Лев Симкин
Мост через реку Сан. Холокост: пропущенная страница
© Симкин Л.С., текст, 2024
© Благотворительный фонд «Фонд поддержки христианской культуры, науки и образования», 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
«Линия границы между обоюдными государственными интересами на территории бывшего Польского государства проходит… по течению реки Сан до ее истока». Из дополнительного протокола между Союзом ССР и Германией, подписанного В. Молотовым и Ф. Шуленбургом во исполнение статьи I Германо-Советского договора о дружбе и границе между СССР и Германией. Город Москва, 4 октября 1939 года.
«Через реку мост. Он нейтральный, на одном его конце наш часовой, на другом – немецкий». Из рукописи пограничника, героя Великой Отечественной войны Ивана Кривоногова «Мои воспоминания о побеге из фашистского плена». Город Горький, 1958 год.
«По одну сторону моста стоял немецкий солдат, а по другую – красноармеец. Пропускали свободно и с одной, и с другой стороны». Из протокола допроса Самуила Шулимовича, 1912 года рождения, обвиняемого в незаконном переходе границы по мосту через реку Сан в городе Перемышле. Тюрьма города Львова, 18 июня 1940 года.
Линия границы между обоюдными государственными интересами Германии и СССР в Перемышле, 1939 год
«С какой целью переходили границу?» (Вместо предисловия)
…5 ноября 1939 года по мосту через реку Сан, разделявшую Перемышль на две части, пришел из Германии в СССР Самуил Шулимович, 27-летний портной из города Сосновца. О его существовании я узнал из материалов уголовного дела, где собраны разнообразные протоколы, обвинительное заключение и в самом конце, вместо приговора, – выписка из протокола ОСО – Особого совещания НКВД, отправившего беглеца на три года в исправительно-трудовой лагерь.
Следователь НКВД, допрашивавший Шулимовича в октябре 1940 года в львовской тюрьме, выяснял, почему тот решил перейти границу.
– 1 сентября 1939 года мы услышали слухи о войне. Мать попыталась запастись едой, но полки магазинов уже были пусты. А потом пришли немцы.
– Как относилась немецкая власть к местному населению?
– Вообще к населению немецкая власть относилась хорошо, за исключением евреев, которых избивали, а также публично расстреливали.
– С какой целью переходили границу?
– Хотел жить в СССР. Знал, что в Советском Союзе рабочий класс до рабочего относится хорошо. Не то что в Польше.
Уточню, тогда то была уже не Польша, а Генерал-губернаторство – административно-территориальное образование гитлеровской Германии с центром в Кракове. На его территории действовало законодательство Германии, ограничившее в правах большинство жителей, поскольку те не имели статуса граждан. У одной категории жителей Генерал-губернаторства прав и вовсе не было – это были евреи. К их числу относился каждый пятый житель родного города Шулимовича – Сосновец, название которого происходит от «соснового бора».
Начиная с 17 сентября 1939 года, когда Красная армия вступила на территорию восточной Польши, из польских городов и местечек ей навстречу потянулись евреи. В основном молодые люди. Предчувствуя грядущую беду, их толкали на восток старики, спасая будущее своего народа. Сколько человек добралось в СССР через пограничные реки Буг и Сан, по мостам и вброд – никому не известно, по оценкам исследователей – до 300 тысяч, более точных данных я не нашел. Поначалу новую советско-германскую границу можно было перейти без проблем, потом отношение к беглецам изменилось, многих прямо с границы отправляли в места не столь отдаленные. С октября 1939 года по май 1941 года на советско-германской границе было задержано больше ста тысяч человек.
К статье Уголовного кодекса, карающей за незаконное пересечение границы, прилагалось «примечание», согласно которому ее действие не распространялось на случаи перехода границы с целью использования предоставляемого Конституцией «права убежища для иностранцев, преследуемых за политическую деятельность или религиозные убеждения». Но на это примечание никто не обращал внимания, ведь евреев в Третьем рейхе преследовали не за то и не за другое. А всего лишь за этническую принадлежность.
Судьба беглецов была нелегкой, но в конечном счете многим из них удалось спастись от неминуемой гибели. В отличие от тех, кто остался. В СССР их ждала вторая жизнь, кого-то – лагерь, кого-то – депортация и ссылка, освобождение по амнистии 1941 года и, наконец, эмиграция в Польшу и далее в Израиль, где ныне живет немало потомков тех беженцев.
Невероятные судьбы. Особенно если учесть, как мало европейских евреев выжило в огне Холокоста. А тут целая группа выживших, среди которых были люди выдающиеся, включая будущего главу Государства Израиль Менахема Бегина. Еще назову Мечислава Вайнберга – одного из крупнейших советских композиторов ХХ века. Это имя известно не одним лишь ценителям серьезной музыки. Мои ровесники в большинстве своем хоть и прошли мимо его опер и симфоний, наверняка помнят наизусть песню из «Последнего дюйма». До сих пор по волнам нашей памяти «тяжелым басом гремит фугас, ударил фонтан огня, а Боб Кеннеди пустился в пляс, какое мне дело до всех до вас, а вам до меня». Как и сочиненный им же первый советский рэп, про Винни-Пуха.
Иные историки выдают прием еврейских беженцев из Польши в СССР за акт величайшей гуманности – мол, если Великобритания и США к этому времени приняли примерно по 50 тысяч евреев, то советская сторона приняла в несколько раз больше. Верно, приняла, да так, что чуть не задушила в объятиях. По большому счету судьба беглецов от нацизма была советскому руководству глубоко безразлична. «Еврейских рабочих, интеллигентов, ремесленников, бегущих от фашистского варварства, вы равнодушно предоставили гибели, захлопнув перед ними двери нашей страны, которая на своих огромных просторах может приютить многие тысячи эмигрантов», – это я цитирую опубликованное в эмигрантской прессе в октябре 1939 года предсмертное «Открытое письмо Сталину» Федора Раскольникова, видного большевика и крупного дипломата, под угрозой ареста ставшего невозвращенцем.
…Похожих уголовных дел – о незаконном пересечении границы – я прочитал их около ста, от корки до корки. Точнее, их копии, собранные в Мемориальном музее Холокоста в Вашингтоне, сами дела пылятся в архивах Украины и Беларуси. С тех пор как на постсоветском пространстве открылись архивы, сотрудник музея историк Вадим Альтцкан путешествует по столицам бывших советских республик и переснимает материалы, связанные с Холокостом. Благодаря ему в тамошней библиотеке можно найти копии нескольких тысяч рассмотренных советскими судами уголовных дел, на оригиналах которых проставлены грифы «Секретно» и «Хранить вечно»[1].
В том же музее есть отдел устной истории, и в нем – запись рассказа другой уроженки города Сосновец, Беллы Якубович. «Немцы захватили Сосновец 4 сентября; через две недели все еврейские мужчины города были интернированы. Моему отцу тогда было 39 лет. Он вернулся через неделю и не рассказывал, что там случилось, но после возвращения его каштановые волосы стали седыми». Все самое страшное было впереди, со временем сосновецких евреев отправили в Аушвиц. Белла попала в Берген-Бельзен, откуда ей посчастливилось выйти живой.
Но я не стал дальше вникать в леденящие душу подробности происшедшего в Сосновце. Меня больше интересовал другой город, тот, что упоминался в показаниях Шулимовича. Из головы никак не шла нарисованная в его показаниях картина – мост через разделявшую город реку, по одну сторону которого стоит гитлеровский солдат, по другую – красноармеец, а между ними люди, бредущие от смерти к жизни.
Название этого города сразу показалось мне смутно знакомым: Перемышль, Перемышль – ну да, была же песня, где он упоминается, народная песня. «Брала русская бригада Галицийские поля, и достались мне в награду два железных костыля. Из села мы трое вышли, трое первых на селе. И остались в Перемышле двое гнить в сырой земле…»