором в лад
Слить звонко песни рад,
К нам просим, к нам просим, к нам просим, –
негромко подпел Робин.
В лесной тени враги одни –
Зима, ненастье, осень.
Они счастливо рассмеялись и начали заново, поочередно выпевая строки:
В ком честолюбья нет,
Кто любит солнца свет,
Сам ищет, что поесть,
Доволен всем, что есть, –
затем оба вместе:
К нам просим, к нам просим, к нам просим.
В лесной тени
Враги одни –
Зима, ненастье, осень
[3].
Пенье закончилось смехом. Робин, который накручивал на загорелые пальцы тонкие шелковистые пряди, падавшие ему на лицо, резко дернул за них и вскочил на ноги.
– Привет, Джон, – сказал он, сразу заметив пришедших.
– Привет, Хозяин, – сказал Маленький Джон.
– Так, значит, привел молодых сквайров?
– Они меня привели.
– Так или этак, добро пожаловать, – сказал Робин. – Я не слышал о сэре Экторе ни одного дурного слова и не знаю причин, по которым стоило бы травить его щенят. Как поживаете, Кэй и Варт, и кто указал вам путь через лес по моим прогалинам именно в этот день?
– Робин, – перебила его женщина, – ты их не можешь принять!
– Почему же, голубка моя?
– Они же дети.
– Именно дети нам и нужны.
– Это не по-людски, – сердито сказала она и принялась собирать волосы.
Разбойник, видимо, полагал, что разумнее с нею не спорить. Вместо этого он оборотился к мальчикам и спросил:
– Стрелять умеете?
– Будьте уверены, – сказал Варт.
– Мог бы попробовать, – сказал более сдержанный Кэй под общий смех, вызванный заверением Варта.
– Иди-ка сюда, Мэриан, дай им один из твоих луков.
Она подала ему лук и с полдюжины коротких стрел.
– А ну-ка, в чучело, – сказал Робин, передавая их Варту.
Варт огляделся и обнаружил чучело примерно в сотне шагов от себя. Он понял, что свалял дурака, и весело сказал:
– Прости, Робин Вуд, но, боюсь, для меня это далековато.
– Не беда, – ответил разбойник. – Выстрели. Мне достаточно посмотреть, как ты это делаешь.
Варт наложил стрелу как только мог быстро и аккуратно, широко расставил ноги в линию с направлением, по которому хотел отправить стрелу, расправил плечи, оттянул тетиву к подбородку, смерил взглядом мишень, направил стрелу вверх примерно на двадцать градусов, прицелился на двадцать ярдов правее, потому что всегда немного отдергивал влево, и пустил стрелу. Он промахнулся, но не сильно.
– Теперь Кэй, – сказал Робин.
Кэй произвел те же движения и тоже выстрелил хорошо. Каждый держал лук верно, быстро отыскивал старшее перо и соответственно ставил стрелу, каждый натягивал лук за тетиву, – большинство мальчиков, которых этому не учили, тянут за кончик стрелы около выемки, сжимая его большим и указательным пальцами, но настоящий лучник оттягивает тетиву двумя или тремя пальцами, позволяя стреле лишь следовать за ними, – ни тот ни другой не позволяли острию стрелы отклоняться влево, пока натягивался лук, и не цепляли тетивой за левое предплечье, – две ошибки, общие для незнающих людей, – и каждый пускал стрелу без рывка.
– Хорошо, – сказал разбойник. – Эти не только на арфах играют.
– Робин, – резко произнесла Мэриан, – нельзя подвергать детей опасности. Отправь их домой, к отцу.
– Я не сделаю этого, – сказал он, – если они сами не захотят. Это их драка, в той же мере, что и моя.
– Какая драка? – спросил Кэй.
Разбойник отбросил лук, уселся, скрестив ноги, на землю и, потянув девицу Мэриан, заставил и ее присесть рядом. Судя по его лицу, он испытывал затруднения.