Намокло курево в кармане

Озноб взобрался по спине,

Кольнув мурашками, плечами

Тряхнул он, лёжа на земле.

Под слоем дерна, сросшись с рощей,

Берёзок русских и родных,

Белесых, в черном многоточии,

То шепчущихся, то немых.

Он выбрал две и неприметных,

Под бугорком на срезе кущь,

Успев зарыться до рассвета,

Опередив от солнца луч…

Уже пошли вторые сутки,

А он глаза всё не смыкал,

По небу затянули утки —

Весна…, местами снег стоял.

Привык и к запаху, и к влаге,

К отсутствию других людей,

Через прицел на них то глядя,

То убивая каждый день.

Внизу дорога, в километре,

Вокруг леса, поля…, война,

А он всё так же неприметно

Несёт свой крест военспеца.

Он оправдался перед Богом,

Благословился у отцов:

Духовного, родного тоже,

Уйдя туда, где льётся кровь.

Здесь русской больше, православной,

Здесь те же храмы, тот же Бог,

Язык, история…, но нравы

Здесь извратили нам на зло!

Вот на дороге вновь колонна,

Взглянул… наёмник на «броне»,

Такая цель весьма условна –

Просто мишень, не человек.

Всмотрелся… тоже видно снайпер,

Приехал русских пострелять!

«Добро пожаловать!» – и плавно

На «спуск» он начал нажимать.

Толчок в плечо, бесшумно выстрел

Через глушитель прошипел,

И смерть пришла быстрее мысли,

В кадык ужалив, между вен.

Обмякло тело, взгляд потухший

Упёрся безразлично в синь

Небесную… и равнодушно

Окончил кто-то свою быль.

Колонна мерно удаляясь,

Тащила бесполезный труп,

А ведь недавно, ухмыляясь,

Он думал, что безмерно крут!

Прошёл он три конфликта разных,

На континентах и морях,

«Солдат удачи» в кровь погрязший

Невинных, убиенных зря.

Здесь он предчувствовал сафари,

Но дичью оказался сам,

Окончив жизнь на чуждой дали,

Прибавившись к другим крестам…

Свои оружие забрали,

И, скинув труп, с «брони» в овраг,

Благополучно все забыли —

…В забвение повержен враг!…

Под вечер он заметил группу,

Те явно шли за «языком»,

Скрываясь грамотно, без звука,

Бегом, на корточках, ползком.

Он без труда «назначил» старших,

Издалека нанёс удар,

Сорвав диверсию на марше,

И растворился, словно пар.

Под утро он вернулся в роту,

Уже обратно торопясь,

Скоординировал работу

И ночью в дождь ушёл опять.

Он помогал своим ребятам,

Держа «отхода» коридор,

Прождав четыре дня…, на пятый,

Попал под огненный разбор.

Разведка поздно возвращалась,

С чужбины раненых неся,

Через засаду прорывалась,

Её с собой и привела.

«Глаз» выбрал верную высотку,

Под сенью стареньких елей,

Поглубже в лес, немного сбоку

От развивающихся дел.

Он пропустил своих… спокойно

Дождался рысящих врагов,

По флангам догонявших бодро,

Чтоб в клещи взять его братков.

Ещё немного и погибель –

Спецназ не сдастся ни-ког-да!

Но в перекрестии, на отшибе,

Уже майор и два бойца.

Тот им давал распоряжения,

Но не успел все досказать,

Душой покинув в миг сражение,

Под дружный возглас «Твою мать»!

Упал он на руки солдатам,

А в перекрестии лейтенант,

И прогремел ему набатом

Последним в жизни выстрел-грант.

Пробив насквозь главу и каску,

Прошила пуля грудь, ещё

Соседу, сбоку под затяжкой

Жилета, ранив тяжело.

Упали на сырую землю,

По сторонам бросая взгляд,

Свои же медленно, но верно,

Тянули, выстроившись в ряд.

Ракета взвивалась над полями

И беспилотник прожужжал,

А он всё ждал между корнями,

Врага надежно в землю вжав.

Исчезли парни в перелеске,

Пришёл его черед идти,

Но засвистели в поднебесье

Прилеты мин – не проползти!

Не тут-то было! Ни осколки,

Ни взрывы, ни волны удар,

Не дали никакого толку,

А снайпер воплотил свой дар:

Пикап, явившийся на поле,

Уткнулся носом, юркнув в ров,

Водителя постигла доля

Уж пострадавших здесь врагов.

Ещё две пули сквозь прошили

Мотор, насос и бензобак,

Надежды раненых остыли,

Приблизив смерть и смертный страх.

Разрывы близились…, редея,

На перелесок перейдя,

Чужие раненые выли,

Свои спаслись и все не зря…

Вернулся он опять под утро,

Растратив весь боекомплект,

Кивнул спасённым вяло…, хмуро,

И передал в санбат привет.

– Чего он зол и неприветлив? —

Спросил о снайпере боец.

– Под Мелитополем он летом

Семью похоронил – копец…

Её нацисты расстреляли,

Отца и мать, и двух детей.

Жену любимую пытали —

В ней целых не было костей!

Он опоздал всего на сутки…

И в них живет который день,

С тех пор не видели улыбки,

А он теперь один, как тень.

Один, как призрак выживает,

То ищет смерть, то раздаёт,

Она трусливо убегая,

К врагам охотно пристает».

Боец, видавший в схватках виды,

И смерть, и кровь, и жути лик,

Не смог представить всей обиды

Вообразив лишь сердца крик…

А он с открытыми глазами

Проспал до раннего утра,

Во сне моля под образами

Отмщение дать ему сполна.

Он пролежал обед и завтрак,

Под ужин командир позвал:

– Ты слишком стал на риски падок…

– Господь зачем-то это дал.

Он замолчал, почти сурово,

В ответ, как будто что-то ждал,

Но, не дождавшись, тихо снова,

Взглянув в глаза, ему сказал:

– Уходит группа на закате,

Майор опять просил тебя…

«Азовцы» там в заградотряде,

Их командир – мишень твоя.

Зажглись глаза утробой Ада,

В котором жил сей человек,

Хотя в душе его лампада

Любви теплилась, луча свет.

О том подонке знал он много,

Он жил с его гнилой душой,

И говорил с ней очень строго

С порабощенной злом и злой.

Перед глазами был тот вечер,

Когда каратели пришли,

Их каждый шаг в душе помечен

И кровоточит изнутри.

Он видел все в воображении,

Давно за всех всё пережил,

И сотни раз за них в мгновение

По пуле смертной получил.

Он умирал за мать и сына,

За дочь погиб и за отца,

Его пытали, как скотину,

Когда страдала так жена.

Он за себя простил, наверное

Но вот за них уже не смог,

Хотя, и говорил священник —

За них воздаст отмщением Бог!

Он опоздал всего на сутки,

И не узнал родимый двор.

Что был наполнен смертью жуткой,

Его родимый, отчий дом.

Шахтером он с отцом работал,

Но в ополчение ушёл,

Когда Донбасс наполнил грохот

Обстрелов мирных, тихих сел.

Служил до этого в десанте

В гвардейском, русском ДШБ

(Десантно-штурмовая бригада).

И к государственной награде

Представлен за войну в Чечне.

Оружие любил, лелеял,

Любил и бой – всё по мужски,

Но беспредельного не делал,

Вернувшись через две весны.

Зажил, как все – семья, работа,

Сад, огород и отчий дом.

Но к власти вдруг пришли уроды,

И счастье окружил Содом.

Вдруг невзлюбили Русь и русских,

Забыли правду, дружбу, жизнь.