Друг все видит, все знает. Он глядит в душу каждого… Так говорит моя мать, прихожанка Церкви Дружбы.

Стук повторился. И тут я понял, что стучат не ко мне, а к соседу. Страх и сонливость усилили громкость во много раз, заставив меня по-настоящему попрощаться с жизнью.

Оглушительный грохот – выламывают дверь. Я жадно прильнул к глазку и увидел, как оперативники, закутанные в броню с пурпурными накидками, разносят в щепки хлипкую деревянную дверь прямо напротив моей квартиры. Затем выводят сгробленного лысого старика со скованными за спиной руками. Следующий за ним оперативник несет под мышкой неопровержимые свидетельства преступления: сборник стихов и пару низкопробных эротических романов, насколько я смог разглядеть обложки.

Я вспомнил о заказе, который вчера получил от Дзеты и ощутил, как холодная рука сжала горло. Я так испугался вчерашней тревоги в центре, что позабыл спрятать его в тайник! А что, если они решат обыскать соседей?

Я замер, стараясь не издавать ни звука. Куртка со свертком в кармане висела прямо передо мной на дверном крючке. Пока я судорожно думал, куда его можно перепрятать, кто-то подошел к моей двери и властно постучал.

Сердце будто пропустило несколько ударов. Вся жизнь пронеслась перед глазами. Все, мне конец.

Нужно открывать. Чем дольше молчу, тем подозрительнее. Они наверняка знают, кто из жильцов дома, а кто нет. Надо открывать…

Глубоко вдохнув, я потянул щеколду, приоткрыл дверь и столкнулся взглядом с оперативником.

Лицо его было будто высечено из камня – массивный подбородок, почти квадртаная челюсть. Серые глаза смотрели сквозь меня – по мерцающему метафону на его виске я понял, что он изучает информацию, подаваемую в мозг этим хитрым устройством.

–Ваше имя, – раздался холодный голос.

–Ро, – еле слышно ответил я.

–Говорите громче.

–Ро!

–Знаете человека, который живет напротив? – оперативник чуть отстранился, позволяя мне обозреть повисшую на одной петле дверь.

–Нет. Видел пару раз, но не общались.

–Почему?

–Не хотелось.

–Почему вы не пользуетесь метафоном?

Я запнулся, тщательно взвешивая каждое слово.

–Наш мудрый Друг говорит, что это добровольно. Я бы не хотел, чтобы мне лезли в мозг.

–Почему? Вам есть, что скрывать?

–Нет. Просто хочу оставаться чистым.

Я поморщился, запоздало поняв, что подобрал не очень хорошее слово. В такой логике получается, что те, кто носит метафоны – не чистые. И оперативник мгновенно это просек. Рука его опустилась к кобуре на поясе.

–Медленно сделайте шаг назад, не совершая резких движений.

Я обреченно выругался про себя и сделал, как велено.

Оперативник вошел, внимательно оглядывая каждый миллиметр моего жилища. При свете дня оно выглядело довольно жалко. Кровать, стол, стул, шкаф с одеждой. Холодильник, забитый едой с истекающим сроком годности, собираемой на фуд-шерингах возле супермаркетов. Единственное, что выделялось – посреди комнаты на крюке, вбитом в потолок, болталась красная боксерская груша.

–Занимаетесь спортом? – усмехнулся оперативник.

–Да, для здоровья, – поспешил ответить я, пряча за спиной руки с покрытыми коркой костяшками.

Думал я лишь об одном: когда оперативник зашел, он прижал входную дверь с висящей на ней курткой к стене. И теперь, когда будет выходить, заметит ли он это? Больше бояться было нечего – как опытный фарцовщик, я железно следовал важному правилу: никогда не хранить товар в жилище.

Оперативник прошелся по комнате, заглянул под стол, пощупал грушу, кинул взгляд на балкон, порылся в шкафу, брезгливо потыкав мою одежду. Вдруг его метафон снова заморгал, оперативник замер, мысленно отвечая на сообщения, и стремительно направился к выходу.

–Ладно, крыса, живи… пока что, – тихо бросил он через плечо.

Я закрыл за ним дверь, задернул щеколду, подошел к груше и обрушил на нее град ударов, снова раня едва зажившие костяшки.

Красный цвет – это хорошо. На нем не так заметны пятна крови. Чем больнее мне становилось, тем быстрее выходили наружу гнев, страх и ненависть, густо перемешанные в ядовитый коктейль.

-–

Проводив взглядом аэромобили Директората Безопасности, улетающие прочь из нашего гетто, я обработал руки и достал из кармана сверток, который чуть было меня не погубил. Развернул оберточную бумагу.

«Лекарственные растения Карелии». Госиздат, 1958 год. Петрозаводск, Карельская АССР.

Прекрасно. Именно то, что я искал.

Осталось найти еще две книги, и я буду готов. Одна из них – «Волович В.Г. С природой один на один: О выживании человека в экстремальных условиях. – М.: Воениздат, 1989». Судя по описанию, которое мне удалось урвать в одном старом библиотечном каталоге, это было отличное советское пособие. Автор в 1971–1983 возглавлял отдельную научно-исследовательскую лабораторию, занимавшуюся проблемами выживания летчиков и космонавтов после вынужденного приземления в безлюдной местности или приводнения. Как обещало описание, «читатель почерпнет из книги ценную научную информацию об особенностях жизнедеятельности организма человека в трудных климатических условиях, узнает о дикорастущих съедобных растениях джунглей и пустыни, о ядовитых змеях, о ловле рыбы с помощью растительных ядов и многом другом, он получит много полезных советов, как вести себя в условиях автономного существования: ориентироваться, строить убежища, добывать воду и пищу, оказывать первую медицинскую помощь и т. д.».

По второй из оставшихся книг такой конкретики не было – я просто запросил у Дзеты кулинарное пособие, написанное простым и понятным языком, с упором на продукты естественного происхождения.

Жаль, что не вышло получить их сегодня. Я так ждал. Как только соберу их все, то смогу, наконец, сбежать. Прочь из этого города, прочь от этих людей, добровольно сдавших себя в рабство, отказавшихся от свободы для себя и своих потомков.

Затеряться в лесах. Научиться жить одному, вдали от цивилизации. Стать добровольно Робинзоном и надеяться когда-нибудь набрести на своего Пятницу. Или – Дон Кихотом и искать своего Санчо Панса. Так тоже можно посмотреть на мой план – как на безумие старого идальго, отправившегося на заранее обреченную войну со здравым смыслом.

Я не знал, насколько реалистичен этот план. Не выследит ли меня Друг? Не вернет ли обратно? Способна будет ли еще природа, изнасилованная за последние десятилетия войной и последовавшим за ней сверхрасширением производства, прокормить меня?

Мне было уже плевать. Я не мог жить, не мог дышать здесь, где ощущал себя заклеймленным, неправильным, бракованным и отверженным, самым одиноким существом в мире.

Виноват ли я в том, что у меня есть глаза и уши, в отличие от 90% стада? Виноват ли я в том, что вижу, куда все движется и слышу звон мясницкого ножа? Овцы думают, что пастух построил загон и кормушку для заботы о них, а вовсе не для того, чтобы содрать с них шкуру и мясо положить на тарелку. И каждого, кто пытается развеять их уютную иллюзию и вывести из загона – они сами же забодают до смерти. Так сгиньте же все до последнего. Я буду спасаться сам. Я не наивный романтик, чтобы жертвовать собой и пытаться за уши вытянуть на свет того, кто упирается всеми копытами.

Я заварил чай, достал холодный рулет из синтетического мяса и сел завтракать, включив маленький экранчик старого планшета. Вдруг в новостях что-то будет про вчерашние события в центре?

Конечно же, ни единого упоминания. А значит, там произошло что-то серьезное. Поскольку Друг контролирует в режиме онлайн каждый бит информации, существующий в Сети, ничто не может попасть туда без его воли.

Более того, я уверен, что никаких новостей, репортеров и ведуших уже давно не существует. Многие, например, мой отец, крутят пальцем у виска, когда я делюсь этой идеей, но я продолжаю стоять на своем. Способности Друга к генерации видео, звука, мимики людей уже настолько развиты, что он может прямо на ходу сочинить, снять и смонтировать видеоролик любого хронометража и содержания. Стилизовать его под любой канал, любую культуру и эпоху. Но, видите ли, у моей мамы есть знакомый, у которого есть знакомый, который ему сказал, что работает ведущим новостей и каждый день ходит на работу.